Неволину: такъ суждено, твердила Викторія, я дала слово и сдержу его.
Насталъ день свадьбы. Съ разными чувствами проснулись лица нашего разсказа. Княгиня вздохнула сво
бодно—у ея Аделеньки не будетъ уже соперницы, да и Викторія будетъ счастлива, думала она, какой же еще партіи? онъ князь, багатъ и любитъ ее,—чего лучше для бѣдной дѣвушки? а забыла она, что у бѣдной дѣ
вушки тоже есть сердце. «Я исполнила волю умершей, разсуждала про себя княгиня, дочь ея устроена прилично ».
Адель тоже радостно улыбнулась при пробужденіи: дни горя для нея прошли, графъ снова полюбитъ ее одну и скоро, можетъ быть, будетъ ея мужемъ. Викто
рія еще дитя, думала она, ее будутъ занимать наряды, подарки, выѣзды, и особенно своя воля—чего же ей еще!
Князь Неволинъ, открывъ глаза, взялъ со стола маленькій медальонъ—это былъ портретъ Викторіи. Са
мыми нѣжными ласками, самыми горячими поцѣлуями
осыпалъ онъ портретъ, и какими именами не называлъ онъ свою невѣсту! Сегодня ты будешь моею, моя кро
шечка, говорилъ онъ, о! съ какимъ восторгомъ буду исполнять я твои приказанія: ты сиротка, я замѣню тебѣ всѣхъ—только полюби меня!
Окольскій проснулся въ чрезвычайно дурномъ расположеніи духа: напрасно старался онъ не думать о Викторіи — образъ ея являлся и теперь. Боже мой ! говорилъ онъ, на кого ты промѣняла меня? ты позабыла первое признаніе, невольно вырвавшееся у тебя въ маскарадѣ,—или любовь твоя была только маскарадная интрига! прибавилъ онъ злобно. Но не мо
жетъ быть, чтобы ты, дитя, начинающее жить, могла любитъ эту развалину — ужь не изъ расчета ли выхо
дишь ты за него? Но вѣдь и у меня довольно денегъ, продолжалъ граФъ, для чего не сказала ты мнѣ, что хочешь богатства : я бы досталъ еще столько же, я бы построилъ тебѣ золотой дворецъ, окру
жилъ бы тебя роскошью и у нотъ твоихъ, какъ рабъ, сталъ бы ожидать твоихъ приказаній—л въ награду за
все просилъ бы любви твоей! Но ты оттолкнула меня, теперь я тебя ненавижу! И онъ старался заняться чѣмъ иибудь,—но милый образъ снова являлся передъ нимъ. Бѣдный графъ! много выстрадалъ ты въ это время.
А Викторія! каково было ея пробужденіе?—но бѣдняяша не засыпала всю ночь,—она иромолилась и про
плакала. Поутру, взглянувъ въ зеркало, она удивилась мертвой блѣдности своего лица—но оно было спокойно. Хотя сердце разрывалось отъ страданій, хотя сле
зы душили ее, но ни одна не скатилась съ длинной рѣсницы, ни одинъ вздохъ не измѣнилъ ей. Только, вглядѣвшись попристальнѣе, замѣтили бы вы, что
улыбка ея была неестественна, а смѣхъ походилъ скорѣе на плачъ больнаго сердца.
Часовъ въ 12 пріѣхалъ яшнихъ и объявилъ, что его шаферъ сдѣлался боленъ и онъ не знаетъ теперь, что дѣлать.
— Попросите графа Окольскаго, сказала княжна; ей хотѣлось, чтобы распорядителемъ на свадьбѣ подруги былъ ея милый Александръ, она такъ разсчитывала на его savoir—vivre.
Князь съ радостію ухватился за эту мысль. Просили Викторію, какъ невѣсту, написать объ этомъ графу.
Задрожала рука бѣдной дѣвушки, когда въ первый разъ стала она писать тому, кого такъ давно и такъ много любила. И каково же было ей просить его быть шаферомъ на ея свадьбѣ?
Окольскій согласился для того только, чтобы Викторія не подумала, будто онъ все еще ее любитъ.
