вашей дочерью!... Какъ это вы могли рѣшиться на подобный поступокъ, не спросяся меня и, вѣроятно, безъ согласія вашей дочери? ... Этого я не ожидалъ отъ васъ!...
Испуганная Ляля была блѣднѣе полотна.
— Папенька!... что вы надѣлали! сказала она, закрывшись платкомъ, и, удерживая рыданія, убѣжала въ другую комнату.
Душенька остолбенѣла.
Попка до того растерялся, что стоялъ неподвижно, хлопая глазами. Губы его шевелились.
— Какъ? сказалъ онъ съ ужасомъ: что это такое?... Въ моемъ домѣ....такое безчестье— обманъ!... Вы отпираетесь отъ своихъ словъ....
— Позвольте, позвольте!... Скажите сначала, отъ какихъ словъ?
— Какъ отъ какихъ словъ?... Не сами ли вы сегодня въ глаза мнѣ говорили, что очень любите мою дочь!... А?... Что?... А?... Надѣюсь, что вы отъ этого не отопретесь? Что?... А?... Сказать это въ глаза отцу, мнѣ кажется, все равно, что сдѣлать Формальное предложеніе!... Что?
— Когда же я говорилъ вамъ это? Помилуйте! У насъ сегодня и разговора не было о вашей дечери!...
— Такъ о какомъ же вы чортѣ говорили, что очень любите, что это милое созданье.... что хорошо поетъ....
и чортъ знаетъ, всего не упомнишь? отвѣчалъ Попка, горячась болѣе и болѣе.
— Ахъ, Боже мой! вскричалъ изступленнымъ голосомъ Владиміръ Иванычъ, ударивъ себя въ голову обѣими руками: вы не поняли меня! Я говорилъ о канарейкѣ! ...
Въ комнатѣ воцарилась глубокая тишина, та самая, когда бываетъ слышно, какъ пролетитъ муха.
Но среди этой тишины страшно колотились сердца дѣйствующихъ лицъ этой сцены, хотя этого и не было слышно.
Глубоко пораженный Попка опустился въ кресла. Грудь его тяжело дышала. Позеленѣвшая жена его съ помутившимися глазами сидѣла ни жива, ни мертва.
Владиміръ Иванычъ самъ не помнилъ, какъ очутился на улицѣ.
Черезъ три дня я сидѣлъ у Владиміра Иваныча. Первое впечатлѣніе уже унеслось. Онъ смотрѣлъ хладнокровнѣе на это происшествіе. Бранилъ себя, зачѣмъ не сказалъ того, а говорилъ атп и наконецъ прибавилъ профессорскимъ тономъ:
— Странныя мы созданія, люди! Повѣришь ли, съ тѣхъ поръ, какъ это со мной случилось, я сталъ смо
трѣть на вещи совсѣмъ другими глазами!... Знаешь ли, что приходитъ мнѣ въ голову? — Богъ тебя знаетъ!
— Я думаю: можетъ быть, сама судьба заботилась о моемъ счастіи! Какъ знать, можетъ быть, Ляля составила бы счастіе всей моей жизни!...
Я слушалъ.
— Откровенно признаюсь тебѣ, продолжалъ онъ съ возрастающимъ жаромъ: теперь это дѣло конченное! Я
сь нею больше не увижусь, — но она нравилась мнѣ болѣе всѣхъ, кого я зналъ и знаю.... Я даже чувствую, что я любилъ ее, самъ этого не замѣчая!...


Онъ сталъ ходить по комнатѣ большими шагами.


— Жаль мнѣ, душевно жаль бѣдную Лялю! говорилъ онъ, утихая: чѣмъ она виновата?... Что будешь дѣлать!... Вѣрно судьбѣ такъ угодно!...
Въ это время лакей подалъ ему письмо. Владиміръ Иванычъ посмотрѣлъ на адресъ, быстро перевернулъ конвертъ, разломалъ печать и сталъ читать. По гла
замъ его видно было, что содержаніе этого письма не радовало его.
— Вотъ кстати! сказалъ онъ, подавая его мнѣ: — прочти!...
Письмо было отъ Трамбова. Онъ писалъ, что считаегъ своею обязанностію извиниться передъ Владимі
ромъ Иванычемъ въ своей непростительно-грубой ошибкѣ, которую проситъ не приписывать низкой хи
трости, и вмѣстѣ съ тѣмъ, хранить ее въ тайнѣ, дабы не повредить репутаціи дочери, за которую сватается достойнѣйшій Тарасъ Тарасычъ. При этомъ онъ изъя
вилъ душевное сожалѣніе въ потерѣ его милаго и пріятнаго знакомства.
Владиміръ Иванычъ ходилъ по комнатѣ, задумавшись.
— Кто принесъ это письмо? спросилъ онъ у человѣка.
— Городская почта, сударь.
— Хорошо!... ступай!... «А счастье было такъ возможно!» продекламировалъ онъ, вздохнувъ тяжело. А все голова! прибавилъ онъ, скрестивъ на груди руки и
остановившись передо мною: мало того, что не даетъ покою, такъ еще можетъ имѣть вліяніе на всю будущую судьбу!...
Ровно черезъ три дня послѣ этого разгбвора, въ домѣ Трамбовыхъ снова пили шампанское и поздравляли жениха и невѣсту. За столомъ сидѣли: Душенька, Ляля, Попка, Владиміръ Иванычъ и я. Ляля была такъ хороша въ этотъ день, что Владиміръ поминутно цѣловалъ ея ручки.
Какъ только начинала пѣть канарейка, всѣ громко