ни прямо къ двери, обросшей алыми розами. Мпѣ кажется, очень удобно было то, что старый джентль
менъ, третій членъ этого маленькаго общества, былъ слѣпъ. Полагаю’, что вовремя оно, это обстоятельство было-бы не противно мистеру Анрису, находившемуся тогда въ положеніи Ричарда Овена.
«Вскорѣ мистеръ Дэвисъ увидѣлъ, или покрайней мѣрѣ разслышалъ, чтъ тутъ дѣло не ладно и собесѣд
ники его влюблены другъ въ друга. Съ этихъ поръ онъ сталъ на нихъ точить зубы. Старикъ видно завидовалъ Ричарду Овену въ томъ, что онъ имѣлъ хоро
шее зрѣніе, былъ молодъ и щедраго права; а пуще всего не возлюбилъ онъ его за то, что Ричардъ по
хитилъ у него частицу дочерняго сердца, которымъ онъ не намѣренъ былъ ни съ кѣмъ подѣлиться. Стари
ковское ухо стало еще чутче прислушиваться къ походкѣ молодаго Ричарда, когда онъ всходилъ па гору,
Нежели ухо любящей дѣвушки, и при этомъ звукѣ лицо слѣпца затуманивалось тяжкою невзгодой, которой Елена не могла не замѣтить. Онъ никогда не заговаривалъ съ нею объ этомъ, а только бормоталъ иногда: «Ждутъ ждутъ, чтобы я умеръ — смерти моей хотятъ! » Слыша это она горько плакала. Долго это продолжалось, а
она, бѣдняжка, все ждала и надѣялась, но никогда, я думаю, и не помышляла покинуть своего стараго отца.
«Ричардъ былъ малый не промахъ, рѣшительный и поспѣшный: надоѣло ему такъ долго тянуть свои дѣла и вотъ однажды онъ смѣло и прямо началъ говорить съ нею, въ присуствіи старика, о томъ, что напрасно она собою хочетъ жертвовать безъ всякой нужды: «Разсуди, говорилъ онъ, что вѣдь отецъ твой можетъ, жить вмѣстѣ съ нами, и ты будешь за нимъ ухажи
вать такъ же, какъ и теперь. Вотъ уже годъ, милая Елена, какъ я все выжидаю, и не вижу, чтобы ты теперь была ко мнѣ ближе, нежели съ самаго начала. Сегодня вечеромъ я приду сюда за твоимъ рѣши
тельнымъ отвѣтомъ, и молю Бога, чтобы Оігь смягчилъ сердце отца твоего въ нашу пользу; а не то, я завтра же оставлю этотъ городокъ навсегда, и тогда, можетъбыть, соскучишься ты, не видя больше привѣтнаго бѣлаго Флага!»
« Старикъ во все это время не выговорилъ ни одного слова, только держалъ руку дочери и все потихоньку ее поглаживалъ; но какъ только Ричардъ ушелъ, онъ началъ горько плакаться па судьбу свою и такъ разжалобилъ дѣвушку, что она стала его всячески утѣ
шать и умоляла не безпокоиться изъ за нея.« Никогда
я тебя не покину, «говорила опа,« не оставлю я тебя, мой родной, одинокаго и слѣнаго, хоть и крѣпко любитъ меня милый мой Ричардъ. — А ужь какъ
тяжело ей было выговорить это — мы только послѣ узнали!
«Вечеромъ, когда милый ея пришелъ за отвѣтомъ, она объявила ему рѣшительный отказъ, отъ котораго у ней самой сердце разорвалось на части, а его гордая душа такъ оскорбилась, что онъ даже не простился съ Еленою и молча вышелъ, въ холодную, бурную ночь.
«Я хорошо помню этотъ вечеръ: Ричардъ пришелъ въ нашу гостинницу, проститься со старыми друзьями. Хозяиномъ здѣсь былъ тогда мой дядя, который смоло
ду былъ также морякомъ, и сталъ онъ его упрашивать не пускаться въ море въ такую срашную погоду: тогда уже начались октябрскія бури, волны ходили выше пристани и угрожали даже гостиницѣ. Я смотрѣла на Ричарда и думала: что за красивый молодецъ! Онъ отвѣчалъ дядѣ, что уйдетъ въ море завтра утромъ, хо
тя бы не нашлось ни одного человѣка, чтобы помочь ему справиться съ лодкою. И точно, на другой день, . на зарѣ, онъ отплылъ и не смотря на раннюю пору весь городъ высыпалъ на набережную, всѣ тѣснились какъ можно ближе къ морю, и смотрѣли какъ онъ отъ
ѣдетъ на своемъ кораблѣ; а въ коттеджѣ, на пригоркѣ, навѣрное была особа, которая пуще насъ вперяла свои безсонные, заплаканные глаза на дорогой корабликъ.
