-- Чѣмъ?
— Не требуйте, чтобы я показала вамъ этотъ портретъ теперь, Я покажу вамъ его послѣ, въ свое вре
мя; не портите моихъ плановъ, или лучше сказать, мечтаній; я такъ была ими счастлива!... Однимъ словомъ, вѣрьте мнѣ на слово и вполнѣ. А теперь дѣй
ствительно отправимтесь къ гостямъ; отсутствіе наше вѣроятно ужь замѣчено, если не всѣми, то многими. Руку вашу, Alexis! Все кончено, не правда ли?
— Кончено, да не совсѣмъ.... — Какъ? вы опять?...
— Вы должны непремѣнно, еще разъ повторяю вамъ, не выходя изъ этой комнаты, показать мнѣ вашъ медальонъ !
— А если такъ, сказала на этотъ разъ рѣшительнымъ тономъ Наталья Дмитріевна, то прошу васъ вспомнить Алексѣй Степановичъ, что слово: «долгъ»,
я еще могу не приспособлять къ себѣ. Я еще не жена ваша?
— Все равно, вы скоро будете ею.... — А если нѣтъ?
— Это что значитъ? съ изумленіемъ, и почти съ испугомъ спросилъ Струйскій.
— Это значитъ, милостивый государь, что если вы мнѣ не вѣрите вполнѣ теперь, когда еще я только не
вѣста ваша, то что же будетъ тогда, когда я буду вашей женой? Какой ужасной будущности должна я ждать себѣ, судя по теперешнему нашему разговору. Гдѣ же ваша любовь ко мнѣ? Да и развѣ бываетъ она безъ полной довѣренности?
— Какъ? Такъ вы можете еще думать, что между нами не все кончено, тогда какъ на рукѣ вашей уже мое кольцо, а на моей ваше?
— Легче снять два кольца, нежели разорвать всю цѣпь, которая еще, на мое счастіе, не совсѣмъ зако
вана— Однимъ словомъ, слушайте, Струйскій: вотъ мое послѣднее рѣшеніе, или лучше сказать условіе съ вами: хотите, принимайте его, хотите—нѣтъ; съ моей стороны, я рѣшилась на него твердо и безвозвратно. Еще разъ повторяю вамъ; я васъ не обманула. Въ медальонѣ дѣйствительно вашъ портретъ. Любовь моя къ вамъ хотѣла выразиться, можетъ быть, немножко
дѣтскимъ сюрпризомъ. На прошлой еще недѣлѣ, когда, помните, у насъ былъ большой званый обѣдъ, я пре
поручила одному знакомому живописцу тихонько снять миніатюрный портретъ съ васъ во время обѣда; онъ былъ искусно спрятанъ на хорахъ столовой залы между музыкантами и пѣвчими. Ему, какъ искусному живописцу, довольно было этого одного сеанса. Полу
чивши портретъ, я отдѣлала его въ золотой медальонъ и повѣсила себѣ на шею. Мнѣ хотѣлось въ первый же вечеръ, послѣ нашей свадьбы, когда мы останемся
одни, съ дѣтскою радостію показать его вамъ и сказать: смотри, Alexis! Вотъ ты! Вотъ твой милый образъ, который я давно ношу около сердца, на вѣкъ тебѣ
отданнаго! Этотъ планъ любви, или правильнѣе, этотъ шуточный сюрпризъ любви, занималъ и тѣшилъ меня до сихъ поръ, какъ ребенка. Думала ли я, что изъ него выйдетъ то, что вышло? Вотъ тебѣ теперь выска
зана вся правда, Alexis. Но я хочу, и, кажется, даже въ правѣ требовать, чтобы ты вѣрилъ этой правдѣ, не требуя большихъ доказательствъ. Но за то уже.... за то, если ты и теперь снова и настоятельно потребу
ешь, чтобы я показала тебѣ этотъ медальонъ, я.... я покажу тебѣ его! покажу сейчасъ; только знай, и въ этомъ я клянусь тебѣ живымъ Богомъ! съ этой минуты
уже между нами будетъ все кончено, и я никогда не буду твоею женой! Да! никогда, Alexis, пойми это!
