важными наставленіями и увѣщаніями. Но, такъ-какъ мой разсказъ касается болѣе его, чѣмъ меня, то не стану говорить о времени моего отсутствія, длившемся нѣсколько мѣсяцевъ.
При моемъ возвращеніи, отыскалъ я жилище Генри Гордона не безъ сильнаго біенія сердца. Въ конторѣ его было менѣе жизни, чѣмъ прежде; самого его не было тамъ. На мои вопросы о немъ, указали мнѣ великолѣпный салонъ или, лучше сказать, вертепъ, сіяющій золотомъ, который, въ послѣднее время, сдѣ
лался его і остояннымъ мѣстопребываніемъ. Я не сталъ искать его тамъ, потому что у меня было спѣшное дѣло; но въ слѣдующій вечеръ, увидѣвъ игорный домъ ярко освѣщеннымъ, осмѣлился войти въ него, и тамъ, въ тѣсной толпѣ игроковъ, у стола, за которымъ играли, въ Фарао, увидѣлъ я моего друга, отчаянно понтиро
вавшаго, и на котораго обращены были взоры всѣхъ.
Онъ стоялъ такъ, что свѣтъ рѣзко падалъ на черты его; и я со страхомъ увидѣлъ его блѣдное, похожее на призракъ лицо, нахмуренный лобъ, сжатыя губы и пылавшіе глаза, устремленные на вздававшаго кар
ты. Участіе ему измѣнило, это было ясно. Съ дикимъ, безумнымъ отчаяніемъ человѣка, который знаетъ, что, если смѣлостію не возвратитъ потеряннаго, то онъ разорится, поставилъ онъ все, что имѣлъ, въ эту азартную игру.
Какъ заколдованный его видомъ, стоялъ я нѣсколько минутъ, печально смотря на его измѣнявшееся лицо, проклиная страсть, сдѣлавшуюся его казнію. Наконецъ, въ ту минуту, какъ я намѣревался броситься къ нему, и, если можно, увлечь его оттуда, онъ вдругъ покач
нулся назадъ, схватился дрожащими руками за голову, между тѣмъ, какъ на судорожно-искаженномъ лицѣ его появлялись крупныя капли пота. Черезъ минуту онъ вскричалъ такимъ отчаяннымъ голосомъ, который еще но сію пору звучитъ въ ушахъ моихъ: «О! Боже! Я погибъ!» Толпа разступилась, чтобы пропустить его. Одни смотрѣли на него съ участіемъ, другіе — съ яз
вительною улыбкой: это были тѣ, которые старались разорить его, и могли похвалиться успѣхомъ. Я быстро бросился къ нему, и схватилъ его за руку.
— Другъ мой! сказалъ я, пойдемъ со мною.
Сперва онъ не узналъ меня, и съ силой оттолкнулъ меня, сказавъ:
— Убирайся отъ меня къ чорту! Я разоренъ, чего-жь тебѣ еще?
— Генри! сказалъ я, стараясь его успокоить, развѣ ты не узналъ своего Друга, Жоржа?
Онъ быстро провелъ рукою по глазамъ, какъ бы отгоняя отъ нихъ туманъ, и отвѣчалъ глухимъ, сильно разстроеннымъ голосомъ:
— Это ты, Жоржъ? Я принялъ тебй за другаго. Я
счелъ тебя за діавола въ человѣческомъ видѣ, который искалъ меня, и ввергнулъ въ эту пропасть погибели. Жоржъ! продолжалъ онъ, быстро вытащивъ меня за руку изъ толпы, Жоржъ, я погибъ въ этой и будущей
жизни! Я всего лишился, всего, всего, счастія, чести, надежды, своей Агнесы....
— Но ты въ скоромъ времени можешь снова прі— обрѣсть все, что потерялъ, Генри, если только удалишься изъ этого вертепа.
— Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ онъ внѣ себя, теперь ужь поздно! поздно!... Жоржъ! я радъ, что ты здѣсь. Какъ горячо желалъ я видѣть друга, но какъ могъ я надѣ
яться, что ты пріѣдешь! Вотъ, возьми это кольцо, и если когда нпбудь возвратишься въ Штаты, отыщи Агнесу Вальтамъ, скажи ей, что оно отъ меня, и что я благословилъ ея память.
— Что значатъ эти слова, Генри? сказалъ я встрѣвоженный. Надѣюсь, ты возьмешь кольцо назадъ.
— Я не могу жить болѣе, прошепталъ онъ, отвернувшись отъ меня. Обѣщай мнѣ, что отдашь это кольцо Агнесѣ, съ горячимъ желаніемъ ей отъ мена всевоз
можнаго счастія! Обѣщай же это мнѣ, Жоржъ, святымъ именемъ Бога!
— Обѣщаю и клянусь, что исполню твое желаніе. Но, что за таинственныя слова? Пойдемъ со мною. Я не покину тебя ни на минуту, пока ты не успокоишься и не придешь въ себя.
— Но ты обѣщалъ, ты поклялся мнѣ, что отдашь кольцо, если что нибудь случится со мною, и скажешь ей, что я умеръ, благословляя ея память?
— Обѣщалъ и поклялся; но пойдемъ же отсюда; покинемъ, какъ можно скорѣе, это проклятое мѣсто.
— Сію минуту, сказалъ онъ, и, быстро обернувшись, бросился въ толпу, которая снова сжалась передъ Фарао.
Почти въ то же мгновеніе раздался пистолетный выстрѣлъ, за которымъ послѣдовалъ всеобщій крикъ ужа
са; я, съ мрачнымъ предчувствіемъ, продрался сквозь толпу въ ту минуту, какъ бѣднаго Генри Гордона сни
мали со стола, на который онъ упалъ, прострѣливъ себѣ голову. Онъ погибъ жертвою игры, жертвою своихъ неумѣренныхъ желаній.
Я сдержалъ слово, заключилъ мой пріятель, отдалъ Агнесѣ Вальтамъ кольцо, и другое въ день ея свадьбы,
потому что невѣста Генри Гордона теперь жена того, который радовался его счастію, негодовалъ на его ужастную страсть къ игрѣ, и горько оплакивалъ преждевременную смерть его.