одинъ разъ въ день ітила чай. Бывало, на другомъ концѣ улицы слышно, какъ поднимется содомъ отъ ея учениковъ: ихъ было около десятка, и всѣ обыкновен
но читали вдругъ. Кто кричитъ: буди благочестивъ; кто — блаженъ мужъ, кто — бу-ки-азъ-ба — просто, хоть уши заткни!
Налѣво дверь вела въ горницу хозяекъ. Это была горница не маленькая, два окна на улицу, одно па дворъ. При первомъ взглядѣ бросалась въ глаза без
образная голландская печь съ широкою лежанкой. На
лѣво, подлѣ двери, скрипучая кровать съ постелью, накрытою выбойчатымъ одѣяломъ. Подлѣ — допотопный шкафъ готической архитектуры, котораго стекла индѣ заклеены писаною бумагой, индѣ прикрѣплены лучин
ками; потомъ большой кованый сундукъ; въ углу ста
рый дубовый столъ; надъ столомъ такой же кіотъ подъ зеленою краскою и безъ стеколъ. У окна деревянная соФа, — подлѣ огромныя пяльцы.... Вотъ вся утварь этого жилища, которое всею своею массою тяжело по
качнулось на одну сторону. Свободный уголъ направо къ печкѣ тоже отдавался подъ постой. Въ то время уголъ этотъ занимала нѣкая Лукерья Васильевна, за
подтипу на ассигнаціи въ мѣсяцъ. Она была вдова, еще не старая, вѣчно вязала ніирокій-преширокій колпакъ и постоянно мечтала о томъ, что ежели бы нашла кладъ, то купила бы цѣлый Фунтъ чаю. Кажется, мечта ея никогда не осуществилась.
Вся описанная комната и ея скромная мебель буквально бывали завалены мягкою рухлядью всякаго рода. Кромѣ мѣховъ, тамъ покоилась кипа верблюжьей шер
сти; здѣсь—огромный свертокъ ваты, матеріи, лоскутья, обрѣзки, нитки, воскъ, мѣлъ и т. и. Въ шкаФѣ, рядомъ со двумя или тремя чайными чашками, красовалась деревянная толкушка, мыкалыіая щетка, гребень и т. д. Однакожъ раза четыре въ годъ, въ высокоторжествен
ные праздники, весь этотъ хламъ убирался, комната тщательно мелась и вымывалась, столъ йодъ кіотомъ накрывался бѣлою скатертью, и на него ставился вы
чищенный, какъ зеркало, самоваръ: барышни Стрѣльнииовы рѣдко позволяли себѣ чайную роскошь. Не помню хорошенько: кажется, тамъ жила еще дымчатая кошка, такая же старая, какъ ея хозяйки; да, точно! Кошка эта мнѣ была пріятельница и постоянно покоилась на лежанкѣ. Нужно замѣтить, что въ описывае
мое мною время Оренбургская губернія страдала отъ страшнаго неурожая: въ самомъ городѣ ржаная мука поднялась до четырехъ рублей за пудъ, а это для бѣдныхъ людей было крайне чувствительно.
Ольга Крюкова.
Мери уже было лѣтъ 18 или 19; она была прекрасна собою: это было благородное существо, полное жизни, любви, увлеченія и невинности, съ веселыми глазами, свѣтлыми волосами, живымъ румянцемъ и звучнымъ го
лосомъ, на все смотрѣвшее сквозь чистое стекло своей любви, своихъ надеждъ, и распространяющее вокругъ себя смѣхъ и радость; настоящій идеалъ чистаго без
заботнаго сердца. Она какъ будто взяла себѣ всю жизнь ВинФриды,- такъ роскошно она проявлялась въ ней, и такъ блѣдна и безцвѣтна была въ бѣдной ея воспита
тельницѣ. Вся красота ВинФриды исчезла вмѣстѣ съ юностью. Черные волосы ея посѣдѣли, веселые глаза померкли, губы побѣлѣли, и блѣдныя щеки впали. На лицѣ ея не осталось слѣда прежней красоты и никто, увидавъ ее теперь въ первый разъ, не повѣрилъ бы, что она въ молодости была такъ прекрасна.
