нули нѣкоторые изъ гостей, когда имянинникъ словно кубарь завертѣлся по полу вприсядку.
— Молодецъ, Андрюша! уррра! Вотъ пляшегъ-то! И чортъ его не знаетъ, гдѣ онъ только навострился этакъ. Важно, Андрюша! молодецъ! вотъ такъ ужь того.,, уважилъ. Ай-да, Андрюша!
— Фу-ухъ! усталъ, братцы! съ гордымъ самодовольствомъ промолвилъ имянинникъ и эффектно выдернулъ Фуляровый платокъ изъ боковаго кармана, которымъ и началъ отирать влажныя щеки.
— Ну, Андрюша, сказали гости,—опосля такой пляски, ты, другъ ты нашъ разлюбезный, долженъ выпить цѣльный стаканъ мадеры, иначе будешь свинья.
— И по-отдохнуть малую толику, присовокупилъ отъ себя имянинникъ.
— Да, и ноотдохнуть, подтвердилъ кто-то изъ гостей.—А поотдохнувши, проплясать намъ наилучшимъ манеромъ барыню.
— Да! и наилучшимъ манеромъ проплясать барыню. — Готовъ на то и другое, промолвилъ имянинникъ, чѣмъ и вызвалъ со стороны друзей оглушительное ура.
Затѣмъ гитара перешла отъ Свилогузова къ Просвирину и началась пляска, Финалъ которой нисколько не уступалъ комаринскому.
Аплодисментамъ и восторгу но было конца.
— А что-жѳ, другъ ты нашъ разлюбезный, спустя нѣсколько времени, заговорили со всѣхъ сторонъ обступив
шіе имянинника гости.—Что-жѳ ты хотѣлъ приду мать-то, насчетъ карамболя-то? Готово-ли?
Имянинникъ ударилъ себя по лбу и съ весьма серіозпымъ выраженіемъ поднялся изъ-за стола.
— Готово ли, спрашиваете вы... мн-нѣгь, еще не готово: не созрѣло еще! Но—зрѣетъ и, я думаю такъ
что черезъ полчаеа созрѣетъ совсѣмъ, только вотъ нужно того... малую толику порастрясти себя, по-освѣжить...
Онъ всталъ изъ-за стола, взялъ свѣчку и отправился было въ переднюю, но... вдругъ словно какая нибудь исполинская рука повернула его лицомъ къ пирующимъ и онъ воскликнулъ:
— Уррра, братцы! Изобрѣтено! -— Уррра! подхватили гости. — Вотъ будетъ штука-то! — Ну-у-у!
— Страсть!
— Лихой карамболь?

— Страсть, я вамъ скажу!

— И, значитъ, съ этакимъ съ безобразіемъ? — У-у-у! что только будетъ!
— А намъ-то самимъ ничего не достанется? — Ни шиша, братцы!

— Ой-ли?

— Сейчасъ издохнуть! А какого то-есѣ переполоху зададимъ всему городу—страсть! — Ой-ли?

— Сейчасъ умереть.
— Да ты что придумалъ-то, разсказывай поскорѣй. — Слушайте....

И онъ разсказалъ.

И разсказъ его вызвалъ со стороны друзей гомерическій хохотъ.
А. Н. Волнинъ. (Продолженіе слѣдуетъ).

НАГРАДНЫЯ

Разсказъ.

I.

Иголка быстро мелькала въ маленькихъ, худенькихъ ручкахъ. Шила и тихо напѣвала тоненькимъ, дрожащимъ дискантомъ:
Нѣжно пѣсенку спою.... Заплакало дитя.
Темно, сыро, грустно въ маленькой комнаткѣ нижняго этажа. Дремлющая лампа, словно въ ожиданіи щедрой награды за усердіе, старается не заснуть, блѣдно, ровно освѣщаетъ крошечный, худенькій профиль, мѣрно движу
щуюся крошечную, худенькую ручку, сверкаетъ золотомъ въ иголкѣ и, въ безплодчой борьбѣ съ жестянымъ колпакомъ, рѣзко-очерченнымъ кругомъ ложится на столъ. Безотрадно-тихо въ маленькой комнаткѣ нижняго этажа, и только маятникъ, съ неумолимымъ однообразіемъ отче

канивающій секунды, свидѣтельствуетъ, что здѣсь не ка

такомбы, и только давнымъ-давно поблекшая пуговица,

робко выглядывающая изъ-за борта висящаго на стѣнѣ отставнаго вицмундира, да кины дѣловыхъ бумагъ, кучей сваленныя въ красномъ углу, заявляютъ, что здѣсь —
жилое мѣсто, и живетъ не кто нибудь, а чиновникъ — маленькій, бѣдный, сгорбленный__
Словно испугавшись давящей тишины, дѣтски — неутѣшго заплакалъ будущій маленькій чиновникъ. Вздрогнула мать и брасилась къ нему.
— Митенька, Митенька!—зашушукала она, наклонившись надъ корытомъ, замѣнявшимъ колыбель;—спи, голубчикъ! спи, ангелъ!...
Но добрыхъ полчаса прошло прежде, чѣмъ унялся и снова заснулъ голубчикъ и ангелъ.
И снова стало все тихо; по прежнему зачикалъ маятникъ, засверкала иголка, послышался робкій, тоненькій дискантъ пѣсенки:

Колотушекъ надаю....