кая нужда была питомицѣ моей влюбиться въ этого нищаго артиста? Но на то она и дочь Фреда Сеттона. У меня два племянника: кто же-бы тебѣ не велѣлъ по
любить того благоразумнаго юношу, который отлично пробиваетъ себѣ дорогу? Петръ Финчъ — прекрасный молодой человѣкъ, особливо если взять въ расчетъ, что онъ уже атторней. Онъ чрезвычайно трудолюбивъ, и конечно не станетъ пи для кого терять времени даромъ: заплати — все сдѣлаетъ. Чувствительностью онъ не
больно дорожитъ; но ужь выгоды свои всегда соблюдетъ. Джонъ Мидъ, милая моя Мери, — Джонъ Мидъ хоть цѣлый вѣкъ будетъ марать загрунтованный холстъ — а богасгва не наживетъ. У него въ головѣ только и есть
что искусство, да истина, да преобразованіе общества, да нравственное совершенство— и еще Богъ вѣсть что. Петръ Финчъ поѣдетъ въ собстенной каретѣ и только
забрызжетъ бѣднаго Джона, который все будетъ бѣгать пѣшкомъ!
Тутъ рѣчь его была прервана звонкомъ, раздавшимся у калитки и вскорѣ доложили о прибытіи мис
тера Финча. Только что онъ успѣлъ усѣсться, какъ снова послышался звонокъ и вошелъ мистеръ Джонъ Мидъ.
Мистеръ Коллетъ съ полунасмѣшливою улыбкою посматривалъ па своихъ племянниковъ, пока эти юноши одинъ за другимъ говорили приличныя рѣчи, изъ
являя сояіалѣніе что визитъ ихъ былъ вызванъ на сей разъ такимъ печальнымъ обстоятельствомъ....
- Ну, довольно, братцы, довольно! прервалъ ихъ старый дядя. — Поищемъ другаго предмета для разго
вора, а то—что за радость разсуждать о стариковскомъ здоровьѣ! Я бы яіелалъ васъ самихъ узнать покороче. По правдѣ сказать, я очень мало васъ видѣлъ до сихъ норъ, а вѣдь изъ васъ могли выйдти или плуты, или глупцы.
При этихъ словахъ Джонъ Мидъ сдѣлалъ жестъ неудовольствія и нетерпѣнія; но за то мистеръ Финчъ остался совершенно спокоенъ и самоувѣренъ.
— Разрѣшите-ка вы мнѣ слѣдующій казусный случай, — продолжалъ мистеръ Коллетъ. — Сегодня по
утру приходилъ ко мнѣ какой-то бѣднякъ-садовникъ, просящій милостыню: говоритъ, что не можетъ нигдѣ найдти работы и умираетъ съ голоду. Я таки знаю его отчасти и почти увѣренъ, что онъ говорилъ мнѣ прав
ду; такъ вотъ, чтобы отъ него отвязаться, далъ я ему шиллингъ. Но потомъ спохватился и надумался: паяются, я это сдѣлалъ напрасно. Зачѣмъ я далъ ему шил
Ф
лингъ? Какія права имѣетъ онъ на мои деньги? Какія права имѣетъ онъ вообще на чьи либо деньги? Каждый мастеровой, каждый работникъ имѣетъ право только па ту сумму, которая установлена на биржѣ за поденный трудъ его. А если трудъ его совсѣмъ не имѣетъ цѣн
ности, то и пусть его убирается къ чорту, или тамъ
куда попадетъ! А? Петръ, ты слышалъ мой Философическій выводъ, что ты на это скажешь?
— «Я совершенно согласенъ съ вами, сэръ, вполнѣ согласенъ, отозвался мистеръ Финчъ. Рабочіе имѣютъ право единственно только на поденную плату, уста
новленную на биржѣ, только этою платой и могутъ они располагать. Ничего не можетъ быть вреднѣе этого посторонняго вспоможенія, извѣстнаго подъ именемъ милосердія».
— Слушайте, слушайте! сказалъ мистеръ Коллетъ.— Ай-да Петръ! Продолжай, мой милый, продоляіай!
— «Какія послѣдствія отъ этой посторонней помощи?» про до л я,-алъ Петръ. «Она только ведетъ къ тому, что задѣльная плата постоянно держится въ большой цѣнѣ, что совсѣмъ неестественно. Милосердіе государственное можно скорѣе назвать государственнымъ граби
тельствомъ, а частныя милостыни — общественнымъ зломъ».
