Ольга.
Весна идетъ и зиму разбудила,
А у тебя къ ней сердце не лежитъ? Вѣдь вотъ и солнце, да и ночь короче; Ледъ ломится по рѣчкамъ и оврагамъ, И сани — ужъ не сани — челноки,
И птицы перелетныя — вонъ тянутъ. . . . Земля вздохнула; обновленный воздухъ
Всѣхъ выманилъ на монастырскій дворъ Изъ душныхъ келій; только ты одна Печальна, общей радости не дѣлишь.
Марѳа.
Оставь меня, не покидай сестеръ. Кому есть радость въ свѣтѣ — есть надежда! Мнѣ ничего не принесетъ весна:
Все прошлое, какъ слѣдуетъ, за мною.
Ольга.
Неужели ты вѣкъ не перестанешь Оплакивать потеряннаго сына И прежнее величіе твое?
Я слышала, что время проливаетъ
Бальзамъ на раны сердца. отчего же Оно безсильно только надъ тобой?
Была ты царства мощнаго царицей И матерью цвѣтущаго младенца;
Онъ былъ случайно у тебя похищенъ; Ты скрылася въ стѣнахъ монастыря,
Здѣсь, на предѣлѣ всякой жизни. . .. Что жь? Шестнадцать лѣтъ съ поры той миновало, Шестнадцать разъ юнѣлъ Господній міръ И ИЗМѢНЯЛСЯ — ты нс измѣнялось :
Ты холодна, какъ памятникъ надгробный, Обсаженный цвѣтами юной жизни;
Похожа ты на неподвижный обликъ, Изваянный художникомъ изъ камня, И навсегда однимъ запечатлѣнный.
(*) Отрывокъ этотъ составляетъ отдѣльный эпизодъ. Весь переводъ уже напечатанъ и войдетъ ігь будущемъ январѣ вмѣстѣ съ другими переводами, составляющими 8-ую часть сочиненій Шиллера.
Онъ улыбнулся и сказалъ:
«Если бы вы видѣли этого мастера и его соучастника, то никакъ бы не повѣрили, чтобъ эти люди могли заниматься такою работою. Оба выѣденнаго яйца не етоютъ! одинъ изъ нихъ совершенный дуракъ и но уму, и но виду, а другой похожъ на огородное пугало; — ну да Богъ еъ ними! всякому свое счастье; видно каждому злонамѣренному дѣлу есть свой конецъ,—пу
скай себѣ какъ знаютъ, такъ и отвѣчаютъ. Слушайте жь: работа эта производится мѣщаниномъ N. за заставой, на мельницѣ, всегда почти въ полночь, въ самомъ верху, гдѣ когда-то была крыловая шестерня. Теперь ея тамъ пѣтъ, потому что мельница эга не дѣйствуетъ, и взобраться туда по лѣстницѣ надо съ осторож
ностію: это ихъ уловка па всякій случай; нормы у нихъ, въ которыя отливается Фальшивая монета, гли
няныя, а нс рѣзныя на мѣди, и потому ихъ можно изломать въ одну минуту, да къ тому жь и сами они каждый день дѣлаютъ новыя Формы для отливки, выдавливая ихъ настоящими деньгами. Это все могу я объ
яснить вамъ потому, что мнѣ разсказывалъ объ этомъ товарищъ его, мой короткій пріятель, и просилъ меня о сбытѣ этой монеты, завѣряя клятвою, что онъ скорѣе согласится принять наказаніе, нежели меня выдать, —
и вотъ это, что вы видите, дано мнѣ на пробу. А какъ я па эго человѣкъ совершенно неспособный, и зная притомъ, что рано или поздно эти дураки попадутся,
Весна идетъ и зиму разбудила,
А у тебя къ ней сердце не лежитъ? Вѣдь вотъ и солнце, да и ночь короче; Ледъ ломится по рѣчкамъ и оврагамъ, И сани — ужъ не сани — челноки,
И птицы перелетныя — вонъ тянутъ. . . . Земля вздохнула; обновленный воздухъ
Всѣхъ выманилъ на монастырскій дворъ Изъ душныхъ келій; только ты одна Печальна, общей радости не дѣлишь.
