прицѣпилъ? какой разбойникъ! чтобъ ему треснуть, окаянному человѣку... Вотъ оно... вотъ какой народъ-то у насъ въ Козляевѣ! вотъ онъ какой народъ-то разбойникъ..... Исходи таперь весь свѣтъ — нигдѣ такихъ не сыщешь!
Такъ говорилъ Подзатыльниковъ и въ голосѣ его звучало сокрушенье великое.
— ПанФилычка мой, панФилычка! обратился Сидоръ Антиповичъ къ своему любимцу и началъ распутывать его рога; а козелъ въ это время ноднесъ морду свою къ широкому лицу Подзатыльникова и съ такой ласкою иринялся его обнюхивать, что всѣ присутствующіе на каланчѣ тронуты были заживое, что и выразили единодушнымъ взрывомъ громоваго хохота.
Скучающіе умы козляевскихъ обитателей до того были заинтересованы описаннымъ происшествіемъ, что, въ про
долженье всего великаго поста, каждый день говорили и все-таки не могли вдоволь наговориться о козлѣ, встревожившемъ весь городъ.
Помѣщица Клаповская съ перепугу лишилась языка. Это разъ. И потеряла способность терзать себя картинами загробной жизни. Это два.
Результаты, какъ видитъ читатель, хорошіе!

Пе смотря на дѣятельныя мѣры козляевской полиціи, виновникъ описанной исторіи пе былъ открытъ.

Козелъ снова былъ водворенъ на прежнее мѣсто жительства, т. е. въ закуту.
Половина козляевскаго народонаселенія однажды и на
всегда приписала эч у необыкновенную исторію къ кознямъ нечистой силы и начала съ тѣхъ поръ называть эту исторію не иначе какъ дьявольскимъ навожденісмъ.
А. II. Волпинть.

СКАЗКА

ПРО КУПЦА ДОРМИДОНА.

I

У купца у Дормидона Домочадцы горевали...
Дѣло въ томъ, что ихъ патрона Пропечатали въ журналѣ.
Все, что сдѣлано имъ было По размашистой натурѣ,
Чья-то злоба въ свѣтъ пустила При смѣшной каррикатурѣ... Всѣ торговые курьозы, Потасовки и подряды,
И юродивыя слезы

Осмѣяла безъ пощады.

Слухъ объ этомъ распустился, Весь базаръ кругомъ смѣялся... Дормидонъ-купецъ дивился,
И вздыхалъ, и сокрушался... Надругался надъ прислугой, Пиребилъ сервизъ богатый,
Подрался съ своей супругой,

Разорвалъ журналъ проклятый...

II

Вотъ лежитъ онъ на кровати,

Штофъ настойки очищаетъ И закусывая, кстати
Просвѣщеніе ругаетъ...
«И за что въ бѣду такую Влѣзъ я? хнычетъ со слезами:— Жизнь веду, кажись, святую, Свѣчи жгу предъ образами... По субботамъ мою тѣло,
Странницъ водкой угощаю, Молодцамъ же, то и дѣло, Волосища надираю...
И цыгаръ не бралъ я въ руки!»— Вдругъ несчастный весь трясется: Онъ за печкой слышитъ звуки, Нѣкій голосъ раздается:
«Не вздыхай, блажное чадо, Надъ публичною обидой! Посовѣтоваться надо
Съ оглашенною Макридой... Объяснившись съ нею прямо, Накорми ее сначала,
Да смотри, чтобъ эта дама Что нибудь да не украла!»
III

За Макридой побѣжали

Домочадцы въ лихорадкѣ И едва ее съиекали
У торговки, у солдатки... КоФей съ сахаромъ въ накладку Тамъ Макрида распивала И несчастную солдатку Эфіопэми пугала...
Вотъ и позвали Макриду, Та согласье изъявила, Пообдернула хламиду
И кофейникъ утащила.