если Богу будетъ угодно, не надолго и я привезу тебѣ нѣчто очень милое и прекрасное, а именно молодень
кую сестрицу. Не смотри на меня такъ недовѣрчиво, я не шутя тебѣ говорю, что женился не подалеку отъ Болоньи.
Джіованно очень удивился этой новости, сердце его болѣзненно сжалось, и ревность закралась въ его душу. «Ты не будешь теперь любить меня такъ, какъ прежде, »— сказалъ онъ. Но Джуліо, смѣясь, старался его успо
коить, и призывалъ въ свидѣтели всѣхъ святыхъ, что онъ всегда будетъ занимать первое мѣсто въ его сердцѣ, и если бы жена его была еще въ тысячу разъ прекраснѣе.
— Такъ она прекрасна? спросилъ Джіованно съ любопытствомъ.
— По крайней мѣрѣ слишкомъ прекрасна для меня, отвѣчалъ онъ.
— Зачѣмъ ты не взялъ ее тотчасъ съ собою?
— Потому что она хотѣла остаться у своей больной матери, пока она выздоровѣетъ или оставитъ этотъ міръ.
— Гдѣ видѣлъ ты ее въ первый разъ?
Въ Болоньѣ, въ домѣ ея дяди, богатаго золотыхъ дѣлъ мастера. Но правдѣ сказать, ея мать первая обра
тила на меня вниманіе, потомъ она занемогла и отдала мнѣ свою дочь. Я очень люблю Джудитту, но она слишкомъ молода для меня: ей только 16 лѣтъ.
— Потому что мнѣ сгрустнулось по тебѣ, и потому еще, что я хотѣлъ просить тебя немного устроить домъ, чтобы въ немъ могла жить женщина. Ты вѣрно это съумѣешь лучше меня, и твоя молоденькая сестра будетъ тебѣ за это благодарна.
Джіованно обѣщалъ все устроить, какъ только съумѣетъ и братья пробесѣдовали всю ночь. На другой день Джуліо опять простился съ братомъ; Джіованно пожелалъ больной скорой и тихой кончины, и старшій братъ весело пустился въ обратный путь. При послѣднемъ прощальномъ поцѣлуѣ онъ снялъ съ руки золо
тое колечко и сказалъ брату: это кольцо надѣла мнѣ на палецъ жена моя въ день нашего брака, но оно мнѣ немного тѣсно и мѣшаетъ; возьми его и побереги у себя, пока я у тебя потребую его обратно. Джі
ованно, смѣясь, надѣлъ его на палецъ и оно пришлось ему такъ хорошо, какъ будто было сдѣлано по мѣркѣ. Потомъ они разстались.
Джіованно приступилъ къ различнымъ приготовленіямъ, чтобы сдѣлать верхній этажъ удобнымъ для при
нятія молодой женщины, и при установкѣ мебели и хлопотахъ имъ овладѣло такое странное чувство, какъ будто онъ устроивалъ это гнѣздышко для самого себя, а не для другаго. Комнату молоденькой сестры старал
ся онъ убрать какъ можно красивѣе и рядомъ съ нею была общая мастерская, гдѣ онъ такъ поставилъ свой мальбретъ, что всегда могъ видѣть мѣсто, гдѣ стояло деревянное кресло, назначенное для молодой хозяйки. Спальню онъ украсилъ также очень хорошо, и рабо
талъ неутомимо въ саду, чтобы и онъ доставилъ пріятный видъ ожидаемой сестрѣ. Съ гордою радостію лю
бовался онъ дѣлами рукъ своихъ, ходилъ взадъ и впередъ по комнатамъ и сладостное безпокойство овладѣ
вало его молодымъ сердцемъ. Онъ почти цѣлый день оставался дома, и только предъ обѣдомъ отправлялся къ близлежащей остеріи и приносилъ себѣ домой запасъ плодовъ и пирожковъ, составлявшихъ его обѣдъ и ужинъ. Живописью онъ почти пересталъ заниматься, портретъ молодой улыбающейся Флорентинки стоялъ на мальбретѣ и оставалось только сдѣлать нѣсколько
