«Однако это, чортъ знаетъ, на что похоже! Дѣвчонка эта совершенно сконфузила меня,—думалъ Лужнинъ, оставшись одинъ........ А вѣдь она недурна, очень
недурна,—продолжалъ онъ думать, смотря на сидѣвшую въ гостиной Соничку!.. Какіе у нея огненные глаза, какой роскошный бюстъ... Въ ней много пикантнаго...
Да, ma tante не ошиблась: Софи недурна... Зачѣмъ только она читаетъ романы?... Впрочемъ это пустяки___»
И Лужнинъ, небрежно волоча ноги, отправился въ гостиную. На дорогѣ ему попалась тетка.
— О, ты, Сережа, плутъ, — большой плутъ! — Что такое?
— Плутъ!. .. плутъ!
— Что такое? ma tante, я васъ не понимаю. — Просто — плутъ! — Почему плутъ?
— О — о!.. бѣдовый плутъ! — Да въ чемъ дѣло?
— Я васъ не понимаю, ma tante.
— Что ты! ... А съ кѣмъ это вы, Сергѣй Петровичъ, цѣлый часъ-то ворковали? И старуха засмѣялась дребезжащимъ голосомъ.
— Да,—вы говорите о т-11е Повольской? — Ну? .. нравится?
— Да, она не дурна.
— Хочешь посватаю?
— Что вы, ma tante!... Только что увидѣлъ и ужь свататься....
— Нѣтъ, ты говори: хочешь?
— Да полноте ma tante ! что вы ! — Нѣтъ, ты говори.........
— Лизавета Михайловна! вареньица, Яблочковъ, постилки—все домашнее, свѣженькое! вмѣшался Николай Петровичъ, неся огромный подносъ съ разными сластями. (Николай Петровичъ дамамъ обыкновенно прислуживалъ самъ, считая это тоже чуть-чуть не своею нравственною обязанностью). А вы Сергѣй Петровичъ, пожалуйте-ка сюда,—и онъ, передавъ подносъ слѣдовав
шей за нимъ горничной, повелъ Лужнина въ маленькій кабинетъ, гдѣ стояла закуска, со всѣми ея принадлежностями. Лужнинъ долго отнѣкивался, говоря, что ниче
го не пьетъ, наконецъ выпилъ рюмку хересу (который оказался далеко не такъ дуренъ, какъ предполагалъ онъ, зная бѣдность ГІовольскаго).
Тетка Сержа между тѣмъ дѣлала свое дѣло. Обрадовавшись чрезвычайно, что Соничка нравится Лужнину, опа считала свой планъ уже исполненнымъ,—а это для нея было выше всего. Посватать и женить—это была ея пассія.
Оставивъ племянника съ Николаемъ Петровичемъ, она поплелась въ гостиную и подсѣла къ Марьѣ Васильевнѣ.
— Ну, что, матушка, Марья Васильевна, начала она: — хорошъ племянникъ-то мой, а? Молодецъ молодцомъ, а?
— Молодецъ, молодецъ! Лизавета Михайловна. — А ужж уменъ-то, уменъ-то какъ !
— Ужь уменъ, уменъ,—повторяла Марья Васильевна, ровно ничего не знавшая объ умѣ ея племянника.
— Вотъ бы женишокъ-то вашей-то дочкѣ, а?
— И, что вы, Лизавета Михайловна! Намъ ли думать о такихъ людяхъ?
— А почему жъ не думать, мать моя? Вѣдь Соничкато, Христосъ съ ней, сама красавица.
— Да гдѣ намъ, Лизавета Михайловна! Съ одной красотой далеко не уѣдешь: нынче нужно приданое.
— Кому нужно, кому нѣтъ, значительно замѣтила Лизавета Михайловна.
— Гдѣ ужь намъ! со вздохомъ произнесла Марья Васильевна.
— Почему же гдѣ? ... А хотите посватаю?
— Что вы, матушка Лизавета Михайловна, смѣяться хотите надо мной старухой, съ топомъ упрека проговорила Повольская.
— Такъ вотъ нѣтъ же! поставлю на своемъ! Ужь женю же я Сережу на Соничкѣ, энергически произнесла Лизавета Михайловна и стукнула по столу своей костлявой рукой.
Воротившись домой, Лужнинъ долго не могъ заснуть: мысль о Соничкѣ не давала ему покоя.... Нужно за
мѣтить, что Лужнинъ между прочимъ, былъ сенсуалистъ: хорошенькая женщина всегда производила на него весьма сильное впечатлѣніе. Такъ случилось и теперь: об
разъ Сонички, съ черными глазами и роскошною грудью, живо рисовался въ его воображеніи и но давалъ сомкнуться его глазамъ___«Вѣдь бываютъ же такія хо
рошенькія—думалъ Лужнинъ, лежа на кровати—и гдѣ же? въ какомъ нибудь Т. !.. кто бы могъ повѣрить этому!... И достанется такая душка какому-нибудь регистратору, секретаришкѣ___Ктожь другой женится
на пей? ... не мнѣ же взять ее.. . А почему жь, и не мнѣ? думалъ потомъ Лужнинъ. . . . Станутъ говорить, что женился на дочери подъячаго — да мнѣ чортъ съ ними: я не дорожу мнѣніемъ здѣшняго общества. . . . Женюсь, выйду въ отставку (провались она—эта служ
ба—очень нуждаюсъ я въ пей!) и буду жить себѣ ба
риномъ.. . . Въ предводители выберутъ.... А изъ Сонички выйдетъ отличная предводительша. .. . Какіе глаза, чортъ возьми. ... да и вообще — прелесть, magni
недурна,—продолжалъ онъ думать, смотря на сидѣвшую въ гостиной Соничку!.. Какіе у нея огненные глаза, какой роскошный бюстъ... Въ ней много пикантнаго...
