Напротивъ, мнѣ весело, отвѣчала она сухо, какъ бы нехотя.
— Весело стоять одной, когда все вокругъ полно жизни! позволь не повѣрить тебѣ, продолжалъ незнакомецъ.
— Я и не буду просить тебя вѣрить мнѣ.
— Но скажи, стоило ли ѣхать въ маскарадъ для того, чтобы скучать, стоя у колонны.
— Но я не скучаю. Напротивъ, мнѣ весело разсматривать эту движущуюся черную массу. Я такъ люблю наблюдать.
— Ты или влюблена.... или поэтъ, сказалъ онъ, пристально посмотрѣвъ на нее.
— Ни то, ни другое; ты плохо отгадываешь. А я такъ сейчасъ угадаю, кто ты, продолжала опа, глядя на незнакомца,—ты нѣчто въ родѣ Донъ-Жуана. —Незнакомецъ засмѣялся.
— Скажи мнѣ лучше, давно ли ты видѣлъ княжну Адель?
— Почему знаешь ты, что я съ нею знакомъ? — Я уже сказала тебѣ, что ловко угадываю. — Такъ угадай же мое имя.
— Это не мудрено, тебя зовутъ графъ Александръ Окольскій.
— Странно, сказалъ графъ, пожимая плечами, я, кажется, никогда не видалъ тебя.
Но что же мы стоимъ здѣсь? продолжалъ онъ, подавая ей руку, пройдемся лучше по заламъ.
Маска, молча, подала ему руку.
Увидавъ прелестную дѣтскую ручку маски, графъ не могъ удержаться отъ комплимента. Но маска отдернула ее и хотѣла было уйдти.
— Allons, tu es prude! сказалъ онъ засмѣявшись.
— Pas du tout prude, a не люблю комплиментовъ и вообще похожа на цвѣтокъ nolle me tangere.
Графъ, заинтересовываясь ею болѣе и болѣе, обѣщалъ повиноваться ей.
— Но скажи же мнѣ, beau masque, гдѣ я видалъ тебя?
— У ІІолѣвскихъ.
— Почему же я не могу узнать тебя?
— У нихъ много бываетъ, можетъ быть, ты не замѣтилъ меня.
— Не замѣтилъ! да развѣ можно не замѣтить тебя, вскричалъ онъ, сжимая крошечную ручку незнакомки.
— Опять за тоже! строго сказала она, погрозивъ ему хорошенькимъ пальчикомъ.
— Pardon, beau masque! совсѣмъ было забылъ, что твой девизъ nolle me tangere. Но я все болѣе и болѣе те
ряюсь въ догадкахъ; не можетъ быть, чтобъ я видалъ тебя прежде!
— Перестань, пожалуста, Окольскій, развѣ я не
вижу, что ты давно узналъ меня, а притворяешься изъ одного упрямства, чтобы послѣ при новой встрѣчѣ посмѣягься надъ моей довѣрчивостію, увѣряя, что только тѣшилъ меня. Вѣдь ты уже сдѣлалъ такъ съ Наташей Самарской.
— Какъ! ты знаешь и объ этомъ?
— Знаю даже и то, что ты вскружилъ голову бѣдной Наташѣ для того, чтобы отбить побѣду у товари
ща. Не думаешь ли ты очаровать и меня?... напрасно; я уже устарѣла.
— Устарѣла? да тебѣ нѣтъ еще и 18-ти.
— Хорошо, что хотя въ маскарадѣ считаютъ меня молоденькой, сказала она, вздохнувъ.
— Но кто же ты наконецъ, загадочное существо?
— Здѣсь, въ маскарадѣ—я скучная маска; а въ свѣтѣ несносная старушонка, отъ которой всѣ бѣгаютъ, какъ отъ чумы.
— Я согласенъ даже называть тебя старушкою, чтобы повиноваться тебѣ, но я люблю такихъ хорошень
кихъ старушекъ. — Итакъ, моя прелестная старушка, продолжалъ онъ....
— Пожалуста безъ прилагательныхъ, они надоѣли мнѣ еще въ пансіонѣ.
— Pardon, pardon! но я хочу предложить тебѣ мои услуги: если бы ты была молоденькая дѣвушка, то я не рѣшился бы предложить ихъ тебѣ, а старушкѣ нисколько не предосудительно.
— Про какія услуги говоришь ты?
— Быть твоимъ кавалеромъ весь вечеръ и проводить тебя домой.
— Благодарю, но я пріѣхала не одна, а потому и не могу принять этой жертвы съ твоей стороны, сказала маска съ ироніей.
— Такъ ты не одна здѣсь?
— Нѣтъ; я пріѣхала съ молоденькой дѣвушкой, ввѣренной моему надзору, да потеряла ее въ толпѣ.
Въ эту минуту къ нимъ подошла маска въ черномъ бархатномъ домино, съ множествомъ браслетъ на рукахъ и повидимому очень хорошенькая. Ее сопровождалъ толстый генералъ.
— Ah, Victoire! сказала она, не обращая вниманія на знаки, которые дѣлала ей наша мнимая старушка, te voici, ma petite, et moi qui te cherchais partout; поѣдемъ, пора уже.
— Умоляю тебя, beau masque, сказалъ граФЪ, схвативъ за руку бархатное домино, оставь ее еще на нѣсколько минутъ.
Маска вынула маленькія часики и проговорила смѣясь: даю вамъ еще 10 минутъ, но послѣ я буду неумолима, — и она удалилась.
— Теперь уже ясно, что ты не старушка, хотя и прежде въ этомъ невозможно было сомнѣваться. Ѵіс