пойми и выбирай теперь, что тебѣ угодно: меня безъ медальона, или медальонъ безъ меня? Я сказала все, и все это, еще разъ повторю тебѣ, неизмѣнно, какъ самъ Богъ!
Послѣ этой длинной тирады, нѣсколько блѣдная, но тѣмъ еще болѣе интересная для глазъ знатока женской красоты, невѣста полковника Струйскаго встала гордо
съ своего мѣста, подошла къ туалету и, доставши изъ кармана небольшой ключикъ, приготовилась вынуть изъ ящика роковый медальонъ....
На нѣсколько минутъ снова между обоими дѣйствующими лицами нашей небольшой семейной драмы воцарилось мертвое молчаніе. Она вопросительнымъ полуоборотомъ головы къ своему жениху какъ-будто молча спрашивала его: ну что же? да, или нѣтъ? Онъ, блѣдный и съ крупными каплями на лбу, стоялъ передъ нею недвижимъ, какъ мраморная статуя... .
Наконецъ статуя эта покачнулась въ своемъ торсѣ. Струйскій тяжело вздохнулъ, крѣпко ударивъ себя рукою по лбу, какъ бы въ отчаяніи, что не въ силахъ выгнать изъ головы своей злаго демона ревности, и проговорилъ отрывисто и почти конвульсивно.
— Будь, что будетъ! Я хочу видѣть этотъ медальонъ съ портретомъ!
Теперь, въ свою очередь поблѣднѣвшая, какъ мраморная статуя, невѣста, съ глубокимъ вздохомъ, или, правильнѣе выразиться, съ затаеннымъ, подавленнымъ воплемъ обманутаго въ первой любви своей сердца, медленно отперла ящикъ, вынула медальонъ, подала
его жениху, и молча, величественно, какъ статуя командора въ Донъ Жуанѣ, вышла изъ комнаты. . .
Въ медальонѣ былъ дѣйствительно портретъ Струйскаго.
Въ этотъ же вечеръ у невѣсты его открылась нерв
— Не требуйте, чтобы я показала вамъ этотъ портретъ теперь, Я покажу вамъ его послѣ, въ свое вре
мя; не портите моихъ плановъ, или лучше сказать, мечтаній; я такъ была ими счастлива!... Однимъ словомъ, вѣрьте мнѣ на слово и вполнѣ. А теперь дѣй
ствительно отправимтесь къ гостямъ; отсутствіе наше вѣроятно ужь замѣчено, если не всѣми, то многими. Руку вашу, Alexis! Все кончено, не правда ли?
— Кончено, да не совсѣмъ.... — Какъ? вы опять?...
— Вы должны непремѣнно, еще разъ повторяю вамъ, не выходя изъ этой комнаты, показать мнѣ вашъ медальонъ !
— А если такъ, сказала на этотъ разъ рѣшительнымъ тономъ Наталья Дмитріевна, то прошу васъ вспомнить Алексѣй Степановичъ, что слово: «долгъ»,
я еще могу не приспособлять къ себѣ. Я еще не жена ваша?
— Все равно, вы скоро будете ею.... — А если нѣтъ?
— Это что значитъ? съ изумленіемъ, и почти съ испугомъ спросилъ Струйскій.
— Это значитъ, милостивый государь, что если вы мнѣ не вѣрите вполнѣ теперь, когда еще я только не
вѣста ваша, то что же будетъ тогда, когда я буду вашей женой? Какой ужасной будущности должна я ждать себѣ, судя по теперешнему нашему разговору. Гдѣ же ваша любовь ко мнѣ? Да и развѣ бываетъ она безъ полной довѣренности?
— Какъ? Такъ вы можете еще думать, что между нами не все кончено, тогда какъ на рукѣ вашей уже мое кольцо, а на моей ваше?
