« — Чаю хочешь, Ваня?
«И ставь, значитъ, самоваръ,—какъ они вина не потребляютъ-съ.
«А допреждь, вѣдь, бывало, ежели барыня откушали чай-съ, Ивану Степанычу нѣтъ чаю-съ. Онъ, голубчикъ, и не спрашиваетъ—потому добросердый.
«Анъ повадился къ намъ Дьячковъ этотъ проклятый: чиновникъ что ли какой, оФицеръ ли, одѣтъ онъ, су
дарь, въ сертучкѣ ровно что вотъ по х;лѣбной-то части треплются—мисаріятскіе что ли, слыхала я. Да Полька эта изъ Жидовокъ, Питалина Петровна, ему руку дер
житъ,—моя-то опять въ лѣсъ. Я бы ее ужь сама рада за горло схватить. Сказать Ивану Степанычу, не сказать—ума не приложу.
«Поѣхали вечеромъ барыня съ Иваномъ Степанычемъ, за городъ, знать, вернулись, Иванъ-то Степанычъ не вышли, а Дьячковъ-то тутъ. Утро: нѣтъ Ивана Степаныча. Вечеромъ опять тотъ, значитъ, пріѣхалъ. А барыня меня послали къ Ивану Степанычу.
«— Скажи, молъ, не могу я у нихъ быть: за городъ, молъ, поѣхали.
«Ночью, часу въ двѣнадцатомъ, пріѣзжаютъ Иванъ Степанычъ, постучали меня. Вышла я на улицу.
«— Гдѣ, говоритъ, барыня?
«— За городъ, молъ, сударь, уѣхали.
«А какое тебѣ за городъ? Дома они сь Дьячковымъ. «ІІу, тутъ еще бы крошечку, сказала бы я имъ. Моченьки моей нѣтъ.
«— Скажи, говоритъ, грѣшно ей.
«— Оченно мнѣ, молъ, васъ, батюшка, жалко, Иванъ Степанычъ! Какъ вы по нихъ сокрушаетесь,—изстрадались не путемъ.
«Махнулъ онъ только рукой, сѣлъ—поѣхалъ.
«На другой-то день присылаютъ кучера—Пимена-еъ съ запиской. Ужь и кучеръ-то говоритъ:
«— Вовсе намъ, говоритъ,барина жалко. Нестоющая, говоритъ.
«Сказать тоже не смѣютъ.
«Юлія Петровна съ Пименомъ письмо послали, — опять, значитъ, съ недѣлю, али поменьше, нѣтъ Ивана Степаныча.
«Тутъ кличутъ меня.
«— На, говоритъ, Марина, отвези Ивану Степанычу записку.
«Не пойму я ужь ничего тутъ. Вошла я къ Ивану Степанычу. Они пишутъ-съ. Подала записку. Въ лицѣ покраснѣли:
«— Что, говорятъ, еще такое. «Записку прочли.
«— Скажи, говоритъ, барынѣ, ежели оченно нужно что-нибудь, сейчасъ буду, — не то, говоритъ, вечеромъ
за ними лошадь пришлю. Только, чтобъ не было у васъ ни души.
«Я домой. Опять послали, чтобы сейчасъ былъ.
«Пріѣхалъ Иванъ Степанычъ,—только тутъ безъ меня проклятая эта Питалина Петровна пришла.
«Ну однако стали опять Иванъ Степанычъ ѣздить, а Дьячковъ-отъ уѣхалъ что ли куда—не видать его какъ съ полмѣсяца.
«Переѣхали мы тутъ на новую квартеру, по близности къ Ивану Степанычу, у Фаитала-съ, гдѣ Собачья площадка.
«Опять, значитъ, гляжу—Дьячковъ.
«Такъ вотъ, сударь, какъ. Сидятъ они вмѣстѣ у насъ, Дьячковъ-отъ съ Иваномъ Степанычемъ,—выйдутъ вмѣ
стѣ вечеромъ. Барыня запрется отъ меня-то-съ, отъ кухни, а въ парадный Дьячкова-то и впустятъ. Подаю я утромъ самоваръ, а онъ будто входитъ—рожа не мы
тая, красная какъ есть, здоровкается. Потому, онѣ меня прежде и не впустятъ, покуда онъ не одѣнется.
«Эдакая, думаю, ты ужь безстыжая. И меня-то совсѣмъ за дуру дѣлаетъ.
