назначенъ былъ огромный балъ съ приглашеніями чуть не съ пол-Москвы въ гости. Оркестръ музыки и пѣвчихъ былъ удвоенъ; иностранныхъ винъ и дорогихъ плодовъ накуплено чуть не возами; въ комнаты и на парадную лѣстницу куплена почти цѣлая оранжерея цвѣтовъ, — однимъ словомъ, балъ бригадира Стаметова предположенъ былъ, что называется, на славу!
Но увы! какъ ничтожны бываютъ всѣ замыслы человѣка! Знаешь ли, гдѣ найдешь, гдѣ потеряешь, по русской поговоркѣ? Думалъ ли, напримѣръ, нашъ бригадиръ Дмитрій Егоровичъ Стаметовъ съ своею благовѣрною супругою, заказывая этотъ балъ, что онъ будетъ имѣть для него самыя роковыя послѣдствія? Ду
мала ли самая бригадирская дочка, красавица Наташа, одѣваясь и наряжаясь на проиалую для своего любезнѣйшаго жениха-красавца, что въ этотъ ate самый вечеръ__ Но зачѣмъ предупреждать происшествія; разскажемъ лучше по порядку все, какъ было.
Десять часовъ вечера. Балъ въ полномъ разгарѣ. Домъ горитъ огнями, улица заставлена экипажами; но
всѣмъ окнамъ тянется снаружи толпа любопытныхъ зѣвакъ. Музыка гремитъ, длинная зала полна танцую
щими, между которыми въ первой парѣ, разумѣется, отличаются невѣста съ женихомъ. Въ боковыхъ комна
тахъ играютъ въ карты и во время сдачи разсуждаютъ съ приличною важностію о политикѣ. Оффиціяиты, съ огромными серебряными подносами въ рукахъ, разно
сятъ то вина, то плоды, то конФекты и мороженое; въ комнатахъ подальше, гдѣ сѣнныя дѣвушки шьютъ приданое невѣстѣ, и сами всѣ разряясениыя какъ невѣсты, раздаются свадебныя пѣсни; сюда урывками вбѣгаютъ: то молодежь, чтобы полюбоваться на приго
жихъ швеекъ, то старыя матушки зрѣлыхъ дочекъ, чтобы посмотрѣть доброту той или другой матеріи, узоръ новыхъ кружевъ, цвѣтъ подвѣнечнаго платья. Однимъ словомъ, все какъ слѣдуетъ на предсвадебномъ
пиру у такого богатаго и знатнаго боярина, какъ былъ нашъ Дмитрій Егоровичъ Стаметовъ, прадѣдъ вашего покорнѣйшаго разсказчика, читатель!
Танцуя съ своею очаровательною невѣстою, счастливый жепихъ, отъ восторга, какъ говорится, ие слыхалъ земли подъ собою. Да оно такъ и должно быть. Танцы только тогда и обольстительно хороши, когда танцуешь съ любимою женщиною, а Струйскому эта люби
мая женщина была даже невѣстой! Впрочемъ не менѣе его была счастлива въ эту минуту и сама невѣста, потому что положеніе ея было въ этомъ случаѣ со
вершенно одинаково съ положеніемъ красавца-жениха.
— Я никогда ие видывалъ тебя такою хорошенькой, какъ сегодня, дорогая моя Наташа! шепталъ въ упое
ніи счастливый женихъ, крѣпко пожимая пухленькую ручку своей невѣсты.
— Это же самое сказала бы я и тебѣ, Alexis, если бы не боялась немножко.... — Чего?
— Сдѣлать тебя слишкомъ гордымъ! — Чѣмъ? ужь не красотою ли?
— Да, хоть бы и такъ! Хорошенькихъ женщинъ обыкновенно считаютъ всегда кокетками, а между тѣмъ хорошенькіе мужчины кокетничаютъ собою гораздо больше ихъ!
— А я, на твои глаза «хорошъ» Natalie?
— Да, ты очень не дуренъ. Посмотри: всѣ наши дамы и барышни глазъ съ тебя не сводятъ....
— Это такъ принято, на жениха всегда смотрятъ, какъ на заморскаго звѣря, будь даже онъ уродъ собою. А на тебя, Наташа, въ свою очередь, развѣ не смотрятъ, чуть не съ восторгомъ, всѣ мужчины?
— Да, но это, можетъ быть, на томъ же основаніи, какъ и на тебя—
А кстати, Natalie; ты не будешь ревнива? — Не буду. — Отчего?


— Оттого, что люблю тебя.


— Но вѣдь, говорятъ, что любовь не можетъ быть безъ ревности....
— Пусть говорятъ! — А ты?
— Я не такого мнѣнія. Но моему, истинная любовь есть не что иное, какъ полная довѣренность.
— Не совсѣмъ согласенъ а на это. Кто любитъ истинно и горячо, тотъ всегда немножко ревнуетъ....
— Если любить только горячо, то это такъ; но если, истинно, то совершенно напротивъ, Alexis! Мнѣ даже не совсѣмъ пріятно, что ты такъ думаешь.
Въ эту самую минуту, при одномъ довольно быстромъ поворотѣ танца, который во времена оны испол
нялся но всѣмъ классическимъ правиламъ искусства, изобиловалъ и скачками, и припрыгиваніями, у хоро
шенькой, разгорячившейся невѣсты выскользнулъ изъподъ платья — разумѣется съ открытымъ воротомъ, небольшой, овальной Фигуры золотой медальончикъ, висѣвшій на тонкой венеціанской цѣпочкѣ, и собствен
ною тяжестію оборвавъ эту цѣпочку, упалъ на полъ, и даже раскрылся—
Разумѣется, первымъ и весьма естественнымъ движеніемъ жениха было поскорѣй нагнуться и поднять упавшій медальонъ, тѣмъ болѣе, что ему показалось, что это былъ чей-то мужской, миніатюрный портретъ; но на этотъ разъ, быстрая во всѣхъ своихъ движеніяхъ невѣста, умѣла какъ-то слишкомъ проворно пред
упредить его, и немножко, какъ-будто сконфуженная этимъ случаемъ, быстро нагнулась, подняла упавшій