внимательнѣе въ классѣ, только не могла еще справиться съ своею вспыльчивостію. Прошелъ еще годъ, и княгиня стала замѣчать, что Людмила Петровна становится грустнѣе день ото дня, — на всѣ вопросы по
други она отвѣчала уклончиво. ІІолѣвская не могла понять, что значила эта грусть и даже слезы, которыя часто замѣчала на глазахъ подруги, заставая ее въ расплохъ. — Лимская блѣднѣла и худѣла съ каждымъ днемъ. Наконецъ она вздумала помѣстить Юлію въ институтъ. Это очень удивило княгиню, она стала спрашивать Людмилу Петровну о причинѣ такого на
мѣренія и стала ее упрекать въ недостаткѣ дружбы.
— Нѣтъ, милая Вѣра, я люблю тебя по прежнему, говорила она, цѣлуя княгиню—и вдругъ крупныя слезы потекли по лицу ея.
— Если бы любила, то не стала бы скрывать отъ меня причину грусти. Развѣ не больно мнѣ видѣть, какъ похудѣла ты въ эти послѣдніе мѣсяцы; грѣшно, Людмила, не подѣлиться со мной твоимъ горемъ; легче было бы намъ плакать вмѣстѣ, если уже нельзя помочь.
— Добрая Вѣра! прости меня, говорила Лимская, рыдая, но мнѣ самой страшно было увѣриться въ истинѣ моихъ подозрѣній.
— Что же случилось? съ участіемъ спрашивала та. — Мужъ не любитъ меня болѣе! съ отчаяніемъ произнесла Лимская, я почти не вижу его, онъ не гово
ритъ со мною. Недавно узнала я, что Александръ страшно играетъ, часто приходятъ ко мнѣ его кредиторы, много брильянтовъ отдала я имъ.... Наконецъ узнала я, что онъ проигралъ почти все наше состоя
ніе, мы скоро будемъ нищіе и потому, боясь за имѣнье сестры, надъ которымъ я опекунша, я помѣстила Юлію въ институтъ и внесла деньги за 8 лѣтъ впередъ, а деревню ея обратила въ капиталъ и положила на имя Юліи и Пети въ опекунскій совѣтъ; по крайней мѣрѣ мнѣ нечего будетъ краснѣть передъ племянниками, я исполнила волю умирающей сестры.... А Викторія, моя бѣдная Викторія! что будетъ съ нею! и она снова зарыдала.
Княгиня знала, что утѣшенія раздражатъ только Людмилу и плакала вмѣстѣ съ нею.
Однажды вечеромъ, княгиня сидѣла въ мягкихъ креслахъ у пылающаго камина; на скамейкѣ, передъ нею пріютилась Адель, положивъ голову на колѣни матери. Темносиніе глаза ея были устремлены на княгиню, которая задумчиво играла пышными каштановыми ло
конами дочери. Пробило 9 часовъ. Ночь была морозная, ярко свѣтила луна въ незавѣшенное окно ; комната была освѣщена только одною лампою, прикрытой абажуромъ. Сильный звонъ колокольчика заставилъ вздрогнуть мать и дочь.
— Что это, maman, зачѣмъ не велите снять колокольчика? сказала дѣвочка, сдѣлавъ нетерпѣливое движеніе.
Въ это время въ комнату вошла Лимская, блѣдная, взволнованная: походка и движенія ея были лихора
дочно-быстры. Молча сѣла она на диванъ, сбросила съ плечъ мантилью, тупо посмотрѣла на Полѣвскую и
вдругъ зарыдала. Адель и княгиня, вставшія при ея появленіи, остановились посреди комнаты, смотря съ недоумѣніемъ на Людмилу Петровну. Вскорѣ однако же ласки и заботливость княгини привели ее въ чувство.
— Все кончено! сказала она съ отчаяніемъ, бѣдная, бѣдная Викторія!
— Что случилось? съ участіемъ спросила Вѣра Михайловна.
