съ маленькой дѣвочкой. Всѣ говорили ему (и онъ безъ тщеславія могъ тому вѣрить), что время оставило на немъ выгодные для него слѣды: въ темно-русыхъ куд
ряхъ его, нѣсколько повытертыхъ на вискахъ, не было ни одной серебристой нити, наружность его стала му
жественнѣе, лицо сдѣлалось выразительнѣе, чѣмъ было тогда, когда ВинФрида видѣла его въ послѣдній разъ; успѣхъ придавалъ ему нѣкоторую важность, а посто
яннымъ обращеніемъ съ людьми онъ пріобрѣлъ глубокое знаніе человѣческаго сердца. Оиъ въ сильной степени принадлежалъ къ числу людей, духомъ и харак
теромъ своимъ, имѣвшихъ большое вліяніе на всѣхъ, ихъ окружающихъ. Красивый, благородный, ловкій, оиъ въ глазахъ большей части женщинъ являлся ца
ремъ и героемъ, противъ котораго величайшій красавецъ, хотябъ то былъ самъ Аполлонъ, не могъ надѣ
яться устоять, и который, подобно настоящему царю, могъ избрать себѣ царицу вездѣ, гдѣ бы ни пожелалъ. И онъ думалъ что время, поступившее сь нимъ такъ дружески, то же сдѣлало и для Винтриды, думалъ встрѣ
тить въ ней женщину видную, внушающую уваженіе, только изъ нимфы преобразившуюся въ богиню. И въ этихъ мысляхъ п надеждахъ, онъ совсѣмъ пыломъ преж
ней любви своей постучался вь дверь коттеджа, въ которомъ жила миссъ Джемсъ.
Прелестная дѣвушка, почти съ нимъ вмѣстѣ, поспѣшно и шумно взбѣжала въ комнату. Она не знала о его нопосѣщеиіи, и веселое лицо ея покрылось яркимъ румянцемъ. Луи вовсе забылъ о Мери, онъ не воображалъ, чтобъ это прелестное существо могло быть ба
бочкой, развернувшейся изъ той хризалиды, которую онъ видѣлъ въ люлькѣ, онъ только подумалъ про себя, что милая ВинФрида все такъ же добродушна и такъ же мало тщеславна, какъ и прежде, иначе она никогда не рѣшилась бы имѣть при себѣ такую красавицу. Одна
кожь онъ, привѣтливо улыбаясь, спросилъ о ней, и Мери съ удовольствіемъ воспользовалась этимъ случа
емъ, чтобъ оставить комнату. ВинФрида немедленно явилась, а съ ней вмѣстѣ и Мери. Увидавъ Луи, она на минуту остолбенѣла, какъ будто увидала возстав
шее изъ гроба привидѣніе, — потомъ, лицо ея покрылось смертною блѣдностью, и она слабо вскрикнула, зашаталась, и протянувъ къ нему исхудавшія руки, вскричала: «Луи, Луи!» и безъ памяти упала на полъ.
Этотъ обморокъ уничтожилъ послѣдніе остатки заблужденія. О, зачѣмъ онъ пріѣхалъ? Зачѣмъ не довольствовался усладительнымъ романомъ вѣры и воспоми
наній! — Дурнота ВинФриды продолжалась не долго, а съ ней вмѣстѣ исчезла и ея’ слабость. Пришедъ въ себя, она съ улыбкой протянула ему руку и сказала
твердымъ голосомъ: «Свиданье съ вами, Луи, было такъ неожиданно, что оно сразило меня.» Потомъ стала
говорить о минувшихъ дняхъ съ такимъ спокойствіемъ, какъ бы они разстались не далѣе, какъ па прошедшей недѣлѣ, и никогда не были такъ близки; такимъ образомъ она поставила и его и себя въ настоящее поло
женіе, изъ котораго оба едва не вышли, и освободила
будущее отъ всѣхъ узъ прошедшаго. Луи не могъ не оцѣнить этого женскаго такта и этой деликатности, и сказавъ себѣ: «я скоро привыкну къ потерѣ ея красоты», вообразилъ, что будетъ любить ее но преж
нему, и что всё пойдетъ хорошо и благополучно для обоихъ. Теперь онъ былъ доволенъ, что пріѣхалъ: ка
кая наконецъ въ томъ важность, болѣе или менѣе она хороша собою? ВинФрида была точно такъ же добра,
какъ прежде, и можетъ быть, даже и добрѣе, и чтожь до того, если она нѣсколько утратила своей красоты? Луи Философствовалъ, какъ люди обыкновенно дѣлаютъ, когда обманываютъ себя. Онъ провелъ въ Девонширѣ около мѣсяца, и подъ конецъ этого времени часто былъ въ смущеніи и замѣшательствѣ. Въ первые дни онъ далъ замѣтить ВинФридѣ, что все еще любитъ ее,— сказалъ ей, зачѣмъ онъ пріѣхалъ въ Девонширъ,—много говорилъ о прекрасномъ, благодѣтельномъ вліяніи, ко
торое во всю жизнь имѣло на него воспоминаніе о ней, и какъ оиъ постоянно надѣялся на будущее, и
вѣровалъ въ него; оиъ пробудилъ въ ней всю прежнюю любовь, всѣ заснувшія надежды; влилъ новую жизнь въ ея сердце, возвратилъ ей юность; говорилъ ей, что видитъ въ ней существо достойное поклоненія по доб
ротѣ своей, и говоря такимъ образомъ, напечатлѣлъ поцѣлуй на поблекшей ея, щекѣ — и послѣ всего этого онъ нашелъ, что она увяла, устарѣла; что она могла
бы быть ему матерью, а не женой, — что, принявъ въ соображеніе ея годы, любовныя отношенія между ними должны казаться смѣшными. Еслибъ опа была Меридѣло другое.
Дуй Блекъ произвели сильное впечатлѣніе на Мери. Величественная его осанка, положеніе его въ свѣтѣ, блестящій умъ — все внушало ей удивленіе къ нему, доходящее почти до боготворенія, но боготворенія, смѣшаннаго со страхомъ, — и вслѣдствіе этого, опа сама измѣнилась: простое, дѣтское ея обращеніе сдѣ
лалось приличнѣе, сдержаннѣе; слезы, проливаемыя ею безъ причины, сильная ея раздражительность, странное обращеніе съ ВинФридой, — пламенные, частые поцѣ
луи ея, напоминающіе поцѣлуи ея дѣтства, когда ее втайнѣ тревожило чувство еще не сознанной вины;
застѣнчивость ея, когда съ пей говорилъ Дуй, ея скорбь, когда онъ молча проходилъ мимо ея; жадность, съ которой она ловила его взоръ и улыбку, и румянецъ ея, когда ея желаніе исполнялось; — все, каса
тельно ея, могло служить ключемъ для ВинФриды; но она еще не знала, что этотъ ключъ также отпиралъ