Подкатили бреховскія дрожки.

— Ты садись со мной, обратился Акила «Лупповичъ къ секретарю.

— Еще бы! иромолвилъ тотъ.—Нетто я отпущу тебя одного—то! да ты безъ меня пропадешь.

— Потолкуй еще!

— Вотъ те и потолкуй! А ты вотъ имъ - то растолкуй теперь, чтобъ сію же минуту прекратили набатъ по всѣмъ церквамъ.

Бреховъ обернулся съ своихъ дрожекъ къ кому тамъ слѣдовало и крикнулъ:

— Эй вы! сію минуту прекратить набатъ по всѣмъ церквамъ. Живо поворачивайтесь!
— Слушаемъ, ваше степенство.
Въ одну минуту не было никакой возможности прекратить набата; но, да не подумаютъ читатели, что Бреховъ и самъ не понималъ, что приказывалъ, о нѣтъ! Бреховъ вполнѣ былъ увѣренъ, что его секретарь знаетъ, что говоритъ.
— Ну, что-жь таперь дѣлать-то? спросилъ городской голова секретаря, сидящаго рядомъ на дрожкахъ.—Куда таперь ѣхать-то?

— Да на колокольный заводъ, продиктовалъ секретарь вполголоса.—Эхъ ты! дитятко....

— ЬІу, потолкуй еще... ІІа колокольный заводъ! крикнулъ Акила Лупповичъ своему кучеру.
Солнце покатило на колокольный заводъ; поплыли за нимъ и звѣзды меньшихъ величинъ; туда же покалило и стадо козляевскаго мѣщанства.

Перенесемся туда же и мы съ читателемъ.

VII

ВЪ ЧУЖОМЪ ПИРУ ПОХМѢЛЬЕ.
Когда градскій голова, подобно урагану всесокрушающему, вломился въ сторожку, устроенную подъ деревянной каланчей Подзатыльникова, въ то время глазамъ его представилось странное зрѣлище.
Сторожъ и его жена ползали на четверенькахъ по грязному полу сторожки, ползали и что-то такое ворчали промежъ себя, испуская по-вре.иенамъ глубокіе вздохи.
У каждаго изъ нихъ былъ зазженный восковой огарокъ. Куча разнаго стараго и грязнаго хлама лежала посреди сторожки на полу.
— Что вы тутъ дѣлаете? крикнулъ городской голова громовымъ голосомъ.
Отъ этого голоса сторожева жена шлепнулась плашмя ча полъ и придавила собой восковую свѣчу. А сторожъ, въ резиновый мячикъ, взлетѣлъ съ пола на воздухъ и
янулся передъ городскимъ головой во Фрунтъ. — Что вы тутъ дѣлаете?
Въ отвѣтъ на это сторожъ раза два моргнулъ и потянулъ носомъ воздухъ.
— Ты меня узналъ, али нѣтъ, кто я таковъ есть? свирѣпо вопросилъ сторожа городской голова.

— Узналъ, ваше степенство, промолвилъ сторожъ.

— Такъ коего же чорта молчишь-то ты, коли я тебя спрашиваю? Али языкъ отъ страху въ горло ушелъ?
Сторожъ молчалъ.
— Что вы тутъ такое дѣлаете, тебя я спрашиваю? прогремѣлъ городской голова.
— Не могу знать, ваше степенство? — Не можешь?
— Никакъ нѣтъ, ваше степенство.
— Какъ же ты эфто не можешь знать? — Такъ точно, ваше степенство!... не могу знать-съ. — Вотъ оно што!...
Городской голова вопросительно посмотрѣлъ па Перепекина; Перепекинъ, не совсѣмъ твердо стоявшій на но
гахъ, ибо въ эту ночь онъ кутилъ съ чиновниками земскаго суда и вызванъ былъ изъ-за зеленаго стола набатомъ,— кинъ насмѣшливо посмотрѣлъ на градскаго голову и вполголоса промолвилъ:
— Ну, что-жь ты пріумолкъ, голубчикъ! Допрашивай. Городской голова обернулся къ безмолвно стоящему сторожу.
— Да ты мнѣ почему толкомъ-то не хочешь сказать, какого ты бѣса тутъ дѣлаешь?
— Не могу знать, ваше степенство!
— Такъ стало быть ты не можешь знать, что ты дѣлаешь?
— Такъ точно, ваше степенство.
— А кто эфто звонитъ у васъ на каланчѣ?
— Помилосердствуйте, ваше степенство! продолжалъ сторожъ, еще не успѣвшій освободиться отъ впечатлѣнія, произведеннаго городскимъ головою.
— Я тебя спрашиваю, какая шельма звонитъ на твоей каланчѣ?
— Не могу знать, ваше степенство!
— Да по какой же эфто такой причинѣ ты самъ-то не на каланчѣ?

— Не могу взлѣсть, ваше степенство!

— Почему же эфто? Ноги что ли не двигаются, а? Сторожъ молчалъ.
— Ходули твои что ли отнялись, я тебя спрашиваю, а? —- Помилосердствуйте... началъ было сторожъ
—- Да нѣтъ, братъ, погоди! Перва-на-пері ,ы мн1і отвѣтъ подай, почему на каланчу-то не кешь взлѣсть, вотъ что. Почему?
— Дверь на замкѣ, ваше степенство!
— Ага, братъ! вотъ оно что... А ключъ у кого долженъ быть, татарская твоя образина, а? У кого, говори?