fïque! ... A вѣдь сконфузила она меня давича — нечего сказать... . Ей, глупенькой, я думаю и въ голову не приходило, что она можетъ сдѣлаться madame Лужниной-----Женюсь, право, женюсь. ... А вѣдь хорошо,
чортъ возьми, быть богатымъ человѣкомъ: увидѣлъ хо
рошенькую женщину (въ особенности бѣдную,) — одно слово — и она твоя. . . . Право женюсь — ей-Богу.. ,. женюсь... . Тетушка....»
Но тутъ мысли Лужиина пошли безсвязно и онъ заснулъ. Проснувшись утромъ, онъ уже серьезно началъ думать о женидьбѣ на Сопичкѣ. Ему это казалось дѣломъ совершенно возможнымъ, дѣломъ, которое не встрѣ
титъ ни малѣйшихъ препятствій. . . . Впрочемъ я не
такъ выразился: Лужиинъ вовсе не думалъ серьезно: онъ никогда ни о чемъ не думалъ серьезно. . . . Жениться на Соничкѣ онъ считалъ совершенной бездѣлицей: стоило только пожелать—и дѣло кончено!... О любви и возможности онъ нисколько не думалъ, твердо убѣжден
ный, что его нельзя не любить, что всякая дѣвушка должна быть безъ ума отъ него: онъ хорошъ собою, ловокъ, прекрасно знаетъ свѣтскія приличія, а главное богатъ—что же больше? «Такой женихъ, какъ я —думалъ Лужиинъ—находка не только для Сонички — дочери какого-нибудь бѣднаго чиновника—но и для дѣвушки богатой, для дѣвушки съ именемъ....»
Остановившись на этой мысли, Лужиинъ вдругъ вспомнилъ, что у него долженъ скоро начаться процессъ съ однимъ родственникомъ. . .. «Ба! чего же лучше? вотъ и прекрасный случай сойдтись съ Повольскимъ: поручу ему вести дѣло—и чудесно! каждый день буду ви
дѣть Соничку.... а тамъ — и конецъ всѣхъ концовъ — подъ вѣнецъ да и въ деревню... . Однако старикашка не ожидаетъ, что его посѣтитъ такое счастіе! ...»
Не откладывая дѣла въ дальній ящикъ, Лужиинъ приказалъ заложить пролетку и поѣхалъ къ Повольскому.
Николая Петровича засталъ онъ дома въ кабинетѣ за сочиненіемъ какого-то прошенія.
— Я къ вамъ съ покорнѣйшею просьбою, Николай Петровичъ.
— Что прикажете? чѣмъ служить могу? спрашивалъ Новольскій, немало удивленный посѣщеніемъ Лужиина (который между тѣмъ поглядывалъ въ гостиную —йепокажется ли Соничка, — но напрасно: Соничка давно уже была въ пансіонѣ).
— Да вотъ у меня есть дѣло съ двоюроднымъ братомъ. И онъ началъ излагать сущность тяжбы. Не возмете ли вы на себя трудъ вести этотъ процессъ?
— По вашимъ словамъ судя, ваше дѣло правое; а защищать правду я никогда не прочь: извольте, извольте,,съ большимъ удовольствіемъ.
— А за хлопоты вы позволите мнѣ предложить вамъ триста рублей?
Дѣло вовсе этого не стоило, но Лужиинъ хотѣлъ задобрить старика.
— Это много, Сергѣй Петровичъ. Я съ большимъ удовольствіемъ приму на себя веденіе вашего дѣла за сто цѣлковыхъ.
— И полноте! мнѣ это ничего не стоитъ. (Лужиинъ чрезвычайно былъ радъ блеснуть своимъ состояніемъ). — Если такъ—благодарю васъ.
— Ну, какъ ваши? здоровы ли? спросилъ потомъ Лужиинъ.
— Слава Богу! покорно васъ благодарю. — Марья Васильевна? ...
— По домашности хлопочетъ. — Софья Николаевна? ...
— Соня въ пансіонъ ушла. Она вѣдь у насъ въ пансіонѣ классной дамой, и только по вечерамъ возвращается домой.
