IV
Въ мертвомъ спокойствіи тянулась къ разсвѣту козляевская ночь. Первые пѣтухи разика но три переклик
нулись межъ собой, да и опять замолкли. Наступила прежняя тишина, тишина глубокая, мертвая.
На широкомъ дворѣ Сидора Антиповича Подзатыльникова, насупротивъ колокольнаго завода, стояла высока* каланча, похожая, скорѣй на колокольню, чѣмъ на козлы, которыя обыкновенно строится при всякомъ колокольномъ
заводѣ съ тою цѣлію, чтобъ вѣшать на нихъ только что отлитые колокола и пробовать ихъ звукъ. Такіе козлы независимо отъ каланчи существовали для большихъ ко
локоловъ на широкомъ дворѣ Сидора Антиповича; а на каланчю втаскивались только одни маленькіе колокола, ко
торые бывали тамъ же и испытываемы, тамъ же обыкно
венно и оставлялись они висѣть до тѣхъ норъ, пока съ подзатылышковской каланчи перевезутъ ихъ на какую нибудь Божью колокольню.
По каланча исправляла не одну только должность, а цѣлыхъ двѣ, т. е. она не только служила мѣстомъ для опробованія колоколовъ—будущихъ вѣстниковъ благости; но была при этомъ и сама вѣстницей бѣдствія и горя, т. е. служила, какъ истинная каланча, мѣстомъ для набата во время городскихъ пожаровъ.
Не разъ ужо, не два и не десять разъ, а гораздо большее число разъ эта неусыпная каланча возбуждала сво
имъ оглушительнымъ трезвономъ козляевскнхъ гражданъ, громко заявляя имъ о наступившей опасности. И козляевцы, послушные благодѣтельному призыву недремлющей каланчи, много разъ вскакивали но ночамъ со своихъ постелей и, дѣйствительно, находили себя окруженными заревомъ, смя
теніемъ и страхомъ. Это была благодѣтельная каланча и много разъ козляевцы со слезами благодарили за нее ея почтеннаго основателя, Сидора Антиновича ІІодзатыльникова.
При этой каланчѣ безотлучно находился сторожъ, отставной солдатъ лѣтъ шестидесяти и проживалъ онъ съ своей женой, то;ке старухой старенькой, въ сторожкѣ подъ каланчей, ключъ отъ которой постоянно хранился у сторожа.
Итакъ, въ ночь, послѣ имянинъ Андрея Сидоровича Нодзатылышкова, часа этакъ за четыре до разсвѣта на подзатылышковской каланчѣ ударили въ набатъ.
ковныхъ сторои;ей и причетниковъ; а другіе побѣжали извѣщать о томъ спящую пожарную команду.
— Пожаръ, братцы, пожаръ! говорили ночные сторожа, расталкивая церковныхъ сторожей и причетниковъ.
— Вставайте, братцы, да поскорѣича на колокольни— у Подзатылышкова на каланчѣ въ набатъ ударили...
Сторожа и причетники переполошились и, сами себя не помня отъ страху, ринулись на колокольни. Но тѣ изъ нихъ, которыхъ наградилъ Господь нѣкоторой сообра
зительностію и малой толикой скептицизма, тѣ, говорю я, взобравшись на колокольни, осмотрѣлись сперва и ни
гдѣ не замѣчая зарева, не рѣшались ударить въ набатъ.
А иные—таковыхъ оказалось трое—едва успѣли взлѣзть на колокольни, какъ въ тотъ же мигъ схватились за веревки и подняли трезвонъ оглушительный.
вымъ, ни съ того пи съ сего загремѣвшимъ въ набатъ, и его набатъ во все время гремѣлъ съ такой невѣроятной силой, что становилось боязно не за одни только ко
локола, но и за черепъ самаго Тараха Преноловеискаго, который легко могъ быть раздавленъ какимъ нибудь колоколомъ, отъ сильнаго движенія сорвавшимся съ перекладины.
Вторымъ изъ козляевцевъ, поторопившихся встревожить спящій людъ, оказался регентъ хора, Игнатій Богоявленскій.