— Вотъ это такъ, Петръ! сказалъ старикъ.—А ты что думаешь о нашей философіи, Джонъ?
— «Она мнѣ не нравится и даяіе — я ей не вѣрю!» отвѣчалъ Джонъ. «Вы были совершенно правы, когда дали шиллингъ этому человѣку. Я бы самъ сдѣлалъ тоже».
— Ого ! ты бы самъ также поступилъ? сказалъ Коллетъ. Ты таки таровагь на свои шиллинги. И такъ, ван
далъ, ты бы рѣшился идти войною на провославную политическую экономію ?
— « Да », отвѣчалъ Джонъ, « такъ же какъ вандалы пошли войною па Римъ и сокрушили тамъ все, что обветшало сдѣлалось ложнымъ и вреднымъ».
— Бѣдный Джонъ ! —сказалъ Мистеръ Коллетъ.— Изъ него никогда ничего не выйдетъ, Петръ. Погово
римъ лучше о чемъ иибудь другомъ. Ну-ка, Джонъ, разскажи намъ, какова новая повѣсть, вышедшая въ свѣтъ?
Разговоръ иродолясался, затрогивая различные предметы, пока не насталъ часъ, въ который больной старикъ обыкновенно лояшлся въ постель; тогда племян
ники, пояюлавъ ему спокойной ночи, разошлись по своимъ комнатамъ.
На слѣдующее утро, послѣ заврака, Мери Сеттонъ нашла средство поговорить съ Джономъ наединѣ.
— Джонъ, сказала опа, сдѣлайте милость, думайте почаще о своихъ выгогодахъ — о нашихъ выгодахъ. Зачѣмъ вы, напримѣръ, вчера вечеромъ, такъ вспылили и спорили съ мистеромъ Коллетомъ? Я видѣла, что Петръ Финчъ потихоньку смѣялгя надъ вами. Дяіонъ, будьте осторожнѣе — иначе никогда не бывать нашей свадьбѣ.
— « Хорошо, моя милая Мери, постараюсь », отвѣчалъ Дж онъ. «Это все проклятый Финчъ, съ своими желѣз
любить того благоразумнаго юношу, который отлично пробиваетъ себѣ дорогу? Петръ Финчъ — прекрасный молодой человѣкъ, особливо если взять въ расчетъ, что онъ уже атторней. Онъ чрезвычайно трудолюбивъ, и конечно не станетъ пи для кого терять времени даромъ: заплати — все сдѣлаетъ. Чувствительностью онъ не
больно дорожитъ; но ужь выгоды свои всегда соблюдетъ. Джонъ Мидъ, милая моя Мери, — Джонъ Мидъ хоть цѣлый вѣкъ будетъ марать загрунтованный холстъ — а богасгва не наживетъ. У него въ головѣ только и есть
что искусство, да истина, да преобразованіе общества, да нравственное совершенство— и еще Богъ вѣсть что. Петръ Финчъ поѣдетъ въ собстенной каретѣ и только
забрызжетъ бѣднаго Джона, который все будетъ бѣгать пѣшкомъ!
Тутъ рѣчь его была прервана звонкомъ, раздавшимся у калитки и вскорѣ доложили о прибытіи мис
тера Финча. Только что онъ успѣлъ усѣсться, какъ снова послышался звонокъ и вошелъ мистеръ Джонъ Мидъ.
Мистеръ Коллетъ съ полунасмѣшливою улыбкою посматривалъ па своихъ племянниковъ, пока эти юноши одинъ за другимъ говорили приличныя рѣчи, изъ
являя сояіалѣніе что визитъ ихъ былъ вызванъ на сей разъ такимъ печальнымъ обстоятельствомъ....
- Ну, довольно, братцы, довольно! прервалъ ихъ старый дядя. — Поищемъ другаго предмета для разго
вора, а то—что за радость разсуждать о стариковскомъ здоровьѣ! Я бы яіелалъ васъ самихъ узнать покороче. По правдѣ сказать, я очень мало васъ видѣлъ до сихъ норъ, а вѣдь изъ васъ могли выйдти или плуты, или глупцы.
