toire, какое чудное имя! но я не знаю ни одной женщины, которая бы называлась такъ.
Маска молчала нѣсколько времени, потомъ она сдѣлала движеніе, чтобы удалиться.
— О, останься же, умолялъ Окольскій, позволь мнѣ видѣться съ тобою внѣ маскарада!
— Нѣтъ, графъ! строго сказала она, я знаю, что граФЪ Александръ Окольскій никогда не измѣнялъ дан
ному слову, и гакъ дай слово, что ты не будешь слѣдить за мной,—я повѣрю тебѣ.
— Благодарю, — съ чувствомъ отвѣчалъ Окольскій, цѣлуя руку маски, которую она не отдернула на этотъ разъ, — я даю тебѣ слово, вотъ рука моя.
— Хорошо, весело сказала маска и хлопнула своею маленькою ручкою по рукѣ графа и, показалось ему, что ручка эта слегка вздрогнула при его страстномъ пожатіи.
— До свиданія, прелестная Викторія, tu es charmante, mais je te hais.
— De la haine à l’amour il n’y a qu’un pas, возразила она, лукаво улыбаясь и скрылась въ толпѣ.
Какъ отуманенный, простоялъ графъ нѣсколько минутъ на одномъ мѣстѣ, потомъ, грустный, взволнованный, отправился домой.
ГЛАВА II.
Возвратясь домой, граФЪ долго въ раздумьи ходилъ по комнатамъ: интересная маска безпрестанно представлялась его воображенію.
наетъ любить его, — страсть его исчезала и онъ уже искалъ другой побѣды.
И теперь думалъ онъ, что это одна изъ эфемерныхъ страстей,—но, не смотря на то, маска интересовала его не на шутку.
Напрасно онъ терялся въ лабиринтѣ догадокъ, напрасно перебиралъ въ умѣ всѣхъ знакомыхъ ему женщинъ,—ни одна не походила на эту чудную блондинку.
«Однако вѣдь это ни на что не похоже! вскричалъ онъ наконецъ, бросаясь на диванъ, что за пустяки ду
мать такъ много о маскѣ: быть можетъ, она какая нибудь модистка!—но нѣтъ! ея манеры, разговоръ показываютъ, что она принадлежитъ къ хорошему обществу. Странно однако, что я, зная всѣхъ аристократокъ, никогда не встрѣчалъ ея».
И онъ опять задумывался — и образъ маски снова улыбался ему. «Нѣтъ, не буду больше думать о ней, говорилъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія, не поѣду во вторникъ въ маскарадъ! Хоть бы узнать отъ Полѣв
скихъ — кто она? Но они принимаютъ по четвергамъ, — долго ждать, а можетъ быть, ничего не узнаю, да и не стоитъ хлопотать: мало ли хорошенькихъ? о всѣхъ не передумаешь».
Долго томили графа совершенно противоположныя мысли: то старался онъ позабыть маску, то напротивъ съ наслажденіемъ вспоминалъ всѣ подробности ихъ встрѣчи.
Съ твердою рѣшимостью позабыть незнакомку, легъ Окольскій въ постель; но напрасно старался заснуть полувлюбленный графъ: образъ прелестной блондинки
являлся передъ нимъ; —и казалось ему, что она снялеР маску, и не въ силахъ былъ онъ отвести взгляда отъ этихъ пламенныхъ очей, смотрѣвшихъ на него съ та
кой любовью; ея прелестный ротикъ говорилъ ему слова любви и счастья! онъ слышалъ этотъ гармоническій голосъ и не помнилъ себя отъ восторга.
Долго мечталъ графъ, — наконецъ, утомленный, заснулъ; но и во снѣ не покидало его милое видѣніе.
На другой день графъ проснулся довольно поздно. Ему доложили, что г. Гриненбергъ ожидаетъ его въ кабинетѣ. Какъ кстати, подумалъ Окольскій, можетъ быть, я вывѣдаю отъ него что нибудь; вѣдь онъ часто бываетъ у Полѣвскихъ. Съ этою мыслію онъ поспѣш
но одѣлся и вышелъ въ кабинетъ. Молодой блондинъ встрѣтилъ его на порогѣ.
— Что это, Александръ, какъ ты блѣденъ? здоровъ ли? сказалъ онъ, протягивая руку графу.
— Какъ нельзя лучше, отвѣчалъ тотъ. — Ему было досадно, что товарищъ замѣчаетъ въ немъ перемѣну.
— Но вѣдь ты не похожъ на себя, я никогда не видалъ тебя такимъ разстроеннымъ. — Много кутилъ вчера.
— Да вѣдь тебѣ уже не привыкать къ этому.
— Что новенькаго? спросилъ графъ, желая перемѣнить разговоръ.
— Да ничего. Адель Полѣвская ходила со мной вчера въ маскарадѣ и была въ отчаяніи. Она все хотѣла подойдти къ тебѣ, но ты ходилъ съ какой - то блондинкой.
Графъ видимо мѣшался и досадовалъ на себя.
— Кстати о Полѣвскихъ, не знаешь ли ты Фамилію этой черноглазой Викторіи, что бываетъ у нихъ?
— У нихъ много бываетъ. Не замѣтилъ.
— Въ понедѣльникъ я видѣлъ ее въ оперѣ, лицо очень знакомо, кажется, что я видѣлъ ее у княгини. Съ ней была дама, которая и называла ее Викторіей.
— Что же вѣрно опять викторіи и въ этотъ разъ надъ Викторіей, смѣясь сказалъ Гриненбергъ.
— Ужь сейчасъ и викторія, я даже не говорилъ съ ней.
— Какой ты счастливецъ, Александръ! какъ тебѣ все
Маска молчала нѣсколько времени, потомъ она сдѣлала движеніе, чтобы удалиться.
