сильевна, занятая совершенно другимъ... Такъ какже, такъ таки она не согласилась? а?
— Право, не знаю — согласилась или нѣтъ. Она говоритъ, что не можетъ быть моей женой, но по такимъ смѣшнымъ причинамъ, что объ этомъ и говорить не стоитъ-----Просто, капризничаетъ!
— Капризничаетъ, капризничаетъ! повторяла Марья Васильевна.
— Вы—мать, вы должны ей посовѣтовать, уговорить ее, — вѣдь ей дается кладъ въ руки, а она не хочетъ имъ пользоваться. Что ни говорите, а такихъ жениховъ, какъ я, немного въ нашемъ городѣ.
— Что и говорить, что и говорить!... Даетъ Богъ счастье, да сама отъ него отказывается.... А ужь какъ вы-то мнѣ понравились, Сергѣй Петровичъ: про
сто, какъ родной. Человѣкъ вы не пьющій, въ карты не играете, состоянія хорошаго, служба у васъ вид
ная—всѣмъ женихъ! Просто благодать даетъ Господь!...
Да что-жь съ Соней-то мнѣ теперь дѣлать? Вѣдь я ничего не знаю, ума не приложу!
— Поговорите съ Николаемъ Петровичемъ.
— Что Николай Петровичъ! Такой ли это человѣкъ! Она посмотритъ на него—у него и языкъ къ гортани прильнетъ!... Ей не такого отца нужно.
— Ну сами.
— Что я сама! гдѣ мнѣ самой! Оиа и слушать меня не станетъ. Оиа, я слышала, говоритъ, что у ней какія-то идеи есть.
— Вотъ эти-то идеи и губятъ насъ.
— Такъ она, такъ-таки и не согласилась, помолчавъ, опять спросила Марья Васильевна. — Говорю вамъ, что не знаю.
— Да вы бы узнали, Сергѣй Петровичъ!... Узнайте-ка, голубчикъ мой ! а? ... Она теперь въ саду, вы подите къ ней — и узнайте....Право, подите къ ней,
Сергѣй Петровичъ, — а я вамъ, покамѣстъ, вотрушечку испеку___Вѣдь вы любите вотрушки? а?...
Соничка ходила въ это время въ саду. Предложеніе Лужнина и разговоръ съ нимъ ее нисколько не обез
покоили. Она все это предвидѣла и уже рѣшилась, какъ ей дѣйствовать. Она знала очень хорошо, что Лужнинъ человѣкъ пустой, что говорить съ нимъ долго
нечего, и предположила отдѣлать его хорошенько съ перваго же раза. Одно только безпокоило Соничку: она видѣла очень хорошо, что предложеніе Лужнина весьма пріятно ея родителямъ и что они съ величайшимъ удовольствіемъ отдали бы ее за Сергѣя Петровича, еслибъ только оиа согласилась на это___А по
тому, какъ поступить въ этомъ случаѣ? Какъ согла
сить свои интересы съ интересомъ родителей? Выйти за Лужнина — значитъ нарушать свои самыя священ
ныя убѣжденія, не выйти-значитъ глубоко огорчить родителей, которые ея замужствомъ думаютъ попра
вить свое состояніе. Отъ того Соничка съ этой сторо
ны была въ весьма затруднительномъ положеніи—и оиа долго обдумывала его, не зная, на что ей рѣшиться. «Родители мои—думала оиа—хлопочутъ, главное о
безбѣдной жизни,—Лужнинъ нравится имъ потому, что богатъ, потому что, отдавши меня за него, они и сами будутъ имѣть пріютъ— и не станутъ такъ перебиваться со дня на день, какъ перебиваются теперь. Слѣд
ственно, здѣсь главное дѣло въ деньгахъ. Но будто мое замужство съ Лужнинымъ — единственное сред
ство выйти изъ нужды? будто уже ничего не осталось, какъ продать меня богатому жениху, котораго я не люблю и не могу любить? Если родители мои счи
таютъ себя въ правѣ продавать меня, то я-то имѣю ли право соглашаться на эту продажу? Вѣдь, говоря серьезно, мы не въ такой же крайности, чтобъ прибѣ