— Вотъ какъ? Я этого не зналъ.
— Какже-съ, уже года полтора будетъ.
Съ этого дня Лужиинъ началъ чуть-чуть не каждый вечеръ бывать, у ІІовольскихъ, — то задѣломъ, то безъ дѣла. Николай Петровичъ ничего не подозрѣвалъ; но Марья Васильевна женскимъ чутьемъ смѣкнула, что Лужиина не процессъ тянетъ къ нимъ въ домъ—и горячо молилась Богу, да устроитъ онъ ея Соничку. Чрезъ нѣсколько времени Лужнинъ совершенно осво
ился съ Повольскими, сталъ, что называется, своимъ человѣкомъ въ ихъ домѣ. Старики были безъ ума уже отъ него, — въ особенности Марья Васильевна: она не знала и гдѣ-то посадить его, и чѣмъ-то угостить, го
товила для него его любимыя кушанья—словомъ, уха? живала за нимъ, какъ мать за роднымъ ребенкомъ. Одна только Соничка не обращала вниманія на Лужиина: онъ ее нисколько не интересовалъ; она съ перваго же вечера увидѣла, что это за человѣкъ—и для нея этого бы
ло достаточно. Когда Лужнинъ по вечерамъ бывалъ у нихъ, она всегда находила предлогъ уйдти въ свою комнату и рѣдко вступала въ разговоръ съ нимъ.
Прошло мѣсяца два со времени перваго виЗита Лужнина къ Повольскимъ. Было утро. Николай Петровичъ, по обыкновенію, занимался въ своемъ кабинетѣ. Яв
ляется Лужнинъ. Поговоривъ о процессѣ, онъ приступилъ прямо кь дѣлу.
— Теперь у меня къ вамъ вторая просьба, Николай Петровичъ.
Новольскій посмотрѣлъ на него вопросительно. — И гораздо важнѣе первой, продолжалъ онъ.
— Чтб прикажете? Сергѣй Петровичъ? Я всегда къ вашимъ услугамъ.
— Не приказывать, а просить пріѣхалъ я къ вамъ... просить руки вашей дочери.
Повольскій съ изумленіемъ посмотрѣлъ на Лужнииа.
чортъ возьми, быть богатымъ человѣкомъ: увидѣлъ хо
рошенькую женщину (въ особенности бѣдную,) — одно слово — и она твоя. . . . Право женюсь — ей-Богу.. ,. женюсь... . Тетушка....»
Но тутъ мысли Лужиина пошли безсвязно и онъ заснулъ. Проснувшись утромъ, онъ уже серьезно началъ думать о женидьбѣ на Сопичкѣ. Ему это казалось дѣломъ совершенно возможнымъ, дѣломъ, которое не встрѣ
титъ ни малѣйшихъ препятствій. . . . Впрочемъ я не
такъ выразился: Лужиинъ вовсе не думалъ серьезно: онъ никогда ни о чемъ не думалъ серьезно. . . . Жениться на Соничкѣ онъ считалъ совершенной бездѣлицей: стоило только пожелать—и дѣло кончено!... О любви и возможности онъ нисколько не думалъ, твердо убѣжден
ный, что его нельзя не любить, что всякая дѣвушка должна быть безъ ума отъ него: онъ хорошъ собою, ловокъ, прекрасно знаетъ свѣтскія приличія, а главное богатъ—что же больше? «Такой женихъ, какъ я —думалъ Лужиинъ—находка не только для Сонички — дочери какого-нибудь бѣднаго чиновника—но и для дѣвушки богатой, для дѣвушки съ именемъ....»
Остановившись на этой мысли, Лужиинъ вдругъ вспомнилъ, что у него долженъ скоро начаться процессъ съ однимъ родственникомъ. . .. «Ба! чего же лучше? вотъ и прекрасный случай сойдтись съ Повольскимъ: поручу ему вести дѣло—и чудесно! каждый день буду ви
дѣть Соничку.... а тамъ — и конецъ всѣхъ концовъ — подъ вѣнецъ да и въ деревню... . Однако старикашка не ожидаетъ, что его посѣтитъ такое счастіе! ...»
