— Ну, что же ты выдумалъ, говори?
— Пойдемте по городу, возьмемъ въ руки по мазилкѣ и въ которомъ, значитъ, дому дѣвичья порода живетъ— всѣ ворррота дегтемъ вымажемъ. Ужь чуднѣй этого не выдумаешь!
— Эго ничего, братцы! это важно, одобрилъ которыйто изъ гостей.
— Ну, что это! возразилъ имянинникъ. — Какая это штука! это все пустяки. Нѣтъ, а что нибудь придуматьбы иосолиднѣй! эгакъ позабористѣй; а то ворота дегтемъ мазать—ну что это за штука!
— Я выдумалъ! крикнулъ другой гость, тотъ самый, что одобрилъ выдумку пачкать ворога дегтемъ.
— Ну, говори, обратились къ нему присутствующіе. — Вотъ мы что сдѣлаемъ, братцы! Пойдемте всѣ на набережную, возьмемъ по кирпичу въ руки и выбьемъ изъ оконъ городскаго головы всѣ стекла.
— И это недурно. Эхъ ты! хоть бы uo-складнѣй выдумалъ-то!
— Этого нельзя, промолвилъ имянинникъ. — За эгу штуку, братецъ ты мой, достанется. Ну, придумывайте, господа, придумывайте.
— Нѣтъ, погоди, постой, заговорили гости,—нѣтъ, теперича самъ ты придумывай.
— Что! али на понятную? Осрамились. То-то!
— Да что же дѣлать! дѣлать ужь видно нечего: такова наша судьба. Уиіь ты самъ выдумывай, изобрѣтай самъ, потому значитъ мы .. да чорта ли намъ о себѣ
распространяться-то! Вѣдь мы ужь, самъ знаешь чай, въ эвтакихъ штукахъ, братецъ ты мой, передъ тобой—пасъ!
Имянинникъ глубокомысленно потупилъ голову, приложилъ указательный палецъ ко лбу и нахмурилъ брови.
— Малую толику терпѣнія—и мы изобрѣтемъ! про
молвилъ онъ и подойдя къ столу, снова усѣлся на свое чрл-ііее мѣсто.—Ну, братцы! станемте продолжать нашу компанію и пошлемъ къ чертямъ всякую суету земную.
— АиД(«,ша! это, братецъ, ты вѣрно сказалъ.
— А не от«Этать ли, друзья, комаринскаго съ трепанномъ, а то коли того... такъ и съ барыней?
— Важно! одобрилъ чдіянипнѣкъ.—Курносовъ! подавай гитару. А кто, братцы, изі пасъ лучше всѣхъ играетъ комаринскаго и кто, значитъ, отличается насчетъ барыни?
— Для комаринскаго мужичка Свилогузовъ всѣхъ лучше. — Ну, а для барыни?
— Для барыни... Да кто для барыни? Всѣ мы для барынь того...
— Нѣтъ, окромл шутокъ!
— Да кто! Да ужь коли пошло на барыню, такъ лучше Просвирина никто ЭФтаго дѣла не обработаетъ.
— Эй, Лроеииринъ! Хорошо обработаешь барыню? — Смотря по тому, какую...
— Да полно же, чортъ!
— Да Господи! не знаю же... Можетъ изъ васъ отыщется и половчѣй кто. А я пробовалъ, ну и...
— Ну и что-жь?
— Да ничего. Хорошо выходило.
— Ну, такъ значитъ Просвиринъ барыню играть будетъ, а Свилогузовъ комаринскаго.
Свилогузовъ вооружился гитарой. Столъ отодвинули въ сторону. Самъ имянинникъ, какъ знаменитость по плясовой части, выступилъ на середину комнаты.
— А что, братцы, провозгласилъ имянинникъ, — по всѣмъ, значитъ, правиламъ искусства отлупить комаринскаго, али не по всѣмъ правиламъ?
— Лупи по всѣмъ! вскричали гости,—безпремѣнно по всѣмъ правиламъ, а то шику настоящаго не будетъ.