«Вѣрно не одинъ часъ смотрѣла она, какъ онъ ложился то на одну сторону, то на Другую, по всему взволнованному заливу, потомъ весь скрывался изъ вида — кромѣ бѣлаго Флага, который привязанъ былъ къ мачтѣ и безспрестанно то лежалъ на черной водѣ
то вздымался будто на огромную гору. Бѣлый Флагъ все тускнѣлъ, тускнѣлъ вдали, въ глазахъ ея снасти крутились, путались и судно казалось уже въ откры
томъ морѣ, хотя незамѣтно было, какъ оно дошло туда; но пока его вертѣло противъ Гелльсмауса (Чертова-зѣва), близь острова Бардзея, она совсѣмъ потеряла его изъ виду.
«Къ вечеру того-же дня она снова его увидала,— увы, вѣтеръ и вечерній приливъ прибили его опять къ берегу, но уже^вверхъ кормою! — Бѣдной дѣвушкѣ было въ это время не больше двадцати лѣтъ, но съ того часа волосы ея побѣлѣли, какъ снѣгъ. Она все блѣд
нѣла и худѣла, но никогда не жаловалась, даже и слова не сказала о томъ отцу, какую потерю понесло
ея скорбное сердце и какая перемѣна призошла въ ея наружности. Одинъ разъ только, когда онъ попробовалъ погоревать вмѣстѣ съ нею, поблагодарить ее за то, что она для него сдѣлала и выстрадала, опа остановила его, выговоривъ нѣсколько такихъ словъ, послѣ кото
рыхъ онъ уже не посмѣлъ заговорить съ нею объ этомъ.
«Часъ за часомъ, въ продолженіе долгихъ лѣтъ,
менъ, третій членъ этого маленькаго общества, былъ слѣпъ. Полагаю’, что вовремя оно, это обстоятельство было-бы не противно мистеру Анрису, находившемуся тогда въ положеніи Ричарда Овена.
«Вскорѣ мистеръ Дэвисъ увидѣлъ, или покрайней мѣрѣ разслышалъ, чтъ тутъ дѣло не ладно и собесѣд
ники его влюблены другъ въ друга. Съ этихъ поръ онъ сталъ на нихъ точить зубы. Старикъ видно завидовалъ Ричарду Овену въ томъ, что онъ имѣлъ хоро
шее зрѣніе, былъ молодъ и щедраго права; а пуще всего не возлюбилъ онъ его за то, что Ричардъ по
хитилъ у него частицу дочерняго сердца, которымъ онъ не намѣренъ былъ ни съ кѣмъ подѣлиться. Стари
ковское ухо стало еще чутче прислушиваться къ походкѣ молодаго Ричарда, когда онъ всходилъ па гору,
Нежели ухо любящей дѣвушки, и при этомъ звукѣ лицо слѣпца затуманивалось тяжкою невзгодой, которой Елена не могла не замѣтить. Онъ никогда не заговаривалъ съ нею объ этомъ, а только бормоталъ иногда: «Ждутъ ждутъ, чтобы я умеръ — смерти моей хотятъ! » Слыша это она горько плакала. Долго это продолжалось, а
она, бѣдняжка, все ждала и надѣялась, но никогда, я думаю, и не помышляла покинуть своего стараго отца.