Богоявленскій съ удивительной быстротой вбѣжалъ на колокольню и еще пребольно ушибся въ потемкахъ о перекладину лбомъ и разорвалъ на колѣнкѣ под
рясникъ. Его трезвонъ , сравнительно съ трезвономъ Тараха Преиоловеискаго, былъ значительно слабѣй, но за то отличался гораздо большей гармоничностью и правиль
ностію метра, ибо Игнатій Богоявленскій былъ большой музыкантъ въ душѣ и умѣлъ придать звуку колоколовъ весьма искусное сочетаніе.
Третьимъ и, нужно прибавить, послѣднимъ изъ козляевскихъ обитателей, ударившихъ въ набатъ, былъ потомственный почетный гражданинъ, Сидоръ Антиповичъ Под
затыльниковъ, тотъ самый Подзатыльниковъ, который имѣлъ колокольный заводъ и при ономъ основалъ каланчу, столь благодѣтельную для Козляева на случай пожаровъ;
это былъ тотъ самый Подзатыльниковъ, у котораго, часа за полтора назадъ, его же собственный сыпокъ похитилъ изъ запертой закуты какого-то животнаго, но всѣмъ вѣ
роятіямъ, не принадлежавшаго къ одной породѣ съ самимъ Подзатыльпиковымъ. Но кромѣ того, что Сидоръ Антиповичъ Подзатыльниковъ былъ почетный гражданинъ, осно
ватель благодѣтельной каланчи при колокольномъ заводѣ и—отецъ, обворованный своимъ же собственнымъ сы - номъ,—кромѣ всего этого, Сидоръ Аптиновичъ былъ еще
чтобъ ударить въ набатъ. Тученъ былъ собой Сидоръ Аптиновичъ Подзатыльниковъ и долго-долго лѣзъ онъ на
НАБАТЪ.
Въ мертвомъ спокойствіи тянулась къ разсвѣту козляевская ночь. Первые пѣтухи разика но три переклик
нулись межъ собой, да и опять замолкли. Наступила прежняя тишина, тишина глубокая, мертвая.
На широкомъ дворѣ Сидора Антиповича Подзатыльникова, насупротивъ колокольнаго завода, стояла высока* каланча, похожая, скорѣй на колокольню, чѣмъ на козлы, которыя обыкновенно строится при всякомъ колокольномъ
заводѣ съ тою цѣлію, чтобъ вѣшать на нихъ только что отлитые колокола и пробовать ихъ звукъ. Такіе козлы независимо отъ каланчи существовали для большихъ ко
локоловъ на широкомъ дворѣ Сидора Антиповича; а на каланчю втаскивались только одни маленькіе колокола, ко
торые бывали тамъ же и испытываемы, тамъ же обыкно
венно и оставлялись они висѣть до тѣхъ норъ, пока съ подзатылышковской каланчи перевезутъ ихъ на какую нибудь Божью колокольню.
По каланча исправляла не одну только должность, а цѣлыхъ двѣ, т. е. она не только служила мѣстомъ для опробованія колоколовъ—будущихъ вѣстниковъ благости; но была при этомъ и сама вѣстницей бѣдствія и горя, т. е. служила, какъ истинная каланча, мѣстомъ для набата во время городскихъ пожаровъ.
Не разъ ужо, не два и не десять разъ, а гораздо большее число разъ эта неусыпная каланча возбуждала сво
имъ оглушительнымъ трезвономъ козляевскнхъ гражданъ, громко заявляя имъ о наступившей опасности. И козляевцы, послушные благодѣтельному призыву недремлющей каланчи, много разъ вскакивали но ночамъ со своихъ постелей и, дѣйствительно, находили себя окруженными заревомъ, смя
теніемъ и страхомъ. Это была благодѣтельная каланча и много разъ козляевцы со слезами благодарили за нее ея почтеннаго основателя, Сидора Антиновича ІІодзатыльникова.
При этой каланчѣ безотлучно находился сторожъ, отставной солдатъ лѣтъ шестидесяти и проживалъ онъ съ своей женой, то;ке старухой старенькой, въ сторожкѣ подъ каланчей, ключъ отъ которой постоянно хранился у сторожа.