Въ 6-ть часовъ начали одѣвать невѣсту къ вѣнцу. Какъ хороша была она въ бѣломъ газовомъ платьѣ, какъ бы вся въ облакѣ; широкій, длинный вуаль покрывалъ почти все платье—ни одной браслеты на рукахъ—ни однаго брильянта. Только бѣлые цвѣты украшали ея голову. Пріѣхалъ шаферъ за невѣстою. За
мерло сердце бѣдняжки, оно готово было вылиться въ слезахъ, когда Окольскій ловко и развязно подалъ ей букетъ отъ ясениха.
Всѣ встали, въ комнатѣ царствовало глубокое молчаніе. Княгиня и Антонъ Ивановичъ благословили не
вѣсту къ вѣнцу. Начала минута прощанія. Молодыя дѣвицы одна за другой подходили къ Викторіи. Она не плакала — сердце ея какъ-то болѣзненно замерло, глаза были сухи, но горѣли лихорадочнымъ огнемъ. Первая подошла Адель. Крѣпко обняла она невѣсту, и высказала ей свои желанія. Богъ да проститъ тебя, прошептала ей та, я знаю все: дай Богъ, чтобы онъ любилъ тебя, будь счастлива.
— Княяша не выдержала, рыданія заглушили ея отвѣтъ, совѣсть громко заговорила, и почти безъ чувствъ упала она на руки матери. Послѣ всѣхъ подошла Юлія Сергѣевна, — крѣпко обнялись подруги и тутъ только явились слезы у невѣсты, она рыдала на плечѣ у Вольской; но вдругъ, какъ бы боясь лишиться твердости, она молча подала руку шаферу. Окольскій по
чувствовалъ кусокъ льда въ рукѣ своей,—тяжело еясималось его сердце, но когда взглянулъ онъ ва гордое, спокойное лицо Викторіи, ему было такъ досадно, что онъ молча отвернулся и повелъ ее въ карету.
Викторія была вѣрна принятой роли во все продолженіе обряда — она была спокойна. Съ какой грустью смотрѣлъ на нее графъ, какъ страшно заболѣло у него сердце, когда на невѣсту надѣли брачный вѣнецъ.
Но вотъ уже все кончено. Всѣ съ участіемъ стали
Насталъ день свадьбы. Съ разными чувствами проснулись лица нашего разсказа. Княгиня вздохнула сво
бодно—у ея Аделеньки не будетъ уже соперницы, да и Викторія будетъ счастлива, думала она, какой же еще партіи? онъ князь, багатъ и любитъ ее,—чего лучше для бѣдной дѣвушки? а забыла она, что у бѣдной дѣ
вушки тоже есть сердце. «Я исполнила волю умершей, разсуждала про себя княгиня, дочь ея устроена прилично ».
Адель тоже радостно улыбнулась при пробужденіи: дни горя для нея прошли, графъ снова полюбитъ ее одну и скоро, можетъ быть, будетъ ея мужемъ. Викто
рія еще дитя, думала она, ее будутъ занимать наряды, подарки, выѣзды, и особенно своя воля—чего же ей еще!
Князь Неволинъ, открывъ глаза, взялъ со стола маленькій медальонъ—это былъ портретъ Викторіи. Са
мыми нѣжными ласками, самыми горячими поцѣлуями
осыпалъ онъ портретъ, и какими именами не называлъ онъ свою невѣсту! Сегодня ты будешь моею, моя кро
шечка, говорилъ онъ, о! съ какимъ восторгомъ буду исполнять я твои приказанія: ты сиротка, я замѣню тебѣ всѣхъ—только полюби меня!
Окольскій проснулся въ чрезвычайно дурномъ расположеніи духа: напрасно старался онъ не думать о Викторіи — образъ ея являлся и теперь. Боже мой ! говорилъ онъ, на кого ты промѣняла меня? ты позабыла первое признаніе, невольно вырвавшееся у тебя въ маскарадѣ,—или любовь твоя была только маскарадная интрига! прибавилъ онъ злобно. Но не мо
жетъ быть, чтобы ты, дитя, начинающее жить, могла любитъ эту развалину — ужь не изъ расчета ли выхо
дишь ты за него? Но вѣдь и у меня довольно денегъ, продолжалъ граФъ, для чего не сказала ты мнѣ, что хочешь богатства : я бы досталъ еще столько же, я бы построилъ тебѣ золотой дворецъ, окру
жилъ бы тебя роскошью и у нотъ твоихъ, какъ рабъ, сталъ бы ожидать твоихъ приказаній—л въ награду за
все просилъ бы любви твоей! Но ты оттолкнула меня, теперь я тебя ненавижу! И онъ старался заняться чѣмъ иибудь,—но милый образъ снова являлся передъ нимъ. Бѣдный графъ! много выстрадалъ ты въ это время.