«А тутъ подумала: можетъ, Иванъ Степанычъ и знаютъ. Ну какъ компанію водятъ вмѣстѣ. Мало того, кушанье намъ отъ нихъ все носили, кухарку барыня прогнали—жретъ, вѣдь, онъ тутъ, Дьячковъ все ихнее.
«Ну нѣтъ. Вышла мнѣ статья-то на ладонкѣ. Сидѣли опять оба. Пошли, поздно ужь, распростимшись. Той же минуту, какъ вотъ черезъ улицу не перейдти, Юлія Петровна опять Дьячкова впускаютъ. «Врешь, вижу, не чисто: зачѣмъ бы имъ лукавить, когда бъ Иванъ Степанычъ знали.
«Скажу да скажу. «Не мало и то ужь я за тебя лгала». Спать мнѣ не даетъ. Иванъ-то Степанычъ, видимое дѣло, жизнь кладетъ.
«Приноситъ человѣкъ ихній кушанье. Господи благослови !
«Сказываю я ему.
«— Такъ и тамъ, молъ, Никаноръ Иванычъ, вы своему барину упредите, какъ вы при нихъ находитесь. А я и сгма здѣсь жить не желаю. Изныла моя душенька, на барина-то глядя. Чувствуешь, вѣдь.
«Человѣкъ такой умный-съ, Никаноръ-то Иванычъ, сами изволите знать, барина бережетъ. Нахмурился.
«— Нетто мы, говоритъ, Марина, не мекаемъ. Баринъ-отъ, говоритъ, больно простъ у насъ. Всѣ мы его жалѣемъ. Изъ него, говоритъ, всякая шельма веревки
вьетъ, особенно ежели покрасивѣй. Онъ, говоритъ, отъ
вашей-то, прости Господи, и здоровьемъ-то плохъ сталъ совсѣмъ. Нетто онъ такой былъ? я, говоритъ, при баринѣ-то девятый годъ. Козырь, говоритъ, былъ изо всѣхъ господъ, — и въ полку-то, — гы спроси. А теперь что? Отъ насъ лѣкарь-то не выходитъ. По но
«И ставь, значитъ, самоваръ,—какъ они вина не потребляютъ-съ.
«А допреждь, вѣдь, бывало, ежели барыня откушали чай-съ, Ивану Степанычу нѣтъ чаю-съ. Онъ, голубчикъ, и не спрашиваетъ—потому добросердый.
«Анъ повадился къ намъ Дьячковъ этотъ проклятый: чиновникъ что ли какой, оФицеръ ли, одѣтъ онъ, су
дарь, въ сертучкѣ ровно что вотъ по х;лѣбной-то части треплются—мисаріятскіе что ли, слыхала я. Да Полька эта изъ Жидовокъ, Питалина Петровна, ему руку дер
житъ,—моя-то опять въ лѣсъ. Я бы ее ужь сама рада за горло схватить. Сказать Ивану Степанычу, не сказать—ума не приложу.
«Поѣхали вечеромъ барыня съ Иваномъ Степанычемъ, за городъ, знать, вернулись, Иванъ-то Степанычъ не вышли, а Дьячковъ-то тутъ. Утро: нѣтъ Ивана Степаныча. Вечеромъ опять тотъ, значитъ, пріѣхалъ. А барыня меня послали къ Ивану Степанычу.
«— Скажи, молъ, не могу я у нихъ быть: за городъ, молъ, поѣхали.
«Только я Ивана Степаныча дома не захватила.
«Ночью, часу въ двѣнадцатомъ, пріѣзжаютъ Иванъ Степанычъ, постучали меня. Вышла я на улицу.
«— Гдѣ, говоритъ, барыня?
«— За городъ, молъ, сударь, уѣхали.
«А какое тебѣ за городъ? Дома они сь Дьячковымъ. «ІІу, тутъ еще бы крошечку, сказала бы я имъ. Моченьки моей нѣтъ.
«— Скажи, говоритъ, грѣшно ей.
«— Оченно мнѣ, молъ, васъ, батюшка, жалко, Иванъ Степанычъ! Какъ вы по нихъ сокрушаетесь,—изстрадались не путемъ.
«Махнулъ онъ только рукой, сѣлъ—поѣхалъ.