Итакъ, въ ночь, послѣ имянинъ Андрея Сидоровича Нодзатылышкова, часа этакъ за четыре до разсвѣта на подзатылышковской каланчѣ ударили въ набатъ.
Ночные етороаш, бродившіе около кое-какихъ частныхъ зданій и церквей, сломя голову кинулись будить цер
ковныхъ сторои;ей и причетниковъ; а другіе побѣжали извѣщать о томъ спящую пожарную команду.
— Пожаръ, братцы, пожаръ! говорили ночные сторожа, расталкивая церковныхъ сторожей и причетниковъ.
— Вставайте, братцы, да поскорѣича на колокольни— у Подзатылышкова на каланчѣ въ набатъ ударили...
Сторожа и причетники переполошились и, сами себя не помня отъ страху, ринулись на колокольни. Но тѣ изъ нихъ, которыхъ наградилъ Господь нѣкоторой сообра
зительностію и малой толикой скептицизма, тѣ, говорю я, взобравшись на колокольни, осмотрѣлись сперва и ни
гдѣ не замѣчая зарева, не рѣшались ударить въ набатъ.
А иные—таковыхъ оказалось трое—едва успѣли взлѣзть на колокольни, какъ въ тотъ же мигъ схватились за веревки и подняли трезвонъ оглушительный.
Всѣхъ опромѣтчивѣй въ этомъ случаѣ оказался пономарь , Тарахъ Преполовенскій. Этотъ былъ пер
вымъ, ни съ того пи съ сего загремѣвшимъ въ набатъ, и его набатъ во все время гремѣлъ съ такой невѣроятной силой, что становилось боязно не за одни только ко
локола, но и за черепъ самаго Тараха Преноловеискаго, который легко могъ быть раздавленъ какимъ нибудь колоколомъ, отъ сильнаго движенія сорвавшимся съ перекладины.
Вторымъ изъ козляевцевъ, поторопившихся встревожить спящій людъ, оказался регентъ хора, Игнатій Богоявленскій.
Богоявленскій съ удивительной быстротой вбѣжалъ на колокольню и еще пребольно ушибся въ потемкахъ о перекладину лбомъ и разорвалъ на колѣнкѣ под
рясникъ. Его трезвонъ , сравнительно съ трезвономъ Тараха Преиоловеискаго, былъ значительно слабѣй, но за то отличался гораздо большей гармоничностью и правиль
ностію метра, ибо Игнатій Богоявленскій былъ большой музыкантъ въ душѣ и умѣлъ придать звуку колоколовъ весьма искусное сочетаніе.
Третьимъ и, нужно прибавить, послѣднимъ изъ козляевскихъ обитателей, ударившихъ въ набатъ, былъ потомственный почетный гражданинъ, Сидоръ Антиповичъ Под
затыльниковъ, тотъ самый Подзатыльниковъ, который имѣлъ колокольный заводъ и при ономъ основалъ каланчу, столь благодѣтельную для Козляева на случай пожаровъ;
это былъ тотъ самый Подзатыльниковъ, у котораго, часа за полтора назадъ, его же собственный сыпокъ похитилъ изъ запертой закуты какого-то животнаго, но всѣмъ вѣ
роятіямъ, не принадлежавшаго къ одной породѣ съ самимъ Подзатыльпиковымъ. Но кромѣ того, что Сидоръ Антиповичъ Подзатыльниковъ былъ почетный гражданинъ, осно
ватель благодѣтельной каланчи при колокольномъ заводѣ и—отецъ, обворованный своимъ же собственнымъ сы - номъ,—кромѣ всего этого, Сидоръ Аптиновичъ былъ еще
и церковнымъ старостой при храмѣ Неопалимой Купины. На колокольню этого-то храма онъ и взобрался для того,
чтобъ ударить въ набатъ. Тученъ былъ собой Сидоръ Аптиновичъ Подзатыльниковъ и долго-долго лѣзъ онъ на