А Викторія! каково было ея пробужденіе?—но бѣдняяша не засыпала всю ночь,—она иромолилась и про
плакала. Поутру, взглянувъ въ зеркало, она удивилась мертвой блѣдности своего лица—но оно было спокойно. Хотя сердце разрывалось отъ страданій, хотя сле
зы душили ее, но ни одна не скатилась съ длинной рѣсницы, ни одинъ вздохъ не измѣнилъ ей. Только, вглядѣвшись попристальнѣе, замѣтили бы вы, что
улыбка ея была неестественна, а смѣхъ походилъ скорѣе на плачъ больнаго сердца.
Часовъ въ 12 пріѣхалъ яшнихъ и объявилъ, что его шаферъ сдѣлался боленъ и онъ не знаетъ теперь, что дѣлать.
— Попросите графа Окольскаго, сказала княжна; ей хотѣлось, чтобы распорядителемъ на свадьбѣ подруги былъ ея милый Александръ, она такъ разсчитывала на его savoir—vivre.
Князь съ радостію ухватился за эту мысль. Просили Викторію, какъ невѣсту, написать объ этомъ графу.
Задрожала рука бѣдной дѣвушки, когда въ первый разъ стала она писать тому, кого такъ давно и такъ много любила. И каково же было ей просить его быть шаферомъ на ея свадьбѣ?
Окольскій согласился для того только, чтобы Викторія не подумала, будто онъ все еще ее любитъ.
Въ 6-ть часовъ начали одѣвать невѣсту къ вѣнцу. Какъ хороша была она въ бѣломъ газовомъ платьѣ, какъ бы вся въ облакѣ; широкій, длинный вуаль покрывалъ почти все платье—ни одной браслеты на рукахъ—ни однаго брильянта. Только бѣлые цвѣты украшали ея голову. Пріѣхалъ шаферъ за невѣстою. За
мерло сердце бѣдняжки, оно готово было вылиться въ слезахъ, когда Окольскій ловко и развязно подалъ ей букетъ отъ ясениха.
Всѣ встали, въ комнатѣ царствовало глубокое молчаніе. Княгиня и Антонъ Ивановичъ благословили не
вѣсту къ вѣнцу. Начала минута прощанія. Молодыя дѣвицы одна за другой подходили къ Викторіи. Она не плакала — сердце ея какъ-то болѣзненно замерло, глаза были сухи, но горѣли лихорадочнымъ огнемъ. Первая подошла Адель. Крѣпко обняла она невѣсту, и высказала ей свои желанія. Богъ да проститъ тебя, прошептала ей та, я знаю все: дай Богъ, чтобы онъ любилъ тебя, будь счастлива.
— Княяша не выдержала, рыданія заглушили ея отвѣтъ, совѣсть громко заговорила, и почти безъ чувствъ упала она на руки матери. Послѣ всѣхъ подошла Юлія Сергѣевна, — крѣпко обнялись подруги и тутъ только явились слезы у невѣсты, она рыдала на плечѣ у Вольской; но вдругъ, какъ бы боясь лишиться твердости, она молча подала руку шаферу. Окольскій по
чувствовалъ кусокъ льда въ рукѣ своей,—тяжело еясималось его сердце, но когда взглянулъ онъ ва гордое, спокойное лицо Викторіи, ему было такъ досадно, что онъ молча отвернулся и повелъ ее въ карету.
Викторія была вѣрна принятой роли во все продолженіе обряда — она была спокойна. Съ какой грустью смотрѣлъ на нее графъ, какъ страшно заболѣло у него сердце, когда на невѣсту надѣли брачный вѣнецъ.
Но вотъ уже все кончено. Всѣ съ участіемъ стали