— Я даже не знаю, что ее зовутъ Викторіей, отвѣчалъ тотъ.
— Будто бы! а вѣдь прелесть какъ хороша, я уже навелъ справки: кто такая.
— И что же? какъ бы не хотя спросилъ (Вольскій.
— Она воспитанница княгини Полѣвской, сиротка,— имя ее Викторія Александровна Лимская. Странно только, что мы никогда не видали ея у княгини.
Но графъ не слушалъ болѣе: торопливо пожавъ руку товарища, онъ вышелъ изъ залы.
— Просто съ ума сходитъ! сказалъ вслѣдъ ему Гриненбергъ, нельзя узнать въ немъ прежняго, веселаго Александра.
глава ѵ.
Пора, однакоже, покороче познакомить читателей съ княгиней Полѣвской.
Вышедъ замужъ по страсти и овдовѣвъ въ ранней молодости, она сосредоточила всю любовь свою на единственной дочери, живомъ портретѣ отца. Адель была ея кумиромъ; не было жертвы, которой княгиня не рѣшилась бы ирииесть для избалованнаго ребенка. Добрая отъ природы, — она становилась неумолима, если кто нибудь изъ слугъ осмѣливался ослушаться княжны. Мужъ оставилъ княгинѣ большое состояніе. У Адели было три гувернантки; но ревнивая мать не покидала ея ни на минуту. Ей казалось невозможнымъ ввѣрить совершенно воспитаніе дочери постороннимъ женщинамъ, и мысль, что Адель можетъ привязаться къ которой либо изъ наставницъ, болѣе чѣмъ къ ма
тери, сильно пугала ее. Потому-то гувернантки не имѣли никакого нравственнаго вліянія на княжну; вся должность ихъ ограничивалась классами и разговоромъ на трехъ иностранныхъ языкахъ. Когда Адель была еще ребенкомъ, княгиня никуда не выѣзжала, боясь оставлять ее на попеченіе наемницъ, какъ выражалась оііа. Въ началѣ мая, она уѣзжала въ свою симбирскую деревню, чтобы лучше на свободѣ заниматься своимъ маленькимъ сокровищемъ, такъ называла опа дочь.
Но лучше ли вышла Адель отъ такого воспитанія?— правда, опа наслѣдовала отъ матери доброе сердце, но, избалованная до крайности, не терпѣла противорѣчій, и даже въ послѣдствіи, будучи взрослой дѣвушкой, не могла удерживаться отъ порывовъ вспыльчивости, и въ первую минуту готова была надѣлать тысячу непріят
ностей, а послѣ со слезами просила прощенія у слугъ, которымъ отъ нея доставалось.
Въ одну весну, княгиня, по обыкновенію, отправилась въ деревню;— Аделенькѣ было семь лѣтъ. Княжна
скучала, твердила, что игрушки надоѣли ей и требовала, чтобы мать взяла ей какую нибудь дѣвочку въ подруги.
Княгиня не знала, что дѣлать: сосѣдніе помѣщики жили большею частію въ Москвѣ или Петербургѣ, а
взять крестьянскую дѣвочку она низачто не рѣшилась бы. Между тѣмъ Адель становилась грустнѣе и ка
признѣе день ото дня, мучила бѣдную мать безпрерыв
ными капризами, и не хотѣла ничего слушать. Княгиня начала приходить въ отчаяніе, — къ счастію случай помогъ ей.
Однажды она получила письмо изъ Франціи отъ старой своей пріятельницы Людмилы Петровны Лимской, которая писала, что возвращается съ мужемъ въ Россію и намѣрена провести лѣто въ деревнѣ (въ 10-ти верстахъ отъ имѣнія Полѣвской). Лимская писала так
же, что везетъ съ собою дочь — малютку, лѣтъ трехъ, да двухъ сиротокъ, дѣтей сестры своей, умершей за границею, мальчика и дѣвочку.