«На другой-то день присылаютъ кучера—Пимена-еъ съ запиской. Ужь и кучеръ-то говоритъ:
«— Вовсе намъ, говоритъ,барина жалко. Нестоющая, говоритъ.
«Сказать тоже не смѣютъ.
«Юлія Петровна съ Пименомъ письмо послали, — опять, значитъ, съ недѣлю, али поменьше, нѣтъ Ивана Степаныча.
«Тутъ кличутъ меня.
«— На, говоритъ, Марина, отвези Ивану Степанычу записку.
«Не пойму я ужь ничего тутъ. Вошла я къ Ивану Степанычу. Они пишутъ-съ. Подала записку. Въ лицѣ покраснѣли:
«— Что, говорятъ, еще такое. «Записку прочли.
«— Скажи, говоритъ, барынѣ, ежели оченно нужно что-нибудь, сейчасъ буду, — не то, говоритъ, вечеромъ
за ними лошадь пришлю. Только, чтобъ не было у васъ ни души.
«Я домой. Опять послали, чтобы сейчасъ былъ.
«Пріѣхалъ Иванъ Степанычъ,—только тутъ безъ меня проклятая эта Питалина Петровна пришла.
«Ну однако стали опять Иванъ Степанычъ ѣздить, а Дьячковъ-отъ уѣхалъ что ли куда—не видать его какъ съ полмѣсяца.
«Переѣхали мы тутъ на новую квартеру, по близности къ Ивану Степанычу, у Фаитала-съ, гдѣ Собачья площадка.
«Опять, значитъ, гляжу—Дьячковъ.
«Такъ вотъ, сударь, какъ. Сидятъ они вмѣстѣ у насъ, Дьячковъ-отъ съ Иваномъ Степанычемъ,—выйдутъ вмѣ
стѣ вечеромъ. Барыня запрется отъ меня-то-съ, отъ кухни, а въ парадный Дьячкова-то и впустятъ. Подаю я утромъ самоваръ, а онъ будто входитъ—рожа не мы
тая, красная какъ есть, здоровкается. Потому, онѣ меня прежде и не впустятъ, покуда онъ не одѣнется.
«Эдакая, думаю, ты ужь безстыжая. И меня-то совсѣмъ за дуру дѣлаетъ.
«А тутъ подумала: можетъ, Иванъ Степанычъ и знаютъ. Ну какъ компанію водятъ вмѣстѣ. Мало того, кушанье намъ отъ нихъ все носили, кухарку барыня прогнали—жретъ, вѣдь, онъ тутъ, Дьячковъ все ихнее.
«Ну нѣтъ. Вышла мнѣ статья-то на ладонкѣ. Сидѣли опять оба. Пошли, поздно ужь, распростимшись. Той же минуту, какъ вотъ черезъ улицу не перейдти, Юлія Петровна опять Дьячкова впускаютъ. «Врешь, вижу, не чисто: зачѣмъ бы имъ лукавить, когда бъ Иванъ Степанычъ знали.
«Скажу да скажу. «Не мало и то ужь я за тебя лгала». Спать мнѣ не даетъ. Иванъ-то Степанычъ, видимое дѣло, жизнь кладетъ.
«Приноситъ человѣкъ ихній кушанье. Господи благослови !
«Сказываю я ему.
«— Такъ и тамъ, молъ, Никаноръ Иванычъ, вы своему барину упредите, какъ вы при нихъ находитесь. А я и сгма здѣсь жить не желаю. Изныла моя душенька, на барина-то глядя. Чувствуешь, вѣдь.
«Человѣкъ такой умный-съ, Никаноръ-то Иванычъ, сами изволите знать, барина бережетъ. Нахмурился.
«— Нетто мы, говоритъ, Марина, не мекаемъ. Баринъ-отъ, говоритъ, больно простъ у насъ. Всѣ мы его жалѣемъ. Изъ него, говоритъ, всякая шельма веревки
вьетъ, особенно ежели покрасивѣй. Онъ, говоритъ, отъ
вашей-то, прости Господи, и здоровьемъ-то плохъ сталъ совсѣмъ. Нетто онъ такой былъ? я, говоритъ, при баринѣ-то девятый годъ. Козырь, говоритъ, былъ изо всѣхъ господъ, — и въ полку-то, — гы спроси. А теперь что? Отъ насъ лѣкарь-то не выходитъ. По но