Потѣхина. Да, моя милая! я и сама любопытствовала объ этомъ. Въ нашемъ отдѣленіи какой-то муж
чина ѣхалъ, этакъ видный изъ себя, должно быть изъ хорошаго дома; вотъ и обращаюсь къ нему; вѣдь я, знаете, любопытная такая. Позвольте, говорю, сударь узнать, что правда, будто бы нечистая сила помогаетъ машинѣ? Извѣстное дѣло, что правда, теперь, говоритъ, и ихнева брата поприжали, ужъ покуда, говоритъ, имъ не сидѣть сложа руки. Я такъ и ахнула. Ужъ тамъ, такія чудеса, моя милая. (Надѣваетъ солонъ.)
Кроткина. Ахъ, страсти какія!., куда же ты?
Потѣхина. Пойдти нужно, моя милая, вѣдь я еще у ЧуФѣевой не была. (Цѣлуетъ Кроткину и уходитъ).
Авдотья. Теперь пошла разсыпать турусы на колесахъ.
Кроткина. Да! говорунья, большая говорунья...
А. Студинъ.
(Окончаніе слѣдуетъ).
МИССЪ ДЭВИСЪ. (Разсказъ Диккенса.)
(Окончаніе. )
Устроивъ это дѣло какъ можно лучше, я кивнулъ головою моей собесѣдницѣ, которая, меяіду тѣмъ, оче
видно погружена была въ глубокія размышленія и тотчасъ принялась продолжать разсказъ, голосомъ ти
химъ и задушевнымъ, какъ-будто разговаривала сама съ собою:
«Я еще сама могу припомнить, какова она была тридцать пять лѣтъ тому назадъ, а старикъ мой помнитъ ее и гораздо прежде. Жила она въ своемъ доми
кѣ на пригоркѣ, вмѣстѣ со старымъ, слѣпымъ отцемъ, и хороша была, моя голубушка, такъ хороша, чго не
много такихъ дѣвушекъ можно было насчитать вокругъ снѣжной вершины Сноудона. Часто видала я, какъ она вела своего отца по городу на рынокъ, (тогда еще крытыхъ лавокъ и въ поминѣ не было) и старый скря
га тягался и торговался изъ-за каждаго пенни. Скупъ онъ былъ, не тѣмъ будь помянутъ, но торговые люди всегда ему уступали, потому что знали, что дочь ни
кого не обидитъ и подъ конецъ таки разочтетъ все какъ слѣдуетъ. Я никогда не любила этого старика.
Но за то миссъ Елена смотрѣла на его сѣдую голову и незрячіе глаза съ такою нѣжностью, какъ-будто она боготворила его. Думаю что между родителями и дѣтьми должна существовать какая-нибудь особая лю
бовь, которой я не могу понять, потому что не помню
родителей своихъ и не имѣю дѣтей. Такъ или иначе, но Миссъ Елена обожала отца, и онъ ее также очень любилъ. Однако вы знаете что бываютъ два рода любви: одни
любяіъ такъ, что все свое счастье полагаютъ въ счастіи другаго человѣка, а другіе больше думаютъ о самихъ себѣ.» (На это замѣчаніе хозяйки я имѣлъ воз
разить весьма многое, но воздержался и съ преважною миной утвердительно кивнулъ головою.)
«Она бы готова была умереть, чтобы спасти его жизнь, а онъ—можетъ быть, также умеръ бы съ горя— но впослѣдствіи.