гать къ такихъ рѣшительнымъ мѣрамъ. Да еслибъ и такъ? Я лучше пойду въ гувернантки, въ магазинъ, буду отдавать все свое жалованье родителямъ,—но за го буду свободна, независима, останусь вѣрна своимъ убѣжденіямъ — и буду счастлива, потому что счастье есть внутренній миръ, есть довольство собою.... Нѣтъ! ни за что, ни за что не соглашусь быть женой Лужнина; съ нимъ я никогда не буду счастлива, потому что не могу ни любить, ни уважать его. Откажу ему, откажу наотрѣзъ, —а тамъ — будь , что будетъ». И Сонич
ка отказала, какъ мы видѣли выше. — Но Лужнииу этого было мало. Онъ на столько былъ убѣж
денъ въ своихъ достоинствахъ и въ значеніи своего состоянія для бѣдной дѣвушки, что считалъ рѣшительно невозможнымъ, чтобъ Соничка отказала ему серь
езно. На ея отказъ онъ смотрѣлъ, какъ на капризъ, какъ на странную выходку своенравнаго ребенка, — и
потому, нисколько не стѣсняясь, рѣшился еще разъ обратиться къ ней съ тѣмъ же вопросомъ. Соничку онъ засталъ въ саду. Опа никакъ не ожидала его вто
ричнаго посѣщенія и преспокойно читала въ бесѣдкѣ. Увидя его, оиа крайне удивилась. Лужнинъ замѣтилъ это.
— Вы, кажется, удивляетесь, что видите меня еще разъ? спросилъ онъ, садясь рядомъ съ Соничкой.
— Развѣ вы хотите сказать мнѣ еще что нибудь?... Вѣдь, кажется, у насъ съ вами разговоръ оконченъ?
— Въ томъ-то и сила, что не оконченъ. Не смотря на мою просьбу, вы все-таки не дали мнѣ рѣшительнаго отвѣта.
— Я давича сказала вамъ все----- Чего же вы еще отъ меня хотите?
— Вашего рѣшительнаго отвѣта.
— Вы странны!... Неужели, сказавъ вамъ, что я не
— Право, не знаю — согласилась или нѣтъ. Она говоритъ, что не можетъ быть моей женой, но по такимъ смѣшнымъ причинамъ, что объ этомъ и говорить не стоитъ-----Просто, капризничаетъ!
— Капризничаетъ, капризничаетъ! повторяла Марья Васильевна.
— Вы—мать, вы должны ей посовѣтовать, уговорить ее, — вѣдь ей дается кладъ въ руки, а она не хочетъ имъ пользоваться. Что ни говорите, а такихъ жениховъ, какъ я, немного въ нашемъ городѣ.
— Что и говорить, что и говорить!... Даетъ Богъ счастье, да сама отъ него отказывается.... А ужь какъ вы-то мнѣ понравились, Сергѣй Петровичъ: про
сто, какъ родной. Человѣкъ вы не пьющій, въ карты не играете, состоянія хорошаго, служба у васъ вид
ная—всѣмъ женихъ! Просто благодать даетъ Господь!...
Да что-жь съ Соней-то мнѣ теперь дѣлать? Вѣдь я ничего не знаю, ума не приложу!
— Поговорите съ Николаемъ Петровичемъ.
— Что Николай Петровичъ! Такой ли это человѣкъ! Она посмотритъ на него—у него и языкъ къ гортани прильнетъ!... Ей не такого отца нужно.
— Ну сами.
— Что я сама! гдѣ мнѣ самой! Оиа и слушать меня не станетъ. Оиа, я слышала, говоритъ, что у ней какія-то идеи есть.
— Вотъ эти-то идеи и губятъ насъ.
— Такъ она, такъ-таки и не согласилась, помолчавъ, опять спросила Марья Васильевна. — Говорю вамъ, что не знаю.
— Да вы бы узнали, Сергѣй Петровичъ!... Узнайте-ка, голубчикъ мой ! а? ... Она теперь въ саду, вы подите къ ней — и узнайте....Право, подите къ ней,
Сергѣй Петровичъ, — а я вамъ, покамѣстъ, вотрушечку испеку___Вѣдь вы любите вотрушки? а?...