Княгиня очень обрадовалась возвращенію подруги, которую очень любила, а также и тому, что теперь будутъ компаніоны въ играхъ ея Аделенькѣ.
Въ самомъ дѣлѣ, генеральша Лимская пріѣхала въ деревню въ концѣ іюля. Трогательно было свиданіе подругъ: онѣ не видались четыре года. Мужъ Лимской увезъ ее вскорѣ послѣ свадьбы въ Варшаву, куда былъ откомандированъ его полкъ; потомъ, вышедъ въ отстав
ку, онъ отправился заграницу, и пробылъ тамъ почти два года.
Княгиня проводила почти цѣлые дни съ Лимской, не смотря на то, попеченія ея объ Адели не умень
шились. Людмила Петровна ѣзжала къ Полѣвскимъ съ дѣтьми. Княжна скоро подружилась съ Юленькой; (племянницей Лимской), которая была однихъ съ нею лѣтъ, а особенно съ братомъ ея Пашей; дочь же Людмилы Петровны была еще слишкомъ мала и не участво
вала въ ихъ играхъ. Большею частію дѣти были на глазахъ у княгини, она даже сама ходила съ ними
гулять—хотя Лимская и говорила ей, что это ни къ чему не поведетъ и лучше дать имъ полную свободу.
Въ ноябрѣ оба семейства отправились въ Москву, но въ городѣ, какъ и въ деревнѣ, онѣ видились почти каждый день.
Такъ прошло два года. Людмила Петровна стала хлопотать о помѣщеніи Пети въ кадетскій корпусъ, и скоро мальчика отвезли въ Петербургъ.
Грустно было Аделенькѣ разстаться съ любимымъ товарищемъ,—поплакала, покапризничала она; но Петя (должно замѣтить, что онъ имѣлъ на нее большое влі
яніе), взялъ съ нея слово быть умной дѣвочкой. И въ самомъ дѣлѣ, характеръ ея много перемѣнился: она перестала мучить мать безпрерывными капризами, стала
— Будто бы! а вѣдь прелесть какъ хороша, я уже навелъ справки: кто такая.
— И что же? какъ бы не хотя спросилъ (Вольскій.
— Она воспитанница княгини Полѣвской, сиротка,— имя ее Викторія Александровна Лимская. Странно только, что мы никогда не видали ея у княгини.
Но графъ не слушалъ болѣе: торопливо пожавъ руку товарища, онъ вышелъ изъ залы.
— Просто съ ума сходитъ! сказалъ вслѣдъ ему Гриненбергъ, нельзя узнать въ немъ прежняго, веселаго Александра.
глава ѵ.
Пора, однакоже, покороче познакомить читателей съ княгиней Полѣвской.
Вышедъ замужъ по страсти и овдовѣвъ въ ранней молодости, она сосредоточила всю любовь свою на единственной дочери, живомъ портретѣ отца. Адель была ея кумиромъ; не было жертвы, которой княгиня не рѣшилась бы ирииесть для избалованнаго ребенка. Добрая отъ природы, — она становилась неумолима, если кто нибудь изъ слугъ осмѣливался ослушаться княжны. Мужъ оставилъ княгинѣ большое состояніе. У Адели было три гувернантки; но ревнивая мать не покидала ея ни на минуту. Ей казалось невозможнымъ ввѣрить совершенно воспитаніе дочери постороннимъ женщинамъ, и мысль, что Адель можетъ привязаться къ которой либо изъ наставницъ, болѣе чѣмъ къ ма
тери, сильно пугала ее. Потому-то гувернантки не имѣли никакого нравственнаго вліянія на княжну; вся должность ихъ ограничивалась классами и разговоромъ на трехъ иностранныхъ языкахъ. Когда Адель была еще ребенкомъ, княгиня никуда не выѣзжала, боясь оставлять ее на попеченіе наемницъ, какъ выражалась оііа. Въ началѣ мая, она уѣзжала въ свою симбирскую деревню, чтобы лучше на свободѣ заниматься своимъ маленькимъ сокровищемъ, такъ называла опа дочь.