«Они обыкновенно сиживали вдвоемъ, въ лѣтнее время, у дверей своего коттеджа, которыя тогда, такъ же какъ и теперь, были гусю обсажены алыми розами, потому что старикъ особенно любилъ ихъ запахъ, хо
тя разумѣется, не могъ уже любоваться ихъ цвѣтомъ и Формою. Не видѣлъ онъ также ни пахучихъ, лилій, ко
торыя росли тутъ ate по близости, ни множества поле
выхъ цвѣтовъ, покрывавшихъ склоны холма; но любилъ прислушиваться къ шуму перелетнаго вѣтра, когда, пробираясь между, кустовъ шелеститъ онъ въ вѣтвяхъ и нагибаетъ легкія метелки прибрежнаго тростника. Онъ говорилъ, что тогда чувствуетъ и ясно предста
вляетъ себѣ всѣ красоты природы. И то сказать, что она вѣрно больше и лучше сказывается слѣпому человѣку, нежели намъ. Да и миссъ Елена всегда сидѣ
ла тутъ же и направляла его руку на востокъ и на западъ. Она разсказывала ему о лѣсистой вершинѣ
Пеналлииа, съ утра позлащаемой первыми лучами солнца, о бѣло-снѣжномъ Сноудонѣ, воздымающимся изъ-за нея подобно сѣдой головѣ, о сельскомъ трак
тирѣ и рыбачей пристани, о большихъ черныхъ йеводахъ, развѣшанныхъ по шестамъ, и о судахъ съ красными парусами, выходившихъ въ море. Въ тихую пого
ду имъ слышно было, какъ кричали матросы, подымая якорь, какъ ударяютъ веслами, отчаливая отъ берега
и какъ вода плещетъ имъ вслѣдъ. Все, что ни дѣлалось вокругъ, опа ему разсказывала, будто книгу читала, и вѣрно голосъ ея не портилъ дѣла! Съ ранняго утра до вечерняго заката, до той поры, какъ уже дѣвушки пойдутъ по камеиымъ ступенямъ, возвращаясь съ паст
бища, и каждая несетъ на головѣ полный кувшинъ молока, а горы рдѣютъ въ красномъ заревѣ заходяща
го солнца, на пригоркѣ сидѣлъ старикъ съ дѣвушкою, ученикъ со своею наставницей. Я не думаю однако же, чтобы сидя тутъ, она только въ томъ и находила радости, что угождала отцу: нѣтъ, была одна рыбачья лодка въ Пенлаирипдольдови, которая была ей дороже всѣхъ на свѣтѣ, и знала миссъ Елена, когда на нее
вступалъ хозяинъ, потому что онъ нарочно для этого распускалъ бѣлый Флагъ, а самъ Ричардъ Овенъ, подымалъ ли убиралъ ли свои красные паруса — всегда загля
дывался на бѣлый платокъ, которымъ махали ему изъ кот
теджа, что на пригоркѣ. И ужь какъ завидитъ этотъ платокъ, такъ черезъ полчаса прибѣжитъ съ приста
чина ѣхалъ, этакъ видный изъ себя, должно быть изъ хорошаго дома; вотъ и обращаюсь къ нему; вѣдь я, знаете, любопытная такая. Позвольте, говорю, сударь узнать, что правда, будто бы нечистая сила помогаетъ машинѣ? Извѣстное дѣло, что правда, теперь, говоритъ, и ихнева брата поприжали, ужъ покуда, говоритъ, имъ не сидѣть сложа руки. Я такъ и ахнула. Ужъ тамъ, такія чудеса, моя милая. (Надѣваетъ солонъ.)
Кроткина. Ахъ, страсти какія!., куда же ты?
Потѣхина. Пойдти нужно, моя милая, вѣдь я еще у ЧуФѣевой не была. (Цѣлуетъ Кроткину и уходитъ).
Авдотья. Теперь пошла разсыпать турусы на колесахъ.
Кроткина. Да! говорунья, большая говорунья...
А. Студинъ.
(Окончаніе слѣдуетъ).
МИССЪ ДЭВИСЪ. (Разсказъ Диккенса.)
(Окончаніе. )
Устроивъ это дѣло какъ можно лучше, я кивнулъ головою моей собесѣдницѣ, которая, меяіду тѣмъ, оче
видно погружена была въ глубокія размышленія и тотчасъ принялась продолжать разсказъ, голосомъ ти
химъ и задушевнымъ, какъ-будто разговаривала сама съ собою:
«Я еще сама могу припомнить, какова она была тридцать пять лѣтъ тому назадъ, а старикъ мой помнитъ ее и гораздо прежде. Жила она въ своемъ доми
кѣ на пригоркѣ, вмѣстѣ со старымъ, слѣпымъ отцемъ, и хороша была, моя голубушка, такъ хороша, чго не
много такихъ дѣвушекъ можно было насчитать вокругъ снѣжной вершины Сноудона. Часто видала я, какъ она вела своего отца по городу на рынокъ, (тогда еще крытыхъ лавокъ и въ поминѣ не было) и старый скря
га тягался и торговался изъ-за каждаго пенни. Скупъ онъ былъ, не тѣмъ будь помянутъ, но торговые люди всегда ему уступали, потому что знали, что дочь ни
кого не обидитъ и подъ конецъ таки разочтетъ все какъ слѣдуетъ. Я никогда не любила этого старика.