штриховъ, чтобы докончить его, но эти штрихи оствались не додѣланными. Джіованно самъ не понималъ себя; до этого времени онъ никогда не былъ лѣнивъ; теперь же онъ сидѣлъ по нѣскольку часовъ на скамейкѣ, при
слонивъ голову къ мальбрету, одною рукой держалъ онъ небрежно палитру, другою кисть и задумчиво смотрѣлъ въ сосѣднюю комнату, гдѣ у открытаго окна сто
яло простое рѣзное кресло. Тамъ онъ часто видѣлъ такъ ясно, что могъ, казалось, осязать рукою, образъ прекрасной молодой женщины въ свѣтлой одеждѣ, кото
рый смотрѣлъ на него, улыбаясь ему и кивая головою. Удивительно тонко отдѣлялась головка отъ зелени ви
нограда, врывавшейся въ окно; тяжелыя темныя косы обвивали прекрасный лобъ и подобно сіянію свѣтились
золотистымъ отливомъ. Все это видѣлъ онъ такъ живо, что иногда вскакивалъ, бралъ доску и хотѣлъ удер
жать кистью этотъ прелестный образъ, но онъ каждый разъ исчезалъ, какъ туманное облако. Воспоминаніе
объ этой неуловимой головкѣ, отнимало у него охоту писать другія женскія головы, и онъ съ тѣхъ поръ съ неудовольствіемъ принималъ заказы; картины его из
мѣнялись, и художникъ вмѣстѣ съ ними. Прекрасный Джіованно Тозини сталъ разсѣянъ и грустенъ въ обществѣ прелестнѣйшихъ женщинъ, и портреты, кото
рые онъ съ нихъ писалъ, въ половину не были такъ хороши, какъ прежде. Казалось, что къ прежнимъ жи
вымъ краскамъ примѣшался сѣрый, печальный тонъ и что легкая тѣнь легла на яркія произведенія его кисти. Эту перемѣну замѣчалъ онъ и самъ, но мало о томъ печалился. Онъ едва замѣтилъ, что со времени ухода брата прошли осень и зима, что весна уступила мѣсто лѣту. Ему было такъ хорошо въ своемъ уединеніи и дѣлалось съ каждымъ днемъ все лучше и пріятнѣе, потому что прелестный образъ началъ постепенно принимать болѣе ясныя Формы, и наконецъ далъ даже возможность набросать себя въ легкихъ контурахъ—самое
кую сестрицу. Не смотри на меня такъ недовѣрчиво, я не шутя тебѣ говорю, что женился не подалеку отъ Болоньи.
Джіованно очень удивился этой новости, сердце его болѣзненно сжалось, и ревность закралась въ его душу. «Ты не будешь теперь любить меня такъ, какъ прежде, »— сказалъ онъ. Но Джуліо, смѣясь, старался его успо
коить, и призывалъ въ свидѣтели всѣхъ святыхъ, что онъ всегда будетъ занимать первое мѣсто въ его сердцѣ, и если бы жена его была еще въ тысячу разъ прекраснѣе.
— Такъ она прекрасна? спросилъ Джіованно съ любопытствомъ.
— По крайней мѣрѣ слишкомъ прекрасна для меня, отвѣчалъ онъ.
— Зачѣмъ ты не взялъ ее тотчасъ съ собою?
— Потому что она хотѣла остаться у своей больной матери, пока она выздоровѣетъ или оставитъ этотъ міръ.
— Гдѣ видѣлъ ты ее въ первый разъ?
Въ Болоньѣ, въ домѣ ея дяди, богатаго золотыхъ дѣлъ мастера. Но правдѣ сказать, ея мать первая обра
тила на меня вниманіе, потомъ она занемогла и отдала мнѣ свою дочь. Я очень люблю Джудитту, но она слишкомъ молода для меня: ей только 16 лѣтъ.
— Зачѣмъ ты ушелъ отъ нея?
— Потому что мнѣ сгрустнулось по тебѣ, и потому еще, что я хотѣлъ просить тебя немного устроить домъ, чтобы въ немъ могла жить женщина. Ты вѣрно это съумѣешь лучше меня, и твоя молоденькая сестра будетъ тебѣ за это благодарна.