— Легче снять два кольца, нежели разорвать всю цѣпь, которая еще, на мое счастіе, не совсѣмъ зако
вана— Однимъ словомъ, слушайте, Струйскій: вотъ мое послѣднее рѣшеніе, или лучше сказать условіе съ вами: хотите, принимайте его, хотите—нѣтъ; съ моей стороны, я рѣшилась на него твердо и безвозвратно. Еще разъ повторяю вамъ; я васъ не обманула. Въ медальонѣ дѣйствительно вашъ портретъ. Любовь моя къ вамъ хотѣла выразиться, можетъ быть, немножко
дѣтскимъ сюрпризомъ. На прошлой еще недѣлѣ, когда, помните, у насъ былъ большой званый обѣдъ, я пре
поручила одному знакомому живописцу тихонько снять миніатюрный портретъ съ васъ во время обѣда; онъ былъ искусно спрятанъ на хорахъ столовой залы между музыкантами и пѣвчими. Ему, какъ искусному живописцу, довольно было этого одного сеанса. Полу
чивши портретъ, я отдѣлала его въ золотой медальонъ и повѣсила себѣ на шею. Мнѣ хотѣлось въ первый же вечеръ, послѣ нашей свадьбы, когда мы останемся
одни, съ дѣтскою радостію показать его вамъ и сказать: смотри, Alexis! Вотъ ты! Вотъ твой милый образъ, который я давно ношу около сердца, на вѣкъ тебѣ
отданнаго! Этотъ планъ любви, или правильнѣе, этотъ шуточный сюрпризъ любви, занималъ и тѣшилъ меня до сихъ поръ, какъ ребенка. Думала ли я, что изъ него выйдетъ то, что вышло? Вотъ тебѣ теперь выска
зана вся правда, Alexis. Но я хочу, и, кажется, даже въ правѣ требовать, чтобы ты вѣрилъ этой правдѣ, не требуя большихъ доказательствъ. Но за то уже.... за то, если ты и теперь снова и настоятельно потребу
ешь, чтобы я показала тебѣ этотъ медальонъ, я.... я покажу тебѣ его! покажу сейчасъ; только знай, и въ этомъ я клянусь тебѣ живымъ Богомъ! съ этой минуты
уже между нами будетъ все кончено, и я никогда не буду твоею женой! Да! никогда, Alexis, пойми это!
пойми и выбирай теперь, что тебѣ угодно: меня безъ медальона, или медальонъ безъ меня? Я сказала все, и все это, еще разъ повторю тебѣ, неизмѣнно, какъ самъ Богъ!
Послѣ этой длинной тирады, нѣсколько блѣдная, но тѣмъ еще болѣе интересная для глазъ знатока женской красоты, невѣста полковника Струйскаго встала гордо
съ своего мѣста, подошла къ туалету и, доставши изъ кармана небольшой ключикъ, приготовилась вынуть изъ ящика роковый медальонъ....
На нѣсколько минутъ снова между обоими дѣйствующими лицами нашей небольшой семейной драмы воцарилось мертвое молчаніе. Она вопросительнымъ полуоборотомъ головы къ своему жениху какъ-будто молча спрашивала его: ну что же? да, или нѣтъ? Онъ, блѣдный и съ крупными каплями на лбу, стоялъ передъ нею недвижимъ, какъ мраморная статуя... .
Наконецъ статуя эта покачнулась въ своемъ торсѣ. Струйскій тяжело вздохнулъ, крѣпко ударивъ себя рукою по лбу, какъ бы въ отчаяніи, что не въ силахъ выгнать изъ головы своей злаго демона ревности, и проговорилъ отрывисто и почти конвульсивно.
— Будь, что будетъ! Я хочу видѣть этотъ медальонъ съ портретомъ!
Теперь, въ свою очередь поблѣднѣвшая, какъ мраморная статуя, невѣста, съ глубокимъ вздохомъ, или, правильнѣе выразиться, съ затаеннымъ, подавленнымъ воплемъ обманутаго въ первой любви своей сердца, медленно отперла ящикъ, вынула медальонъ, подала
его жениху, и молча, величественно, какъ статуя командора въ Донъ Жуанѣ, вышла изъ комнаты. . .
Въ медальонѣ былъ дѣйствительно портретъ Струйскаго.
Въ этотъ же вечеръ у невѣсты его открылась нерв