новенія, среди веселой компаніи и десятка пустыхъ бутылокъ, одинъ досужій стихокропатель, полагающій все свое предназначеніе въ увеселеніи добрыхъ молодцевъ, подобныхъ вашему покорному слугѣ.
Инеевъ. Если такъ, то каюсь. Во всякомъ случаѣ, стихи эти мнѣ нравятся. Я люблю, знаете, все веселое, игривое....
Артемьевъ (перебиваетъ его). Веселое, игривое!... А серьезничать еще собираетесь!
Инеевъ. Кто вамъ сказалъ, что я собираюсь серьезничать?
Артемьевъ. Вы же сами сказали.
Инеевъ. Насколько помню, ничего подобнаго я не говорилъ.
Артемьевъ. Какже не говорили! Развѣ вы не заявляли намѣренія своего остеиениться?
Инеевъ. Н-да, но остепениться еще не значитъ серьезничать. Можно быть и степеннымъ человѣкомъ и въ то же время....
Артемьевъ (опять перебиваетъ его). Знаю, все знаю, что вы скажете.
Инеевъ. Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же смѣшивать двѣ различныя вещи?
Артемьевъ. А вотъ видите ли зачѣмъ. (Помолчавъ.) Впрочемъ и то сказать, стоитъ ли терять намъ золотое время въ пустыхъ объясненіяхъ и толкахъ! Наполнимъка лучше стаканы наши виномъ, а головы болѣе весе
лыми мыслями. (Беретъ въ руки бутылку и смотритъ ее на свѣтъ). Эта покончила свое существованіе, значитъ но боку ее. (Останавливаетъ въ сторону). Примемся за новую. (Откупориваетъ цѣльную бутылку и наполняетъ стаканы «искристой влагой»). Мери, что это ты все такую кислятину играешь? Хвати-ка что-нибудь повеселѣй.
Мери (перестаетъ играть). Что же тебѣ сыграть-то? Артемьевъ. Сыграй какую нибудь пѣсенку, веселаго этакъ характера и всего лучше нашу русскую, національную, родную...
Мери. Какую же?
Артемьевъ. Хоть «возлѣ рѣчки, возлѣ моста», а то изъ цыганскихъ: «кубокъ янтарный» тамъ, или «мы двѣ цыганки».
(Мери играетъ названныя піесы).
Артемьевъ. Вотъ это другое дѣло, это понятно намъ! (Наливаетъ стаканъ виномъ). Подъ такую музыку и выпить иріятно, право пріятно.
«Кубокъ янтарный Полонъ давно!...»
(Показываетъ ИнЕЕву рукою на стаканы.) Пожалуйте-ка, Адамъ Адамычъ. (Чокаются и ныотъ.) А хорошо, знаете, жить человѣку при тѣхъ условіяхъ, при какихъ я живу:
на столѣ вино, подлѣ хорошенькая женщина сидитъ, да добрый пріятель. Безъ этого жизнь—«садъ заглохшій», іакъ говоритъ Гамлетъ, принцъ датскій.
Инеевъ. Какъ вамъ сказать? Пожалуй, что и такъ. Артемьевъ. Въ этомъ не можетъ быть никакого со
ннѣнія. (Молчитъ). Однако, хватимъ еще по стаканчику увеселяющаго. (Наливаетъ стаканы и чокается съ Инезвымъ). Мери!
«Пью за здравіе Мери,
Мери (улыбаясь). Благодарю. (Встаетъ изъ-за рояля, подходитъ и садится къ столу).
Артемьевъ. Видно - надоѣло тебѣ играть?
Мери. Нѣтъ, ио я хотѣла бы съ вами посидѣть, послушать, о чемъ вы тутъ болтаете.
Инеевъ. Но болтовня наша едва ли можетъ доставить вамъ, прекрасная Мери, какое нибудь удовольствіе.
Мери. Почему вы такъ думаете?
Инеевъ. Потому, что въ настоящую минуту мы, т. е. и и Петръ Константинычъ, слишкомъ оживлены для того, чтобъ почувствовать скуку, а между тѣмъ очепь воз
Мери. Почему же непремѣнно я замѣчу?
Инеевъ. Какъ почему? Вѣдь я сказалъ вамъ. Мери. Я не ноияла хорошо.
Инеевъ. Н-да а, ну, это другое дѣло. Извольте, въ такомъ случаѣ, я еще яснѣе скажу вамъ: потому, ви
дите ли, что вы (показываетъ рукой на порожпія бутылки) не принимали участія въ уничтоженіи сего нектара.
Артемьевъ. Но этому легко помочь. Если ты хочешь, Мери, съ нами сидѣть и болтать, то соглашайся на слѣдующее условіе...
Мери. На какое?
Артемьевъ. Безъ отговорки выпить три полныхъ стакана шампанскаго.
Мери. Это слишкомъ много! Я опьянѣю.
Аріемьевъ. Пустяки, не опьянѣешь, а дойдешь только до той выешей своей прелести, когда щечки твои зацвѣ
тутъ на подобіе розъ, или, говоря другими словами, когда станешь еще прелестнѣе, еще милѣе и красивѣе.
Мери. Нѣтъ, я не согласна; лучше удалюсь. (Истаетъ и идетъ къ двери).