— Ну, такъ подавайте мнѣ кушакъ, сапогъ и вѣникъ. Имянинникъ перепоясался кушакомъ и пристроилъ къ
поясу съ одной стороны сапогъ, носкомъ впередъ, а съ другой стороны вѣникъ.
Лица гостей засіяли отъ удовольствія; всѣ они ожидали Эффекта поразительнаго отъ пляски.
-— Начинай! скомандовалъ имянинникъ.
— Перекрестись, Андрюша: грѣхъ вѣдь! на дворѣ-то постъ.
Свилогузовъ ударилъ но струнамъ, а имянин н вкъ иод боченился и пошелъ, припѣвая:
«Размилѣйшій мой комаринскій мужикъ,
Эхъ! зачѣмъ іы свою барыню пришибъ»...
— Помельче, Свилогузовъ, наяривай! крикнулъ имянинникъ.
— Нъ разсыпную, Свилогузовъ, кричали гости,— хвати, братъ, въ разсыпную.
— Братцы! звуковъ побольше, звуковъ! побольше грому! кричалъ имянинникъ.
— Эхъ-ма! жаль, канальство, что скрипицы нѣтъ, алн каларпета,—то-то бы состроили музыку, страсть!
— Скрипица что—пустяки! пищитъ только. Нѣтъ, а вотъ кабы гармонію съ балалайкой, да еще бубенъ—фть! вотъ такъ была бы штука.
— Грому побольше, братцы! кричалъ имянинникъ.— Валяй кто во что гораздъ—ничего! ладно будетъ.
Тутъ гости схватили ножи, бутылки, стаканы и проч. и принялись отбивать ими тактъ; а другіе, за неимѣ
ніемъ инструментовъ, издающихъ музыкальные звуки, приложили кулаки къ губамъ, или принялись стучать каблу
ками но иолу. Произошелъ страшный гвалтъ и стукотня невыразимая. Гитары стало совсѣмъ неслышно и Финалъ комаринскаго мужичка вышелъ въ полномъ смыслѣ громовый.
— Лихо, братцы мои! Вотъ пляшетъ-то лихо! вскрик
— Пойдемте по городу, возьмемъ въ руки по мазилкѣ и въ которомъ, значитъ, дому дѣвичья порода живетъ— всѣ ворррота дегтемъ вымажемъ. Ужь чуднѣй этого не выдумаешь!
— Эго ничего, братцы! это важно, одобрилъ которыйто изъ гостей.
— Ну, что это! возразилъ имянинникъ. — Какая это штука! это все пустяки. Нѣтъ, а что нибудь придуматьбы иосолиднѣй! эгакъ позабористѣй; а то ворота дегтемъ мазать—ну что это за штука!
— Я выдумалъ! крикнулъ другой гость, тотъ самый, что одобрилъ выдумку пачкать ворога дегтемъ.
— Ну, говори, обратились къ нему присутствующіе. — Вотъ мы что сдѣлаемъ, братцы! Пойдемте всѣ на набережную, возьмемъ по кирпичу въ руки и выбьемъ изъ оконъ городскаго головы всѣ стекла.
— И это недурно. Эхъ ты! хоть бы uo-складнѣй выдумалъ-то!
— Этого нельзя, промолвилъ имянинникъ. — За эгу штуку, братецъ ты мой, достанется. Ну, придумывайте, господа, придумывайте.
— Нѣтъ, погоди, постой, заговорили гости,—нѣтъ, теперича самъ ты придумывай.
— Что! али на понятную? Осрамились. То-то!
— Да что же дѣлать! дѣлать ужь видно нечего: такова наша судьба. Уиіь ты самъ выдумывай, изобрѣтай самъ, потому значитъ мы .. да чорта ли намъ о себѣ
распространяться-то! Вѣдь мы ужь, самъ знаешь чай, въ эвтакихъ штукахъ, братецъ ты мой, передъ тобой—пасъ!
Имянинникъ глубокомысленно потупилъ голову, приложилъ указательный палецъ ко лбу и нахмурилъ брови.