При этихъ словахъ Джонъ Мидъ сдѣлалъ жестъ неудовольствія и нетерпѣнія; но за то мистеръ Финчъ остался совершенно спокоенъ и самоувѣренъ.
— Разрѣшите-ка вы мнѣ слѣдующій казусный случай, — продолжалъ мистеръ Коллетъ. — Сегодня по
утру приходилъ ко мнѣ какой-то бѣднякъ-садовникъ, просящій милостыню: говоритъ, что не можетъ нигдѣ найдти работы и умираетъ съ голоду. Я таки знаю его отчасти и почти увѣренъ, что онъ говорилъ мнѣ прав
ду; такъ вотъ, чтобы отъ него отвязаться, далъ я ему шиллингъ. Но потомъ спохватился и надумался: паяются, я это сдѣлалъ напрасно. Зачѣмъ я далъ ему шил
Ф
лингъ? Какія права имѣетъ онъ на мои деньги? Какія права имѣетъ онъ вообще на чьи либо деньги? Каждый мастеровой, каждый работникъ имѣетъ право только па ту сумму, которая установлена на биржѣ за поденный трудъ его. А если трудъ его совсѣмъ не имѣетъ цѣн
ности, то и пусть его убирается къ чорту, или тамъ
куда попадетъ! А? Петръ, ты слышалъ мой Философическій выводъ, что ты на это скажешь?
— «Я совершенно согласенъ съ вами, сэръ, вполнѣ согласенъ, отозвался мистеръ Финчъ. Рабочіе имѣютъ право единственно только на поденную плату, уста
новленную на биржѣ, только этою платой и могутъ они располагать. Ничего не можетъ быть вреднѣе этого посторонняго вспоможенія, извѣстнаго подъ именемъ милосердія».
— Слушайте, слушайте! сказалъ мистеръ Коллетъ.— Ай-да Петръ! Продолжай, мой милый, продоляіай!
— «Какія послѣдствія отъ этой посторонней помощи?» про до л я,-алъ Петръ. «Она только ведетъ къ тому, что задѣльная плата постоянно держится въ большой цѣнѣ, что совсѣмъ неестественно. Милосердіе государственное можно скорѣе назвать государственнымъ граби
тельствомъ, а частныя милостыни — общественнымъ зломъ».
— Вотъ это такъ, Петръ! сказалъ старикъ.—А ты что думаешь о нашей философіи, Джонъ?
— «Она мнѣ не нравится и даяіе — я ей не вѣрю!» отвѣчалъ Джонъ. «Вы были совершенно правы, когда дали шиллингъ этому человѣку. Я бы самъ сдѣлалъ тоже».
— Ого ! ты бы самъ также поступилъ? сказалъ Коллетъ. Ты таки таровагь на свои шиллинги. И такъ, ван
далъ, ты бы рѣшился идти войною на провославную политическую экономію ?
— « Да », отвѣчалъ Джонъ, « такъ же какъ вандалы пошли войною па Римъ и сокрушили тамъ все, что обветшало сдѣлалось ложнымъ и вреднымъ».
— Бѣдный Джонъ ! —сказалъ Мистеръ Коллетъ.— Изъ него никогда ничего не выйдетъ, Петръ. Погово
римъ лучше о чемъ иибудь другомъ. Ну-ка, Джонъ, разскажи намъ, какова новая повѣсть, вышедшая въ свѣтъ?
Разговоръ иродолясался, затрогивая различные предметы, пока не насталъ часъ, въ который больной старикъ обыкновенно лояшлся въ постель; тогда племян
ники, пояюлавъ ему спокойной ночи, разошлись по своимъ комнатамъ.
На слѣдующее утро, послѣ заврака, Мери Сеттонъ нашла средство поговорить съ Джономъ наединѣ.
— Джонъ, сказала опа, сдѣлайте милость, думайте почаще о своихъ выгогодахъ — о нашихъ выгодахъ. Зачѣмъ вы, напримѣръ, вчера вечеромъ, такъ вспылили и спорили съ мистеромъ Коллетомъ? Я видѣла, что Петръ Финчъ потихоньку смѣялгя надъ вами. Дяіонъ, будьте осторожнѣе — иначе никогда не бывать нашей свадьбѣ.
— « Хорошо, моя милая Мери, постараюсь », отвѣчалъ Дж онъ. «Это все проклятый Финчъ, съ своими желѣз