— То, чего должно было ожидать, отвѣчала Лимская раздирающемъ сердце голосомъ и судорожно сжимала руку княгини, мы потеряли все состояніе ; все, все проигралъ онъ, и теперь мы нищіе, и онъ лежитъ, раз
битый параличемъ! Вѣра, если только любишь меня,
поѣдемъ ко мнѣ, не оставляй меня въ эту трудную минуту. Если бы я была одна, продолжала она, сквозь слезы.... Но Викторія, что будетъ съ нею!
Княгиня исполнила просьбу Людмилы Петровны, она поѣхала съ нею, взявъ съ собою и Адель. Не долго дожидались подруги печальной развязки: ночью ударъ повторился, и Лимскій кончилъ жизнь.
Не буду описывать отчаянія Людмилы Петровны, которую, вмѣстѣ съ Викторіей, Полѣвская перевезла къ себѣ; всякій пойметъ положеніе бѣдной женщины при подобныхъ обстоятельствахъ.
Но не долго грустила бѣдняжка: злая чахотка, давно уже таившаяся въ груди ея, положила конецъ ея стра
даніямъ. Она умерла черезъ три мѣсяца послѣ мужа. Ей было только 25 лѣтъ! Передъ смертью опа поже
лала видѣть Викторію, которую удаляли отъ больной. Бѣдное дитя! говорила она прерывающимся голосомъ, будь счастливѣе своей матери! не дай Богъ перенести тебѣ то, что перенесла я въ эти послѣдніе Два года! и, крѣпко обвивъ шею плачущей дѣвочки, она страстно цѣловала ее. Но силы болѣе и болѣе оставляли больную.
— Вѣра! сказала опа, едва слышно, поклянись мнѣ нашею дружбою, поклянись твоей Аделью, что ты замѣнишь меня бѣдной Викторіи.
Княгиня обѣщала, рыдая и цалуя руку больной, что Викторія будетъ ея дочерью.
— Люби ее, сказала умирающая Викторіи, любя, какъ любила меня, и она указывала дѣвочкѣ на княгиню. Малютка горько плакала, смутно понимая свое несчастіе. Потомъ больная благословила дѣвочку, снова
други она отвѣчала уклончиво. ІІолѣвская не могла понять, что значила эта грусть и даже слезы, которыя часто замѣчала на глазахъ подруги, заставая ее въ расплохъ. — Лимская блѣднѣла и худѣла съ каждымъ днемъ. Наконецъ она вздумала помѣстить Юлію въ институтъ. Это очень удивило княгиню, она стала спрашивать Людмилу Петровну о причинѣ такого на
мѣренія и стала ее упрекать въ недостаткѣ дружбы.
— Нѣтъ, милая Вѣра, я люблю тебя по прежнему, говорила она, цѣлуя княгиню—и вдругъ крупныя слезы потекли по лицу ея.
— Если бы любила, то не стала бы скрывать отъ меня причину грусти. Развѣ не больно мнѣ видѣть, какъ похудѣла ты въ эти послѣдніе мѣсяцы; грѣшно, Людмила, не подѣлиться со мной твоимъ горемъ; легче было бы намъ плакать вмѣстѣ, если уже нельзя помочь.
— Добрая Вѣра! прости меня, говорила Лимская, рыдая, но мнѣ самой страшно было увѣриться въ истинѣ моихъ подозрѣній.
— Что же случилось? съ участіемъ спрашивала та. — Мужъ не любитъ меня болѣе! съ отчаяніемъ произнесла Лимская, я почти не вижу его, онъ не гово
ритъ со мною. Недавно узнала я, что Александръ страшно играетъ, часто приходятъ ко мнѣ его кредиторы, много брильянтовъ отдала я имъ.... Наконецъ узнала я, что онъ проигралъ почти все наше состоя
ніе, мы скоро будемъ нищіе и потому, боясь за имѣнье сестры, надъ которымъ я опекунша, я помѣстила Юлію въ институтъ и внесла деньги за 8 лѣтъ впередъ, а деревню ея обратила въ капиталъ и положила на имя Юліи и Пети въ опекунскій совѣтъ; по крайней мѣрѣ мнѣ нечего будетъ краснѣть передъ племянниками, я исполнила волю умирающей сестры.... А Викторія, моя бѣдная Викторія! что будетъ съ нею! и она снова зарыдала.
