— Черезъ недѣлю! — а сегодня-то, ваше благородіе, получить нельзя будетъ?
— Говорю, что нельзя. Ну ты самъ разсуди, положимъ такъ, я теперь отдамъ тебѣ поросенка—хорошо, а вдругъ явится какой-нибудь негодяй и потребуетъ отъ меня поросенка; гдѣ я тогда возьму его? Мнѣ тогда нужно будетъ отдать за поросенка свои деньги,— ты самъ разсуди?...

— Оно вѣстимо дѣло гакъ,—оно рѣчь, будемъ говорить, правильная, какъ есть, а все-таки поросенокъ-то мой....

Наконецъ убѣдившійся дядя Митяй Кряжъ подалъ о убѣжавшемъ поросенкѣ объявленіе, что стоило ему 30 коп. серебромъ.
Спустя недѣлю, Митяй Кряжъ явился въ становую квартиру Ивана Иваныча.
— Что ты, мой любезный, за поросенкомъ? спрашиваетъ его Иванъ Иванычъ.
— Точно такъ, ваше благородіе.
— Я розыскъ сдѣлалъ. — Крючковъ! — Что прикажете?
— Что хозяевъ къ убѣжавшему поросенку никого не оказалось? — Никого.
— Ну, такъ вотъ, мой любезный, теперь ты можешь получить своего поросенка.
— Благодаримъ покорно I...
— Не кланяйся, мой любезный —не стоитъ, это твоя собственность.... а мы обязаны только исполнять.— Эй, казакъ!
— Чего изволите, ваше благородіе? — Поди приведи сюда поросенка. — Олушаю-съ. — Казакъ ушелъ.
— Подожди, онъ сейчасъ приведетъ. Подожди тамъ— въ передней.
Прошелъ уже цѣлый часъ, какъ нашъ Митяй ожидаетъ появленія казака съ поросенкомъ.. .. Прошелъ и другой, а между тѣмъ, ни казакъ, ни поросенокъ не являются.... Что за чудо!... думаетъ нашъ Митяй. Этотъ же самый вопросъ, какъ полагать надо,—повторился и въ головѣ Ивана Иваныча.
— Эй, сотскій! крикнулъ Иванъ Иванычъ. Сотскій явился.
— Гдѣ же Конытинъ (Фамилія казака)?—Поди, сходи въ сарай, посмотри, что онъ тамъ дѣлаетъ? Я прика
залъ ему привести сюда поросенка, и онъ пошелъ, и пропалъ. — Скажи, чтобы сію же минуту привелъ сюда поросенка!
— Слушаю-съ. — Сотскій ушелъ.
Нашъ Митяй снова ждетъ цѣлый часъ, но вотъ наконецъ является сотскій.
— А Копытішъ гдѣ? спрашиваетъ Иванъ Иванычъ.
— Идетъ.
Является Копытинъ, и не говоря ни слова, бултыхъ Ивану Иванычу въ ноги. — Что ты?
— Виноватъ, ваше благородіе — упустилъ!... — Кого упустилъ?
— Поросенка, ваше благородіе. — Гдѣ же поросенокъ-то?
— Въ лѣсу, ваше благородіе.... — Какъ въ лѣсу?
— Такъ точно, ваше благородіе.— Вырвался и убѣжалъ въ лѣсъ, — я за нимъ, а его и слѣдъ простылъ.— Виноватъ, ваше благородіе!
— Хорошо.— Эй! сотскіе! розогъ! вотъ я тебя!
Услышавъ это, нашъ Митяй, движимый чувствомъ состраданія къ ближнему, упалъ въ свою очередь Ивану Иванычу въ ноги, умоляя его отмѣнить наказаніе казака.
— Хорошо, хорошо, вотъ я его помилую, продолжалъ Иванъ Иванычъ, окончательно вышедъ изъ себя: я ему дамъ знать, какъ упускать поросятъ! — Розогъ!
— Ваше благородіе, простите его! Богъ съ нимъ, ваше благородіе! поросенокъ дѣло не важное; ну ушелъ, стало быть, такъ грѣху надо быть....
— Ну, хорошо, я вижу, ты мужичекъ добрый, я вижу. Ну я, положимъ, прощу его для тебя только; а вѣдь поросенка-то все-таки ты потребуешь отъ меня? а гдѣ жь я его возьму? ты самъ разсуди?
— Да ужь Богъ съ нимъ, и съ поросенкомъ-то, ничего не спрошу, только простите его-то. Богъ съ нимъ!
— Это для тебя только я прощаю его, помни! — Вотъ, негодяй, — Иванъ Иванычъ обратился къ казаку: кланяйся ему въ ноги — благодари!
— Не нужно, ваше благородіе, не нужно.

Казакъ все-таки поклонился Митяю въ ноги.

— Ты у меня помни это, негодный! Пошелъ вонъ!... Негодяй! повторялъ про себя Иванъ Иванычъ, мало по малу успокоивающійся отъ внутренняго волненія.
— Ну, мой любезный, — какъ тебя звать-то, я забываю?
— Митяемъ.
— Ахъ, да, Митяй! — славное имя— Вотъ видишь ли, мой другъ, Митяй, ты долженъ подать отъ себя объявленіе на тотъ именно предметъ, что убѣжавшаго поросенка ты получилъ.
— Какъ же это такъ получилъ?...
— Я знаю, что ты не получалъ поросенка, это такъ; да порядокъ-то того требуетъ. Ты, Митяй, самъ чело
вѣкъ умный, можешь понимать вещи; ты вотъ сейчасъ говоришь, что ты не ищешь больше своего поросенка, а завтра же подашь прошеніе и потребуешь съ меня поросенка или деньги!