Ухватила потому, что была настоящим художником с громадной пытливостью, с ненасытной жадностью познавать трудящуюся преобразуемую жизнь.
И тогда, когда она под огнем в красной волжской флотилии (1918 г.), и тогда, когда ее судьба закинула в причудливый Афганистан и ей удалось увидеть лицом к лицу европейский империализм в колонии за работой, и на Урале, в угольном районе, и в селе Пармском в хате кустаря, и в рабочем предместье Гамбурга, когда там еще не рассеялся пороховой дым — всегда Лариса Рейснер была пристальной, цепкой наблюдательницей, в которой боец, художник и летописец сплавлялись в совершенно оригинальный образ, ни с кем у нас не сравнимый.
Полная жизни, подвижная, отважная, не знающая страха—она каждый день могла неожиданно для чита
теля очутиться вдруг в каком-нибудь новом — далеком или близком — но неизменно интересном уголке. И вот опять неожиданно — она ушла. Увы, откуда уже нет возврата, нет интересных вестей. Какая-то несчастная история с недоброкачественной пищей. Изнурительная, тяжелая болезнь. И вот Лариса Рейснер в гробу.
Советский писатель потерял блестящего собеседника и друга. Советская печать — одного из выдающихся бойцов.
Нашего полку убыло!
Сейчас же вслед за „Музыкой и Революцией“ народился еще один музыкальный журнал—„Музыка и Октябрь“, являющийся органом Ассоциации пролетарских музыкантов.
Как и в „Музыке и Революции“, декларация журнала построена на известной резолюции ЦК ВКП. Но
вот что по-истине странно. Напечатанное на обложке заявление—
доводит до всеобщего сведения, что орган ВАПМ музыкально-общественный журнал будет име
новаться „Музыка и Октябрь“, а не „Музыка и Революция“, как было опубликовано ранее.
Как известно, „Музыка и Революция“ должна была объединить все живые музыкальные силы .. Повидимому, в процессе подготовки к выходу первого номера произошел раскол.
По какой линии раскололись наши музыкантыобщественники, сказать трудно. Потому что объявленные обоими журналами цели и программы в сущности тож
дественны. Впрочем, „Музыка и Октябрь“ к обычным лозунгам прибавляет еще и—
борьбу с теми музыкальными группировками и направлениями, которые открыто, или под маской внешней революционности, проводят реакционные идеи.
Врачу, исцелися сам!
В статье „Об усвоении старой культуры“ этот орган Ассоциации пролетарских композиторов кричит караул: в магазинах не продают произведений классической цер
ковной музыки!... „Музыка и Октябрь“ тоскует по Requiem’e Моцарта, оплакивает будто бы запрещенный „Лоэнгрин“ Вагнера, содрогается за судьбу „Явления Христа (с почтительной большой буквы!) народу“ Ива
Д. ГинесКсения Маклецова
(к гастролям на о-ве Суматра).
нова или недавно открытой („новоявленной“, т.т. пролетмузыканты?) „Мадонны“ Рафаэля.
Редакционное примечание бьет в набат:
становится ясным, что в области музыки кто-то сознательно пытается необходимую в настоящее время борьбу с развращающей буржуазной музыкой подменить борьбой со старой культурой.
Это подтверждается не только приведенным выше фактом запрещения классической (хотя бы и религиозной) музыки, но еще рядом других. Напр, направлением некоторых муз. жур
налов; об этом же говорит ряд программных и методических мероприятий в области музыкальной школы и т. д
Здесь совершенно извращена перспектива. Посмотрите на афиши наших концертов, на программы наших музшкол—ведь повернуться нельзя, чтобы не удариться об эту самую „старую культуру“!
Без „старой культуры“ нам не обойтись,—это верно. Но у нее—к тому же торжествующей по всей музыкаль
ной линии—есть свои плакальщики и радетели. А когда в хор „охранителей“ ввязываются пролетарские музыканты, наступает вот то самое мелкобуржуазное обволакивание, насчет которого предупреждал Ленин.
И разве не мещанство барышни-психопатки—наивные восторги Сарры Крыловой перед „Барсовой-Рози
ной“, излитые в этом же программном номере журнала пролетарских (!) музыкантов?
Реакционную сущность „Музыки и Октября“ но замаскировать никакой внешней революционностью.
***
„Новый Зритель“ (№ 6) водоточивыми устами Веры Инбер главной заслугой спектакля „Рычи, Китай“ провозглашает то, что —
нам без какой бы то ни было острой приправы был показан простой хлеб китайских буден: он оказался черств, горек и скуден. Оказывается, косые глаза так же прямо смотрят на мир, как и наши, и так же плачут.
Вот по-истине открытие, достойное сердобольной английской мисс!..
Но разве постановка имела в виду такой чистофилаптропический эффект? Во всяком случае, похвала—не из приятных для театра.