Но лучше ли вышла Адель отъ такого воспитанія?— правда, опа наслѣдовала отъ матери доброе сердце, но, избалованная до крайности, не терпѣла противорѣчій, и даже въ послѣдствіи, будучи взрослой дѣвушкой, не могла удерживаться отъ порывовъ вспыльчивости, и въ первую минуту готова была надѣлать тысячу непріят
ностей, а послѣ со слезами просила прощенія у слугъ, которымъ отъ нея доставалось.
Въ одну весну, княгиня, по обыкновенію, отправилась въ деревню;— Аделенькѣ было семь лѣтъ. Княжна
скучала, твердила, что игрушки надоѣли ей и требовала, чтобы мать взяла ей какую нибудь дѣвочку въ подруги.
Княгиня не знала, что дѣлать: сосѣдніе помѣщики жили большею частію въ Москвѣ или Петербургѣ, а
взять крестьянскую дѣвочку она низачто не рѣшилась бы. Между тѣмъ Адель становилась грустнѣе и ка
признѣе день ото дня, мучила бѣдную мать безпрерыв
ными капризами, и не хотѣла ничего слушать. Княгиня начала приходить въ отчаяніе, — къ счастію случай помогъ ей.
Однажды она получила письмо изъ Франціи отъ старой своей пріятельницы Людмилы Петровны Лимской, которая писала, что возвращается съ мужемъ въ Россію и намѣрена провести лѣто въ деревнѣ (въ 10-ти верстахъ отъ имѣнія Полѣвской). Лимская писала так
же, что везетъ съ собою дочь — малютку, лѣтъ трехъ, да двухъ сиротокъ, дѣтей сестры своей, умершей за границею, мальчика и дѣвочку.
Княгиня очень обрадовалась возвращенію подруги, которую очень любила, а также и тому, что теперь будутъ компаніоны въ играхъ ея Аделенькѣ.
Въ самомъ дѣлѣ, генеральша Лимская пріѣхала въ деревню въ концѣ іюля. Трогательно было свиданіе подругъ: онѣ не видались четыре года. Мужъ Лимской увезъ ее вскорѣ послѣ свадьбы въ Варшаву, куда былъ откомандированъ его полкъ; потомъ, вышедъ въ отстав
ку, онъ отправился заграницу, и пробылъ тамъ почти два года.
Княгиня проводила почти цѣлые дни съ Лимской, не смотря на то, попеченія ея объ Адели не умень
шились. Людмила Петровна ѣзжала къ Полѣвскимъ съ дѣтьми. Княжна скоро подружилась съ Юленькой; (племянницей Лимской), которая была однихъ съ нею лѣтъ, а особенно съ братомъ ея Пашей; дочь же Людмилы Петровны была еще слишкомъ мала и не участво
вала въ ихъ играхъ. Большею частію дѣти были на глазахъ у княгини, она даже сама ходила съ ними
гулять—хотя Лимская и говорила ей, что это ни къ чему не поведетъ и лучше дать имъ полную свободу.
Въ ноябрѣ оба семейства отправились въ Москву, но въ городѣ, какъ и въ деревнѣ, онѣ видились почти каждый день.
Такъ прошло два года. Людмила Петровна стала хлопотать о помѣщеніи Пети въ кадетскій корпусъ, и скоро мальчика отвезли въ Петербургъ.
Грустно было Аделенькѣ разстаться съ любимымъ товарищемъ,—поплакала, покапризничала она; но Петя (должно замѣтить, что онъ имѣлъ на нее большое влі
яніе), взялъ съ нея слово быть умной дѣвочкой. И въ самомъ дѣлѣ, характеръ ея много перемѣнился: она перестала мучить мать безпрерывными капризами, стала