— О, останься же, умолялъ Окольскій, позволь мнѣ видѣться съ тобою внѣ маскарада!
— Нѣтъ, графъ! строго сказала она, я знаю, что граФЪ Александръ Окольскій никогда не измѣнялъ дан
ному слову, и гакъ дай слово, что ты не будешь слѣдить за мной,—я повѣрю тебѣ.
— Благодарю, — съ чувствомъ отвѣчалъ Окольскій, цѣлуя руку маски, которую она не отдернула на этотъ разъ, — я даю тебѣ слово, вотъ рука моя.
— Хорошо, весело сказала маска и хлопнула своею маленькою ручкою по рукѣ графа и, показалось ему, что ручка эта слегка вздрогнула при его страстномъ пожатіи.
— До свиданія, прелестная Викторія, tu es charmante, mais je te hais.
— De la haine à l’amour il n’y a qu’un pas, возразила она, лукаво улыбаясь и скрылась въ толпѣ.
Какъ отуманенный, простоялъ графъ нѣсколько минутъ на одномъ мѣстѣ, потомъ, грустный, взволнованный, отправился домой.
ГЛАВА II.
Возвратясь домой, граФЪ долго въ раздумьи ходилъ по комнатамъ: интересная маска безпрестанно представлялась его воображенію.
ГраФЪ всегда скоро очаровывался,—но только па минуту, особенно если онъ замѣчалъ, что дѣвушка начи
наетъ любить его, — страсть его исчезала и онъ уже искалъ другой побѣды.
И теперь думалъ онъ, что это одна изъ эфемерныхъ страстей,—но, не смотря на то, маска интересовала его не на шутку.
Напрасно онъ терялся въ лабиринтѣ догадокъ, напрасно перебиралъ въ умѣ всѣхъ знакомыхъ ему женщинъ,—ни одна не походила на эту чудную блондинку.
«Однако вѣдь это ни на что не похоже! вскричалъ онъ наконецъ, бросаясь на диванъ, что за пустяки ду
мать такъ много о маскѣ: быть можетъ, она какая нибудь модистка!—но нѣтъ! ея манеры, разговоръ показываютъ, что она принадлежитъ къ хорошему обществу. Странно однако, что я, зная всѣхъ аристократокъ, никогда не встрѣчалъ ея».
И онъ опять задумывался — и образъ маски снова улыбался ему. «Нѣтъ, не буду больше думать о ней, говорилъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія, не поѣду во вторникъ въ маскарадъ! Хоть бы узнать отъ Полѣв
скихъ — кто она? Но они принимаютъ по четвергамъ, — долго ждать, а можетъ быть, ничего не узнаю, да и не стоитъ хлопотать: мало ли хорошенькихъ? о всѣхъ не передумаешь».
Долго томили графа совершенно противоположныя мысли: то старался онъ позабыть маску, то напротивъ съ наслажденіемъ вспоминалъ всѣ подробности ихъ встрѣчи.
Съ твердою рѣшимостью позабыть незнакомку, легъ Окольскій въ постель; но напрасно старался заснуть полувлюбленный графъ: образъ прелестной блондинки
являлся передъ нимъ; —и казалось ему, что она снялеР маску, и не въ силахъ былъ онъ отвести взгляда отъ этихъ пламенныхъ очей, смотрѣвшихъ на него съ та
кой любовью; ея прелестный ротикъ говорилъ ему слова любви и счастья! онъ слышалъ этотъ гармоническій голосъ и не помнилъ себя отъ восторга.
Долго мечталъ графъ, — наконецъ, утомленный, заснулъ; но и во снѣ не покидало его милое видѣніе.
На другой день графъ проснулся довольно поздно. Ему доложили, что г. Гриненбергъ ожидаетъ его въ кабинетѣ. Какъ кстати, подумалъ Окольскій, можетъ быть, я вывѣдаю отъ него что нибудь; вѣдь онъ часто бываетъ у Полѣвскихъ. Съ этою мыслію онъ поспѣш
но одѣлся и вышелъ въ кабинетъ. Молодой блондинъ встрѣтилъ его на порогѣ.
— Что это, Александръ, какъ ты блѣденъ? здоровъ ли? сказалъ онъ, протягивая руку графу.
— Какъ нельзя лучше, отвѣчалъ тотъ. — Ему было досадно, что товарищъ замѣчаетъ въ немъ перемѣну.
— Но вѣдь ты не похожъ на себя, я никогда не видалъ тебя такимъ разстроеннымъ. — Много кутилъ вчера.
— Да вѣдь тебѣ уже не привыкать къ этому.
— Что новенькаго? спросилъ графъ, желая перемѣнить разговоръ.
— Да ничего. Адель Полѣвская ходила со мной вчера въ маскарадѣ и была въ отчаяніи. Она все хотѣла подойдти къ тебѣ, но ты ходилъ съ какой - то блондинкой.
Графъ видимо мѣшался и досадовалъ на себя.
— Кстати о Полѣвскихъ, не знаешь ли ты Фамилію этой черноглазой Викторіи, что бываетъ у нихъ?
— У нихъ много бываетъ. Не замѣтилъ.
— Въ понедѣльникъ я видѣлъ ее въ оперѣ, лицо очень знакомо, кажется, что я видѣлъ ее у княгини. Съ ней была дама, которая и называла ее Викторіей.
— Что же вѣрно опять викторіи и въ этотъ разъ надъ Викторіей, смѣясь сказалъ Гриненбергъ.
— Ужь сейчасъ и викторія, я даже не говорилъ съ ней.
— Какой ты счастливецъ, Александръ! какъ тебѣ все