Джіованно обѣщалъ все устроить, какъ только съумѣетъ и братья пробесѣдовали всю ночь. На другой день Джуліо опять простился съ братомъ; Джіованно пожелалъ больной скорой и тихой кончины, и старшій братъ весело пустился въ обратный путь. При послѣднемъ прощальномъ поцѣлуѣ онъ снялъ съ руки золо
тое колечко и сказалъ брату: это кольцо надѣла мнѣ на палецъ жена моя въ день нашего брака, но оно мнѣ немного тѣсно и мѣшаетъ; возьми его и побереги у себя, пока я у тебя потребую его обратно. Джі
ованно, смѣясь, надѣлъ его на палецъ и оно пришлось ему такъ хорошо, какъ будто было сдѣлано по мѣркѣ. Потомъ они разстались.
Джіованно приступилъ къ различнымъ приготовленіямъ, чтобы сдѣлать верхній этажъ удобнымъ для при
нятія молодой женщины, и при установкѣ мебели и хлопотахъ имъ овладѣло такое странное чувство, какъ будто онъ устроивалъ это гнѣздышко для самого себя, а не для другаго. Комнату молоденькой сестры старал
ся онъ убрать какъ можно красивѣе и рядомъ съ нею была общая мастерская, гдѣ онъ такъ поставилъ свой мальбретъ, что всегда могъ видѣть мѣсто, гдѣ стояло деревянное кресло, назначенное для молодой хозяйки. Спальню онъ украсилъ также очень хорошо, и рабо
талъ неутомимо въ саду, чтобы и онъ доставилъ пріятный видъ ожидаемой сестрѣ. Съ гордою радостію лю
бовался онъ дѣлами рукъ своихъ, ходилъ взадъ и впередъ по комнатамъ и сладостное безпокойство овладѣ
вало его молодымъ сердцемъ. Онъ почти цѣлый день оставался дома, и только предъ обѣдомъ отправлялся къ близлежащей остеріи и приносилъ себѣ домой запасъ плодовъ и пирожковъ, составлявшихъ его обѣдъ и ужинъ. Живописью онъ почти пересталъ заниматься, портретъ молодой улыбающейся Флорентинки стоялъ на мальбретѣ и оставалось только сдѣлать нѣсколько
штриховъ, чтобы докончить его, но эти штрихи оствались не додѣланными. Джіованно самъ не понималъ себя; до этого времени онъ никогда не былъ лѣнивъ; теперь же онъ сидѣлъ по нѣскольку часовъ на скамейкѣ, при
слонивъ голову къ мальбрету, одною рукой держалъ онъ небрежно палитру, другою кисть и задумчиво смотрѣлъ въ сосѣднюю комнату, гдѣ у открытаго окна сто
яло простое рѣзное кресло. Тамъ онъ часто видѣлъ такъ ясно, что могъ, казалось, осязать рукою, образъ прекрасной молодой женщины въ свѣтлой одеждѣ, кото
рый смотрѣлъ на него, улыбаясь ему и кивая головою. Удивительно тонко отдѣлялась головка отъ зелени ви
нограда, врывавшейся въ окно; тяжелыя темныя косы обвивали прекрасный лобъ и подобно сіянію свѣтились
золотистымъ отливомъ. Все это видѣлъ онъ такъ живо, что иногда вскакивалъ, бралъ доску и хотѣлъ удер
жать кистью этотъ прелестный образъ, но онъ каждый разъ исчезалъ, какъ туманное облако. Воспоминаніе
объ этой неуловимой головкѣ, отнимало у него охоту писать другія женскія головы, и онъ съ тѣхъ поръ съ неудовольствіемъ принималъ заказы; картины его из
мѣнялись, и художникъ вмѣстѣ съ ними. Прекрасный Джіованно Тозини сталъ разсѣянъ и грустенъ въ обществѣ прелестнѣйшихъ женщинъ, и портреты, кото
рые онъ съ нихъ писалъ, въ половину не были такъ хороши, какъ прежде. Казалось, что къ прежнимъ жи
вымъ краскамъ примѣшался сѣрый, печальный тонъ и что легкая тѣнь легла на яркія произведенія его кисти. Эту перемѣну замѣчалъ онъ и самъ, но мало о томъ печалился. Онъ едва замѣтилъ, что со времени ухода брата прошли осень и зима, что весна уступила мѣсто лѣту. Ему было такъ хорошо въ своемъ уединеніи и дѣлалось съ каждымъ днемъ все лучше и пріятнѣе, потому что прелестный образъ началъ постепенно принимать болѣе ясныя Формы, и наконецъ далъ даже возможность набросать себя въ легкихъ контурахъ—самое