Не откладывая дѣла въ дальній ящикъ, Лужиинъ приказалъ заложить пролетку и поѣхалъ къ Повольскому.
Николая Петровича засталъ онъ дома въ кабинетѣ за сочиненіемъ какого-то прошенія.
— Я къ вамъ съ покорнѣйшею просьбою, Николай Петровичъ.
— Что прикажете? чѣмъ служить могу? спрашивалъ Новольскій, немало удивленный посѣщеніемъ Лужиина (который между тѣмъ поглядывалъ въ гостиную —йепокажется ли Соничка, — но напрасно: Соничка давно уже была въ пансіонѣ).
— Да вотъ у меня есть дѣло съ двоюроднымъ братомъ. И онъ началъ излагать сущность тяжбы. Не возмете ли вы на себя трудъ вести этотъ процессъ?
— По вашимъ словамъ судя, ваше дѣло правое; а защищать правду я никогда не прочь: извольте, извольте,,съ большимъ удовольствіемъ.
— А за хлопоты вы позволите мнѣ предложить вамъ триста рублей?
Дѣло вовсе этого не стоило, но Лужиинъ хотѣлъ задобрить старика.
— Это много, Сергѣй Петровичъ. Я съ большимъ удовольствіемъ приму на себя веденіе вашего дѣла за сто цѣлковыхъ.
— И полноте! мнѣ это ничего не стоитъ. (Лужиинъ чрезвычайно былъ радъ блеснуть своимъ состояніемъ). — Если такъ—благодарю васъ.
— Ну, какъ ваши? здоровы ли? спросилъ потомъ Лужиинъ.
— Слава Богу! покорно васъ благодарю. — Марья Васильевна? ...
— По домашности хлопочетъ. — Софья Николаевна? ...
— Соня въ пансіонъ ушла. Она вѣдь у насъ въ пансіонѣ классной дамой, и только по вечерамъ возвращается домой.
— Вотъ какъ? Я этого не зналъ.
— Какже-съ, уже года полтора будетъ.
Съ этого дня Лужиинъ началъ чуть-чуть не каждый вечеръ бывать, у ІІовольскихъ, — то задѣломъ, то безъ дѣла. Николай Петровичъ ничего не подозрѣвалъ; но Марья Васильевна женскимъ чутьемъ смѣкнула, что Лужиина не процессъ тянетъ къ нимъ въ домъ—и горячо молилась Богу, да устроитъ онъ ея Соничку. Чрезъ нѣсколько времени Лужнинъ совершенно осво
ился съ Повольскими, сталъ, что называется, своимъ человѣкомъ въ ихъ домѣ. Старики были безъ ума уже отъ него, — въ особенности Марья Васильевна: она не знала и гдѣ-то посадить его, и чѣмъ-то угостить, го
товила для него его любимыя кушанья—словомъ, уха? живала за нимъ, какъ мать за роднымъ ребенкомъ. Одна только Соничка не обращала вниманія на Лужиина: онъ ее нисколько не интересовалъ; она съ перваго же вечера увидѣла, что это за человѣкъ—и для нея этого бы
ло достаточно. Когда Лужнинъ по вечерамъ бывалъ у нихъ, она всегда находила предлогъ уйдти въ свою комнату и рѣдко вступала въ разговоръ съ нимъ.
Прошло мѣсяца два со времени перваго виЗита Лужнина къ Повольскимъ. Было утро. Николай Петровичъ, по обыкновенію, занимался въ своемъ кабинетѣ. Яв
ляется Лужнинъ. Поговоривъ о процессѣ, онъ приступилъ прямо кь дѣлу.
— Теперь у меня къ вамъ вторая просьба, Николай Петровичъ.
Новольскій посмотрѣлъ на него вопросительно. — И гораздо важнѣе первой, продолжалъ онъ.
— Чтб прикажете? Сергѣй Петровичъ? Я всегда къ вашимъ услугамъ.
— Не приказывать, а просить пріѣхалъ я къ вамъ... просить руки вашей дочери.
Повольскій съ изумленіемъ посмотрѣлъ на Лужнииа.