Марѳа.
Оставь меня, не покидай сестеръ. Кому есть радость въ свѣтѣ — есть надежда! Мнѣ ничего не принесетъ весна:
Все прошлое, какъ слѣдуетъ, за мною.
Ольга.
Неужели ты вѣкъ не перестанешь Оплакивать потеряннаго сына И прежнее величіе твое?
Я слышала, что время проливаетъ
Бальзамъ на раны сердца. отчего же Оно безсильно только надъ тобой?
Была ты царства мощнаго царицей И матерью цвѣтущаго младенца;
Онъ былъ случайно у тебя похищенъ; Ты скрылася въ стѣнахъ монастыря,
Здѣсь, на предѣлѣ всякой жизни. . .. Что жь? Шестнадцать лѣтъ съ поры той миновало, Шестнадцать разъ юнѣлъ Господній міръ И ИЗМѢНЯЛСЯ — ты нс измѣнялось :
Ты холодна, какъ памятникъ надгробный, Обсаженный цвѣтами юной жизни;
Похожа ты на неподвижный обликъ, Изваянный художникомъ изъ камня, И навсегда однимъ запечатлѣнный.
(*) Отрывокъ этотъ составляетъ отдѣльный эпизодъ. Весь переводъ уже напечатанъ и войдетъ ігь будущемъ январѣ вмѣстѣ съ другими переводами, составляющими 8-ую часть сочиненій Шиллера.
Я не могу ни сдвинуться съ былаго, Ни позабыть того, что было прежде. То сердце слабо, ежели ужь вре.мя Ему способно раны заживить
И замѣнить, что вѣкъ незамѣнимо. Моей печали подкупить нельзя:
Какъ сводъ небесный путника повсюду Сопровождаетъ, такъ п скорбь меня. Она меня объяла, словно море,
И не изсякнетъ никогда отъ слезъ.
(Продолженіе.)
Онъ улыбнулся и сказалъ:
«Если бы вы видѣли этого мастера и его соучастника, то никакъ бы не повѣрили, чтобъ эти люди могли заниматься такою работою. Оба выѣденнаго яйца не етоютъ! одинъ изъ нихъ совершенный дуракъ и но уму, и но виду, а другой похожъ на огородное пугало; — ну да Богъ еъ ними! всякому свое счастье; видно каждому злонамѣренному дѣлу есть свой конецъ,—пу
скай себѣ какъ знаютъ, такъ и отвѣчаютъ. Слушайте жь: работа эта производится мѣщаниномъ N. за заставой, на мельницѣ, всегда почти въ полночь, въ самомъ верху, гдѣ когда-то была крыловая шестерня. Теперь ея тамъ пѣтъ, потому что мельница эга не дѣйствуетъ, и взобраться туда по лѣстницѣ надо съ осторож
ностію: это ихъ уловка па всякій случай; нормы у нихъ, въ которыя отливается Фальшивая монета, гли
няныя, а нс рѣзныя на мѣди, и потому ихъ можно изломать въ одну минуту, да къ тому жь и сами они каждый день дѣлаютъ новыя Формы для отливки, выдавливая ихъ настоящими деньгами. Это все могу я объ
яснить вамъ потому, что мнѣ разсказывалъ объ этомъ товарищъ его, мой короткій пріятель, и просилъ меня о сбытѣ этой монеты, завѣряя клятвою, что онъ скорѣе согласится принять наказаніе, нежели меня выдать, —
и вотъ это, что вы видите, дано мнѣ на пробу. А какъ я па эго человѣкъ совершенно неспособный, и зная притомъ, что рано или поздно эти дураки попадутся,