Да, ma tante не ошиблась: Софи недурна... Зачѣмъ только она читаетъ романы?... Впрочемъ это пустяки___»
И Лужнинъ, небрежно волоча ноги, отправился въ гостиную. На дорогѣ ему попалась тетка.
— О, ты, Сережа, плутъ, — большой плутъ! — Что такое?
— Плутъ!. .. плутъ!
— Что такое? ma tante, я васъ не понимаю. — Просто — плутъ! — Почему плутъ?
— О — о!.. бѣдовый плутъ! — Да въ чемъ дѣло?
— Что? ... нравится?... А?
— Я васъ не понимаю, ma tante.
— Что ты! ... А съ кѣмъ это вы, Сергѣй Петровичъ, цѣлый часъ-то ворковали? И старуха засмѣялась дребезжащимъ голосомъ.
— Да,—вы говорите о т-11е Повольской? — Ну? .. нравится?
— Да, она не дурна.
— Хочешь посватаю?
— Что вы, ma tante!... Только что увидѣлъ и ужь свататься....
— Нѣтъ, ты говори: хочешь?
— Да полноте ma tante ! что вы ! — Нѣтъ, ты говори.........
— Лизавета Михайловна! вареньица, Яблочковъ, постилки—все домашнее, свѣженькое! вмѣшался Николай Петровичъ, неся огромный подносъ съ разными сластями. (Николай Петровичъ дамамъ обыкновенно прислуживалъ самъ, считая это тоже чуть-чуть не своею нравственною обязанностью). А вы Сергѣй Петровичъ, пожалуйте-ка сюда,—и онъ, передавъ подносъ слѣдовав
шей за нимъ горничной, повелъ Лужнина въ маленькій кабинетъ, гдѣ стояла закуска, со всѣми ея принадлежностями. Лужнинъ долго отнѣкивался, говоря, что ниче
го не пьетъ, наконецъ выпилъ рюмку хересу (который оказался далеко не такъ дуренъ, какъ предполагалъ онъ, зная бѣдность ГІовольскаго).
Тетка Сержа между тѣмъ дѣлала свое дѣло. Обрадовавшись чрезвычайно, что Соничка нравится Лужнину, опа считала свой планъ уже исполненнымъ,—а это для нея было выше всего. Посватать и женить—это была ея пассія.
Оставивъ племянника съ Николаемъ Петровичемъ, она поплелась въ гостиную и подсѣла къ Марьѣ Васильевнѣ.
— Ну, что, матушка, Марья Васильевна, начала она: — хорошъ племянникъ-то мой, а? Молодецъ молодцомъ, а?
— Молодецъ, молодецъ! Лизавета Михайловна. — А ужж уменъ-то, уменъ-то какъ !
— Ужь уменъ, уменъ,—повторяла Марья Васильевна, ровно ничего не знавшая объ умѣ ея племянника.
— Вотъ бы женишокъ-то вашей-то дочкѣ, а?
— И, что вы, Лизавета Михайловна! Намъ ли думать о такихъ людяхъ?
— А почему жъ не думать, мать моя? Вѣдь Соничкато, Христосъ съ ней, сама красавица.
— Да гдѣ намъ, Лизавета Михайловна! Съ одной красотой далеко не уѣдешь: нынче нужно приданое.
— Кому нужно, кому нѣтъ, значительно замѣтила Лизавета Михайловна.
— Гдѣ ужь намъ! со вздохомъ произнесла Марья Васильевна.
— Почему же гдѣ? ... А хотите посватаю?
— Что вы, матушка Лизавета Михайловна, смѣяться хотите надо мной старухой, съ топомъ упрека проговорила Повольская.
— Такъ вотъ нѣтъ же! поставлю на своемъ! Ужь женю же я Сережу на Соничкѣ, энергически произнесла Лизавета Михайловна и стукнула по столу своей костлявой рукой.
Воротившись домой, Лужнинъ долго не могъ заснуть: мысль о Соничкѣ не давала ему покоя.... Нужно за
мѣтить, что Лужнинъ между прочимъ, былъ сенсуалистъ: хорошенькая женщина всегда производила на него весьма сильное впечатлѣніе. Такъ случилось и теперь: об
разъ Сонички, съ черными глазами и роскошною грудью, живо рисовался въ его воображеніи и но давалъ сомкнуться его глазамъ___«Вѣдь бываютъ же такія хо
рошенькія—думалъ Лужнинъ, лежа на кровати—и гдѣ же? въ какомъ нибудь Т. !.. кто бы могъ повѣрить этому!... И достанется такая душка какому-нибудь регистратору, секретаришкѣ___Ктожь другой женится
на пей? ... не мнѣ же взять ее.. . А почему жь, и не мнѣ? думалъ потомъ Лужнинъ. . . . Станутъ говорить, что женился на дочери подъячаго — да мнѣ чортъ съ ними: я не дорожу мнѣніемъ здѣшняго общества. . . . Женюсь, выйду въ отставку (провались она—эта служ
ба—очень нуждаюсъ я въ пей!) и буду жить себѣ ба
риномъ.. . . Въ предводители выберутъ.... А изъ Сонички выйдетъ отличная предводительша. .. . Какіе глаза, чортъ возьми. ... да и вообще — прелесть, magni