Посреди честолюбивыхъ занятій своихъ, Луи все помнилъ ВиііФриду. Она была единственная женщина, которую онъ когда-либо любилъ, и такъ какъ время обыкновенно придаетъ прошедшему особенную пре
лесть, то ему казалось даже, что онъ любилъ ее силь
нѣе, чѣмъ го было па самомъ дѣлѣ. Онъ достигъ всего, къ чему стремился въ жизни; оиъ былъ богатъ, силенъ,
самыя смѣлыя надежды честолюбія его осуществились, но сердце его было пусто, и онъ стоялъ одинокъ. Оиъ осуждалъ себя за роль избранную имъ, вч, жизни, и видя положеніе свое обезпеченнымъ, находилъ даже, что по
ступилъ неблагоразумно, тте соединившись съ ВиііФридой. Онъ чувствовалъ въ себѣ довольно силы вознесгь ихъ обѣихъ вмѣстѣ съ собой, а она жизнью своею заставила бы замолчать низкую клевету, старавшуюся запятнать ея великодушный поступокъ; потому что по
ступокъ ея точно былъ великодушенъ, и онъ теперь въ полной мѣрѣ признавалъ его таковымъ. Съ этими-то мыслями, въ тѣ года, когда человѣкъ, посвятившій че
столюбію свою молодость, въ зрѣлыя лѣта начинаетъ чувствовать потребность домашняго счастія, оиъ сталъ освѣдомляться о ВинФридѣ въ старомъ ея жилищѣ и, получивъ ея адресъ, немедленно отправился въ Девон
ширъ, съ намѣреніемъ возобновить старое знакомство и, кто знаетъ, можетъ быть и прежнюю любовь съ ста
рымъ другомъ и бывшей невѣстой. ІІо Дуй сдѣлалъ важную ошибку: оиъ не принялъ въ разсчетъ время, протекшее съ тѣхъ поръ, какъ оиъ разстался съ Вин- Фридой. Онъ все еще думалъ увидѣть ту же ВинФриду, съ блестящими глазами, съ упадающими почти до колѣнъ волосами, которую оставилъ играющею на полу
(Окончаніе слѣдуетъ.)
(Изъ Диккенсова журнала «Household Words».)
(Окончаніе.)
но читали вдругъ. Кто кричитъ: буди благочестивъ; кто — блаженъ мужъ, кто — бу-ки-азъ-ба — просто, хоть уши заткни!
Налѣво дверь вела въ горницу хозяекъ. Это была горница не маленькая, два окна на улицу, одно па дворъ. При первомъ взглядѣ бросалась въ глаза без
образная голландская печь съ широкою лежанкой. На
лѣво, подлѣ двери, скрипучая кровать съ постелью, накрытою выбойчатымъ одѣяломъ. Подлѣ — допотопный шкафъ готической архитектуры, котораго стекла индѣ заклеены писаною бумагой, индѣ прикрѣплены лучин
ками; потомъ большой кованый сундукъ; въ углу ста
рый дубовый столъ; надъ столомъ такой же кіотъ подъ зеленою краскою и безъ стеколъ. У окна деревянная соФа, — подлѣ огромныя пяльцы.... Вотъ вся утварь этого жилища, которое всею своею массою тяжело по
качнулось на одну сторону. Свободный уголъ направо къ печкѣ тоже отдавался подъ постой. Въ то время уголъ этотъ занимала нѣкая Лукерья Васильевна, за
подтипу на ассигнаціи въ мѣсяцъ. Она была вдова, еще не старая, вѣчно вязала ніирокій-преширокій колпакъ и постоянно мечтала о томъ, что ежели бы нашла кладъ, то купила бы цѣлый Фунтъ чаю. Кажется, мечта ея никогда не осуществилась.