Но за то миссъ Елена смотрѣла на его сѣдую голову и незрячіе глаза съ такою нѣжностью, какъ-будто она боготворила его. Думаю что между родителями и дѣтьми должна существовать какая-нибудь особая лю
бовь, которой я не могу понять, потому что не помню
родителей своихъ и не имѣю дѣтей. Такъ или иначе, но Миссъ Елена обожала отца, и онъ ее также очень любилъ. Однако вы знаете что бываютъ два рода любви: одни
любяіъ такъ, что все свое счастье полагаютъ въ счастіи другаго человѣка, а другіе больше думаютъ о самихъ себѣ.» (На это замѣчаніе хозяйки я имѣлъ воз
разить весьма многое, но воздержался и съ преважною миной утвердительно кивнулъ головою.)
«Она бы готова была умереть, чтобы спасти его жизнь, а онъ—можетъ быть, также умеръ бы съ горя— но впослѣдствіи.
«Они обыкновенно сиживали вдвоемъ, въ лѣтнее время, у дверей своего коттеджа, которыя тогда, такъ же какъ и теперь, были гусю обсажены алыми розами, потому что старикъ особенно любилъ ихъ запахъ, хо
тя разумѣется, не могъ уже любоваться ихъ цвѣтомъ и Формою. Не видѣлъ онъ также ни пахучихъ, лилій, ко
торыя росли тутъ ate по близости, ни множества поле
выхъ цвѣтовъ, покрывавшихъ склоны холма; но любилъ прислушиваться къ шуму перелетнаго вѣтра, когда, пробираясь между, кустовъ шелеститъ онъ въ вѣтвяхъ и нагибаетъ легкія метелки прибрежнаго тростника. Онъ говорилъ, что тогда чувствуетъ и ясно предста
вляетъ себѣ всѣ красоты природы. И то сказать, что она вѣрно больше и лучше сказывается слѣпому человѣку, нежели намъ. Да и миссъ Елена всегда сидѣ
ла тутъ же и направляла его руку на востокъ и на западъ. Она разсказывала ему о лѣсистой вершинѣ
Пеналлииа, съ утра позлащаемой первыми лучами солнца, о бѣло-снѣжномъ Сноудонѣ, воздымающимся изъ-за нея подобно сѣдой головѣ, о сельскомъ трак
тирѣ и рыбачей пристани, о большихъ черныхъ йеводахъ, развѣшанныхъ по шестамъ, и о судахъ съ красными парусами, выходившихъ въ море. Въ тихую пого
ду имъ слышно было, какъ кричали матросы, подымая якорь, какъ ударяютъ веслами, отчаливая отъ берега
и какъ вода плещетъ имъ вслѣдъ. Все, что ни дѣлалось вокругъ, опа ему разсказывала, будто книгу читала, и вѣрно голосъ ея не портилъ дѣла! Съ ранняго утра до вечерняго заката, до той поры, какъ уже дѣвушки пойдутъ по камеиымъ ступенямъ, возвращаясь съ паст
бища, и каждая несетъ на головѣ полный кувшинъ молока, а горы рдѣютъ въ красномъ заревѣ заходяща
го солнца, на пригоркѣ сидѣлъ старикъ съ дѣвушкою, ученикъ со своею наставницей. Я не думаю однако же, чтобы сидя тутъ, она только въ томъ и находила радости, что угождала отцу: нѣтъ, была одна рыбачья лодка въ Пенлаирипдольдови, которая была ей дороже всѣхъ на свѣтѣ, и знала миссъ Елена, когда на нее
вступалъ хозяинъ, потому что онъ нарочно для этого распускалъ бѣлый Флагъ, а самъ Ричардъ Овенъ, подымалъ ли убиралъ ли свои красные паруса — всегда загля
дывался на бѣлый платокъ, которымъ махали ему изъ кот
теджа, что на пригоркѣ. И ужь какъ завидитъ этотъ платокъ, такъ черезъ полчаса прибѣжитъ съ приста