И тогда, когда она под огнем в красной волжской флотилии (1918 г.), и тогда, когда ее судьба закинула в причудливый Афганистан и ей удалось увидеть лицом к лицу европейский империализм в колонии за работой, и на Урале, в угольном районе, и в селе Пармском в хате кустаря, и в рабочем предместье Гамбурга, когда там еще не рассеялся пороховой дым — всегда Лариса Рейснер была пристальной, цепкой наблюдательницей, в которой боец, художник и летописец сплавлялись в совершенно оригинальный образ, ни с кем у нас не сравнимый.
Полная жизни, подвижная, отважная, не знающая страха—она каждый день могла неожиданно для чита
теля очутиться вдруг в каком-нибудь новом — далеком или близком — но неизменно интересном уголке. И вот опять неожиданно — она ушла. Увы, откуда уже нет возврата, нет интересных вестей. Какая-то несчастная история с недоброкачественной пищей. Изнурительная, тяжелая болезнь. И вот Лариса Рейснер в гробу.
Советский писатель потерял блестящего собеседника и друга. Советская печать — одного из выдающихся бойцов.
Нашего полку убыло!
Л. СОСНОВСКИЙ. ОБЗОР ПЕЧАТИ
Сейчас же вслед за „Музыкой и Революцией“ народился еще один музыкальный журнал—„Музыка и Октябрь“, являющийся органом Ассоциации пролетарских музыкантов.
Как и в „Музыке и Революции“, декларация журнала построена на известной резолюции ЦК ВКП. Но
вот что по-истине странно. Напечатанное на обложке заявление—
доводит до всеобщего сведения, что орган ВАПМ музыкально-общественный журнал будет име
новаться „Музыка и Октябрь“, а не „Музыка и Революция“, как было опубликовано ранее.
Как известно, „Музыка и Революция“ должна была объединить все живые музыкальные силы .. Повидимому, в процессе подготовки к выходу первого номера произошел раскол.
По какой линии раскололись наши музыкантыобщественники, сказать трудно. Потому что объявленные обоими журналами цели и программы в сущности тож
дественны. Впрочем, „Музыка и Октябрь“ к обычным лозунгам прибавляет еще и—
борьбу с теми музыкальными группировками и направлениями, которые открыто, или под маской внешней революционности, проводят реакционные идеи.
Врачу, исцелися сам!
В статье „Об усвоении старой культуры“ этот орган Ассоциации пролетарских композиторов кричит караул: в магазинах не продают произведений классической цер
ковной музыки!... „Музыка и Октябрь“ тоскует по Requiem’e Моцарта, оплакивает будто бы запрещенный „Лоэнгрин“ Вагнера, содрогается за судьбу „Явления Христа (с почтительной большой буквы!) народу“ Ива
Д. ГинесКсения Маклецова
(к гастролям на о-ве Суматра).
нова или недавно открытой („новоявленной“, т.т. пролетмузыканты?) „Мадонны“ Рафаэля.
Редакционное примечание бьет в набат:
становится ясным, что в области музыки кто-то сознательно пытается необходимую в настоящее время борьбу с развращающей буржуазной музыкой подменить борьбой со старой культурой.
Это подтверждается не только приведенным выше фактом запрещения классической (хотя бы и религиозной) музыки, но еще рядом других. Напр, направлением некоторых муз. жур
налов; об этом же говорит ряд программных и методических мероприятий в области музыкальной школы и т. д
Здесь совершенно извращена перспектива. Посмотрите на афиши наших концертов, на программы наших музшкол—ведь повернуться нельзя, чтобы не удариться об эту самую „старую культуру“!
Без „старой культуры“ нам не обойтись,—это верно. Но у нее—к тому же торжествующей по всей музыкаль
ной линии—есть свои плакальщики и радетели. А когда в хор „охранителей“ ввязываются пролетарские музыканты, наступает вот то самое мелкобуржуазное обволакивание, насчет которого предупреждал Ленин.
И разве не мещанство барышни-психопатки—наивные восторги Сарры Крыловой перед „Барсовой-Рози
ной“, излитые в этом же программном номере журнала пролетарских (!) музыкантов?
Реакционную сущность „Музыки и Октября“ но замаскировать никакой внешней революционностью.
***
„Новый Зритель“ (№ 6) водоточивыми устами Веры Инбер главной заслугой спектакля „Рычи, Китай“ провозглашает то, что —
нам без какой бы то ни было острой приправы был показан простой хлеб китайских буден: он оказался черств, горек и скуден. Оказывается, косые глаза так же прямо смотрят на мир, как и наши, и так же плачут.
Вот по-истине открытие, достойное сердобольной английской мисс!..
Но разве постановка имела в виду такой чистофилаптропический эффект? Во всяком случае, похвала—не из приятных для театра.