Вся описанная комната и ея скромная мебель буквально бывали завалены мягкою рухлядью всякаго рода. Кромѣ мѣховъ, тамъ покоилась кипа верблюжьей шер
сти; здѣсь—огромный свертокъ ваты, матеріи, лоскутья, обрѣзки, нитки, воскъ, мѣлъ и т. и. Въ шкаФѣ, рядомъ со двумя или тремя чайными чашками, красовалась деревянная толкушка, мыкалыіая щетка, гребень и т. д. Однакожъ раза четыре въ годъ, въ высокоторжествен
ные праздники, весь этотъ хламъ убирался, комната тщательно мелась и вымывалась, столъ йодъ кіотомъ накрывался бѣлою скатертью, и на него ставился вы
чищенный, какъ зеркало, самоваръ: барышни Стрѣльнииовы рѣдко позволяли себѣ чайную роскошь. Не помню хорошенько: кажется, тамъ жила еще дымчатая кошка, такая же старая, какъ ея хозяйки; да, точно! Кошка эта мнѣ была пріятельница и постоянно покоилась на лежанкѣ. Нужно замѣтить, что въ описывае
мое мною время Оренбургская губернія страдала отъ страшнаго неурожая: въ самомъ городѣ ржаная мука поднялась до четырехъ рублей за пудъ, а это для бѣдныхъ людей было крайне чувствительно.
Ольга Крюкова.
Мери уже было лѣтъ 18 или 19; она была прекрасна собою: это было благородное существо, полное жизни, любви, увлеченія и невинности, съ веселыми глазами, свѣтлыми волосами, живымъ румянцемъ и звучнымъ го
лосомъ, на все смотрѣвшее сквозь чистое стекло своей любви, своихъ надеждъ, и распространяющее вокругъ себя смѣхъ и радость; настоящій идеалъ чистаго без
заботнаго сердца. Она какъ будто взяла себѣ всю жизнь ВинФриды,- такъ роскошно она проявлялась въ ней, и такъ блѣдна и безцвѣтна была въ бѣдной ея воспита
тельницѣ. Вся красота ВинФриды исчезла вмѣстѣ съ юностью. Черные волосы ея посѣдѣли, веселые глаза померкли, губы побѣлѣли, и блѣдныя щеки впали. На лицѣ ея не осталось слѣда прежней красоты и никто, увидавъ ее теперь въ первый разъ, не повѣрилъ бы, что она въ молодости была такъ прекрасна.
Посреди честолюбивыхъ занятій своихъ, Луи все помнилъ ВиііФриду. Она была единственная женщина, которую онъ когда-либо любилъ, и такъ какъ время обыкновенно придаетъ прошедшему особенную пре
лесть, то ему казалось даже, что онъ любилъ ее силь
нѣе, чѣмъ го было па самомъ дѣлѣ. Онъ достигъ всего, къ чему стремился въ жизни; оиъ былъ богатъ, силенъ,
самыя смѣлыя надежды честолюбія его осуществились, но сердце его было пусто, и онъ стоялъ одинокъ. Оиъ осуждалъ себя за роль избранную имъ, вч, жизни, и видя положеніе свое обезпеченнымъ, находилъ даже, что по
ступилъ неблагоразумно, тте соединившись съ ВиііФридой. Онъ чувствовалъ въ себѣ довольно силы вознесгь ихъ обѣихъ вмѣстѣ съ собой, а она жизнью своею заставила бы замолчать низкую клевету, старавшуюся запятнать ея великодушный поступокъ; потому что по
ступокъ ея точно былъ великодушенъ, и онъ теперь въ полной мѣрѣ признавалъ его таковымъ. Съ этими-то мыслями, въ тѣ года, когда человѣкъ, посвятившій че
столюбію свою молодость, въ зрѣлыя лѣта начинаетъ чувствовать потребность домашняго счастія, оиъ сталъ освѣдомляться о ВинФридѣ въ старомъ ея жилищѣ и, получивъ ея адресъ, немедленно отправился въ Девон
ширъ, съ намѣреніемъ возобновить старое знакомство и, кто знаетъ, можетъ быть и прежнюю любовь съ ста
рымъ другомъ и бывшей невѣстой. ІІо Дуй сдѣлалъ важную ошибку: оиъ не принялъ въ разсчетъ время, протекшее съ тѣхъ поръ, какъ оиъ разстался съ Вин- Фридой. Онъ все еще думалъ увидѣть ту же ВинФриду, съ блестящими глазами, съ упадающими почти до колѣнъ волосами, которую оставилъ играющею на полу
(Окончаніе слѣдуетъ.)
ОБѢТЪ ВИНФРИДЫ.
(Изъ Диккенсова журнала «Household Words».)
(Окончаніе.)