Княгиня знала, что утѣшенія раздражатъ только Людмилу и плакала вмѣстѣ съ нею.
Однажды вечеромъ, княгиня сидѣла въ мягкихъ креслахъ у пылающаго камина; на скамейкѣ, передъ нею пріютилась Адель, положивъ голову на колѣни матери. Темносиніе глаза ея были устремлены на княгиню, которая задумчиво играла пышными каштановыми ло
конами дочери. Пробило 9 часовъ. Ночь была морозная, ярко свѣтила луна въ незавѣшенное окно ; комната была освѣщена только одною лампою, прикрытой абажуромъ. Сильный звонъ колокольчика заставилъ вздрогнуть мать и дочь.
— Что это, maman, зачѣмъ не велите снять колокольчика? сказала дѣвочка, сдѣлавъ нетерпѣливое движеніе.
Въ это время въ комнату вошла Лимская, блѣдная, взволнованная: походка и движенія ея были лихора
дочно-быстры. Молча сѣла она на диванъ, сбросила съ плечъ мантилью, тупо посмотрѣла на Полѣвскую и
вдругъ зарыдала. Адель и княгиня, вставшія при ея появленіи, остановились посреди комнаты, смотря съ недоумѣніемъ на Людмилу Петровну. Вскорѣ однако же ласки и заботливость княгини привели ее въ чувство.
— Все кончено! сказала она съ отчаяніемъ, бѣдная, бѣдная Викторія!
— Что случилось? съ участіемъ спросила Вѣра Михайловна.
— То, чего должно было ожидать, отвѣчала Лимская раздирающемъ сердце голосомъ и судорожно сжимала руку княгини, мы потеряли все состояніе ; все, все проигралъ онъ, и теперь мы нищіе, и онъ лежитъ, раз
битый параличемъ! Вѣра, если только любишь меня,
поѣдемъ ко мнѣ, не оставляй меня въ эту трудную минуту. Если бы я была одна, продолжала она, сквозь слезы.... Но Викторія, что будетъ съ нею!
Княгиня исполнила просьбу Людмилы Петровны, она поѣхала съ нею, взявъ съ собою и Адель. Не долго дожидались подруги печальной развязки: ночью ударъ повторился, и Лимскій кончилъ жизнь.
Не буду описывать отчаянія Людмилы Петровны, которую, вмѣстѣ съ Викторіей, Полѣвская перевезла къ себѣ; всякій пойметъ положеніе бѣдной женщины при подобныхъ обстоятельствахъ.
Но не долго грустила бѣдняжка: злая чахотка, давно уже таившаяся въ груди ея, положила конецъ ея стра
даніямъ. Она умерла черезъ три мѣсяца послѣ мужа. Ей было только 25 лѣтъ! Передъ смертью опа поже
лала видѣть Викторію, которую удаляли отъ больной. Бѣдное дитя! говорила она прерывающимся голосомъ, будь счастливѣе своей матери! не дай Богъ перенести тебѣ то, что перенесла я въ эти послѣдніе Два года! и, крѣпко обвивъ шею плачущей дѣвочки, она страстно цѣловала ее. Но силы болѣе и болѣе оставляли больную.
— Вѣра! сказала опа, едва слышно, поклянись мнѣ нашею дружбою, поклянись твоей Аделью, что ты замѣнишь меня бѣдной Викторіи.
Княгиня обѣщала, рыдая и цалуя руку больной, что Викторія будетъ ея дочерью.
— Люби ее, сказала умирающая Викторіи, любя, какъ любила меня, и она указывала дѣвочкѣ на княгиню. Малютка горько плакала, смутно понимая свое несчастіе. Потомъ больная благословила дѣвочку, снова