— Малую толику терпѣнія—и мы изобрѣтемъ! про
молвилъ онъ и подойдя къ столу, снова усѣлся на свое чрл-ііее мѣсто.—Ну, братцы! станемте продолжать нашу компанію и пошлемъ къ чертямъ всякую суету земную.
— АиД(«,ша! это, братецъ, ты вѣрно сказалъ.
— А не от«Этать ли, друзья, комаринскаго съ трепанномъ, а то коли того... такъ и съ барыней?
— Важно! одобрилъ чдіянипнѣкъ.—Курносовъ! подавай гитару. А кто, братцы, изі пасъ лучше всѣхъ играетъ комаринскаго и кто, значитъ, отличается насчетъ барыни?
— Для комаринскаго мужичка Свилогузовъ всѣхъ лучше. — Ну, а для барыни?
— Для барыни... Да кто для барыни? Всѣ мы для барынь того...
— Нѣтъ, окромл шутокъ!
— Да кто! Да ужь коли пошло на барыню, такъ лучше Просвирина никто ЭФтаго дѣла не обработаетъ.
— Эй, Лроеииринъ! Хорошо обработаешь барыню? — Смотря по тому, какую...
— Да полно же, чортъ!
— Да Господи! не знаю же... Можетъ изъ васъ отыщется и половчѣй кто. А я пробовалъ, ну и...
— Ну и что-жь?
— Да ничего. Хорошо выходило.
— Ну, такъ значитъ Просвиринъ барыню играть будетъ, а Свилогузовъ комаринскаго.
Свилогузовъ вооружился гитарой. Столъ отодвинули въ сторону. Самъ имянинникъ, какъ знаменитость по плясовой части, выступилъ на середину комнаты.
— А что, братцы, провозгласилъ имянинникъ, — по всѣмъ, значитъ, правиламъ искусства отлупить комаринскаго, али не по всѣмъ правиламъ?
— Лупи по всѣмъ! вскричали гости,—безпремѣнно по всѣмъ правиламъ, а то шику настоящаго не будетъ.
— Ну, такъ подавайте мнѣ кушакъ, сапогъ и вѣникъ. Имянинникъ перепоясался кушакомъ и пристроилъ къ
поясу съ одной стороны сапогъ, носкомъ впередъ, а съ другой стороны вѣникъ.
Лица гостей засіяли отъ удовольствія; всѣ они ожидали Эффекта поразительнаго отъ пляски.
-— Начинай! скомандовалъ имянинникъ.
— Перекрестись, Андрюша: грѣхъ вѣдь! на дворѣ-то постъ.
Свилогузовъ ударилъ но струнамъ, а имянин н вкъ иод боченился и пошелъ, припѣвая:
«Размилѣйшій мой комаринскій мужикъ,
Эхъ! зачѣмъ іы свою барыню пришибъ»...
— Помельче, Свилогузовъ, наяривай! крикнулъ имянинникъ.
— Нъ разсыпную, Свилогузовъ, кричали гости,— хвати, братъ, въ разсыпную.
— Братцы! звуковъ побольше, звуковъ! побольше грому! кричалъ имянинникъ.
— Эхъ-ма! жаль, канальство, что скрипицы нѣтъ, алн каларпета,—то-то бы состроили музыку, страсть!
— Скрипица что—пустяки! пищитъ только. Нѣтъ, а вотъ кабы гармонію съ балалайкой, да еще бубенъ—фть! вотъ такъ была бы штука.
— Грому побольше, братцы! кричалъ имянинникъ.— Валяй кто во что гораздъ—ничего! ладно будетъ.
Тутъ гости схватили ножи, бутылки, стаканы и проч. и принялись отбивать ими тактъ; а другіе, за неимѣ
ніемъ инструментовъ, издающихъ музыкальные звуки, приложили кулаки къ губамъ, или принялись стучать каблу
ками но иолу. Произошелъ страшный гвалтъ и стукотня невыразимая. Гитары стало совсѣмъ неслышно и Финалъ комаринскаго мужичка вышелъ въ полномъ смыслѣ громовый.
— Лихо, братцы мои! Вотъ пляшетъ-то лихо! вскрик