«Ричардъ былъ малый не промахъ, рѣшительный и поспѣшный: надоѣло ему такъ долго тянуть свои дѣла и вотъ однажды онъ смѣло и прямо началъ говорить съ нею, въ присуствіи старика, о томъ, что напрасно она собою хочетъ жертвовать безъ всякой нужды: «Разсуди, говорилъ онъ, что вѣдь отецъ твой можетъ, жить вмѣстѣ съ нами, и ты будешь за нимъ ухажи
вать такъ же, какъ и теперь. Вотъ уже годъ, милая Елена, какъ я все выжидаю, и не вижу, чтобы ты теперь была ко мнѣ ближе, нежели съ самаго начала. Сегодня вечеромъ я приду сюда за твоимъ рѣши
тельнымъ отвѣтомъ, и молю Бога, чтобы Оігь смягчилъ сердце отца твоего въ нашу пользу; а не то, я завтра же оставлю этотъ городокъ навсегда, и тогда, можетъбыть, соскучишься ты, не видя больше привѣтнаго бѣлаго Флага!»
« Старикъ во все это время не выговорилъ ни одного слова, только держалъ руку дочери и все потихоньку ее поглаживалъ; но какъ только Ричардъ ушелъ, онъ началъ горько плакаться па судьбу свою и такъ разжалобилъ дѣвушку, что она стала его всячески утѣ
шать и умоляла не безпокоиться изъ за нея.« Никогда
я тебя не покину, «говорила опа,« не оставлю я тебя, мой родной, одинокаго и слѣнаго, хоть и крѣпко любитъ меня милый мой Ричардъ. — А ужь какъ
тяжело ей было выговорить это — мы только послѣ узнали!
«Вечеромъ, когда милый ея пришелъ за отвѣтомъ, она объявила ему рѣшительный отказъ, отъ котораго у ней самой сердце разорвалось на части, а его гордая душа такъ оскорбилась, что онъ даже не простился съ Еленою и молча вышелъ, въ холодную, бурную ночь.
«Я хорошо помню этотъ вечеръ: Ричардъ пришелъ въ нашу гостинницу, проститься со старыми друзьями. Хозяиномъ здѣсь былъ тогда мой дядя, который смоло
ду былъ также морякомъ, и сталъ онъ его упрашивать не пускаться въ море въ такую срашную погоду: тогда уже начались октябрскія бури, волны ходили выше пристани и угрожали даже гостиницѣ. Я смотрѣла на Ричарда и думала: что за красивый молодецъ! Онъ отвѣчалъ дядѣ, что уйдетъ въ море завтра утромъ, хо
тя бы не нашлось ни одного человѣка, чтобы помочь ему справиться съ лодкою. И точно, на другой день, . на зарѣ, онъ отплылъ и не смотря на раннюю пору весь городъ высыпалъ на набережную, всѣ тѣснились какъ можно ближе къ морю, и смотрѣли какъ онъ отъ
ѣдетъ на своемъ кораблѣ; а въ коттеджѣ, на пригоркѣ, навѣрное была особа, которая пуще насъ вперяла свои безсонные, заплаканные глаза на дорогой корабликъ.
«Вѣрно не одинъ часъ смотрѣла она, какъ онъ ложился то на одну сторону, то на Другую, по всему взволнованному заливу, потомъ весь скрывался изъ вида — кромѣ бѣлаго Флага, который привязанъ былъ къ мачтѣ и безспрестанно то лежалъ на черной водѣ
то вздымался будто на огромную гору. Бѣлый Флагъ все тускнѣлъ, тускнѣлъ вдали, въ глазахъ ея снасти крутились, путались и судно казалось уже въ откры
томъ морѣ, хотя незамѣтно было, какъ оно дошло туда; но пока его вертѣло противъ Гелльсмауса (Чертова-зѣва), близь острова Бардзея, она совсѣмъ потеряла его изъ виду.
«Къ вечеру того-же дня она снова его увидала,— увы, вѣтеръ и вечерній приливъ прибили его опять къ берегу, но уже^вверхъ кормою! — Бѣдной дѣвушкѣ было въ это время не больше двадцати лѣтъ, но съ того часа волосы ея побѣлѣли, какъ снѣгъ. Она все блѣд
нѣла и худѣла, но никогда не жаловалась, даже и слова не сказала о томъ отцу, какую потерю понесло
ея скорбное сердце и какая перемѣна призошла въ ея наружности. Одинъ разъ только, когда онъ попробовалъ погоревать вмѣстѣ съ нею, поблагодарить ее за то, что она для него сдѣлала и выстрадала, опа остановила его, выговоривъ нѣсколько такихъ словъ, послѣ кото
рыхъ онъ уже не посмѣлъ заговорить съ нею объ этомъ.
«Часъ за часомъ, въ продолженіе долгихъ лѣтъ,