Соничка ходила въ это время въ саду. Предложеніе Лужнина и разговоръ съ нимъ ее нисколько не обез
покоили. Она все это предвидѣла и уже рѣшилась, какъ ей дѣйствовать. Она знала очень хорошо, что Лужнинъ человѣкъ пустой, что говорить съ нимъ долго
нечего, и предположила отдѣлать его хорошенько съ перваго же раза. Одно только безпокоило Соничку: она видѣла очень хорошо, что предложеніе Лужнина весьма пріятно ея родителямъ и что они съ величайшимъ удовольствіемъ отдали бы ее за Сергѣя Петровича, еслибъ только оиа согласилась на это___А по
тому, какъ поступить въ этомъ случаѣ? Какъ согла
сить свои интересы съ интересомъ родителей? Выйти за Лужнина — значитъ нарушать свои самыя священ
ныя убѣжденія, не выйти-значитъ глубоко огорчить родителей, которые ея замужствомъ думаютъ попра
вить свое состояніе. Отъ того Соничка съ этой сторо
ны была въ весьма затруднительномъ положеніи—и оиа долго обдумывала его, не зная, на что ей рѣшиться. «Родители мои—думала оиа—хлопочутъ, главное о
безбѣдной жизни,—Лужнинъ нравится имъ потому, что богатъ, потому что, отдавши меня за него, они и сами будутъ имѣть пріютъ— и не станутъ такъ перебиваться со дня на день, какъ перебиваются теперь. Слѣд
ственно, здѣсь главное дѣло въ деньгахъ. Но будто мое замужство съ Лужнинымъ — единственное сред
ство выйти изъ нужды? будто уже ничего не осталось, какъ продать меня богатому жениху, котораго я не люблю и не могу любить? Если родители мои счи
таютъ себя въ правѣ продавать меня, то я-то имѣю ли право соглашаться на эту продажу? Вѣдь, говоря серьезно, мы не въ такой же крайности, чтобъ прибѣ
гать къ такихъ рѣшительнымъ мѣрамъ. Да еслибъ и такъ? Я лучше пойду въ гувернантки, въ магазинъ, буду отдавать все свое жалованье родителямъ,—но за го буду свободна, независима, останусь вѣрна своимъ убѣжденіямъ — и буду счастлива, потому что счастье есть внутренній миръ, есть довольство собою.... Нѣтъ! ни за что, ни за что не соглашусь быть женой Лужнина; съ нимъ я никогда не буду счастлива, потому что не могу ни любить, ни уважать его. Откажу ему, откажу наотрѣзъ, —а тамъ — будь , что будетъ». И Сонич
ка отказала, какъ мы видѣли выше. — Но Лужнииу этого было мало. Онъ на столько былъ убѣж
денъ въ своихъ достоинствахъ и въ значеніи своего состоянія для бѣдной дѣвушки, что считалъ рѣшительно невозможнымъ, чтобъ Соничка отказала ему серь
езно. На ея отказъ онъ смотрѣлъ, какъ на капризъ, какъ на странную выходку своенравнаго ребенка, — и
потому, нисколько не стѣсняясь, рѣшился еще разъ обратиться къ ней съ тѣмъ же вопросомъ. Соничку онъ засталъ въ саду. Опа никакъ не ожидала его вто
ричнаго посѣщенія и преспокойно читала въ бесѣдкѣ. Увидя его, оиа крайне удивилась. Лужнинъ замѣтилъ это.
— Вы, кажется, удивляетесь, что видите меня еще разъ? спросилъ онъ, садясь рядомъ съ Соничкой.
— Развѣ вы хотите сказать мнѣ еще что нибудь?... Вѣдь, кажется, у насъ съ вами разговоръ оконченъ?
— Въ томъ-то и сила, что не оконченъ. Не смотря на мою просьбу, вы все-таки не дали мнѣ рѣшительнаго отвѣта.
— Я давича сказала вамъ все----- Чего же вы еще отъ меня хотите?
— Вашего рѣшительнаго отвѣта.
— Вы странны!... Неужели, сказавъ вамъ, что я не