Аріемьевъ. Значитъ: «я въ пустыпю удаляюсь, отъ прекрасныхъ здѣшнихъ мѣстъ?»
Мери (передразнивая его). Значитъ: «я въ пустыню удаляюсь, отъ прекрасныхъ здѣшнихъ мѣсъ*. (Дѣлаетъ книксенъ и хочетъ уйдти).
Инеевъ. Послушайте, Мери, вернитесь! (Мери останавливается.) И вы, Петръ Константинычъ, такъ жестоки,
Инеевъ. Если такъ, то каюсь. Во всякомъ случаѣ, стихи эти мнѣ нравятся. Я люблю, знаете, все веселое, игривое....
Артемьевъ (перебиваетъ его). Веселое, игривое!... А серьезничать еще собираетесь!
Инеевъ. Кто вамъ сказалъ, что я собираюсь серьезничать?
Артемьевъ. Вы же сами сказали.
Инеевъ. Насколько помню, ничего подобнаго я не говорилъ.
Артемьевъ. Какже не говорили! Развѣ вы не заявляли намѣренія своего остеиениться?
Инеевъ. Н-да, но остепениться еще не значитъ серьезничать. Можно быть и степеннымъ человѣкомъ и въ то же время....
Артемьевъ (опять перебиваетъ его). Знаю, все знаю, что вы скажете.
Инеевъ. Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же смѣшивать двѣ различныя вещи?
Артемьевъ. А вотъ видите ли зачѣмъ. (Помолчавъ.) Впрочемъ и то сказать, стоитъ ли терять намъ золотое время въ пустыхъ объясненіяхъ и толкахъ! Наполнимъка лучше стаканы наши виномъ, а головы болѣе весе
лыми мыслями. (Беретъ въ руки бутылку и смотритъ ее на свѣтъ). Эта покончила свое существованіе, значитъ но боку ее. (Останавливаетъ въ сторону). Примемся за новую. (Откупориваетъ цѣльную бутылку и наполняетъ стаканы «искристой влагой»). Мери, что это ты все такую кислятину играешь? Хвати-ка что-нибудь повеселѣй.
Мери (перестаетъ играть). Что же тебѣ сыграть-то? Артемьевъ. Сыграй какую нибудь пѣсенку, веселаго этакъ характера и всего лучше нашу русскую, національную, родную...
Мери. Какую же?
Артемьевъ. Хоть «возлѣ рѣчки, возлѣ моста», а то изъ цыганскихъ: «кубокъ янтарный» тамъ, или «мы двѣ цыганки».
(Мери играетъ названныя піесы).
Артемьевъ. Вотъ это другое дѣло, это понятно намъ! (Наливаетъ стаканъ виномъ). Подъ такую музыку и выпить иріятно, право пріятно.
«Кубокъ янтарный Полонъ давно!...»
(Показываетъ ИнЕЕву рукою на стаканы.) Пожалуйте-ка, Адамъ Адамычъ. (Чокаются и ныотъ.) А хорошо, знаете, жить человѣку при тѣхъ условіяхъ, при какихъ я живу:
на столѣ вино, подлѣ хорошенькая женщина сидитъ, да добрый пріятель. Безъ этого жизнь—«садъ заглохшій», іакъ говоритъ Гамлетъ, принцъ датскій.
Инеевъ. Какъ вамъ сказать? Пожалуй, что и такъ. Артемьевъ. Въ этомъ не можетъ быть никакого со
ннѣнія. (Молчитъ). Однако, хватимъ еще по стаканчику увеселяющаго. (Наливаетъ стаканы и чокается съ Инезвымъ). Мери!
«Пью за здравіе Мери,
Милой Мери моей». (Пьютъ.)
Мери (улыбаясь). Благодарю. (Встаетъ изъ-за рояля, подходитъ и садится къ столу).
Артемьевъ. Видно - надоѣло тебѣ играть?
Мери. Нѣтъ, ио я хотѣла бы съ вами посидѣть, послушать, о чемъ вы тутъ болтаете.
Инеевъ. Но болтовня наша едва ли можетъ доставить вамъ, прекрасная Мери, какое нибудь удовольствіе.
Мери. Почему вы такъ думаете?
Инеевъ. Потому, что въ настоящую минуту мы, т. е. и и Петръ Константинычъ, слишкомъ оживлены для того, чтобъ почувствовать скуку, а между тѣмъ очепь воз
можно, что разговоръ нашъ на самомъ дѣлѣ до утомительности скученъ и однообразенъ. Мы этого не замѣчаемъ, а вы замѣтите.
Мери. Почему же непремѣнно я замѣчу?
Инеевъ. Какъ почему? Вѣдь я сказалъ вамъ. Мери. Я не ноияла хорошо.
Инеевъ. Н-да а, ну, это другое дѣло. Извольте, въ такомъ случаѣ, я еще яснѣе скажу вамъ: потому, ви
дите ли, что вы (показываетъ рукой на порожпія бутылки) не принимали участія въ уничтоженіи сего нектара.
Артемьевъ. Но этому легко помочь. Если ты хочешь, Мери, съ нами сидѣть и болтать, то соглашайся на слѣдующее условіе...
Мери. На какое?
Артемьевъ. Безъ отговорки выпить три полныхъ стакана шампанскаго.
Мери. Это слишкомъ много! Я опьянѣю.
Аріемьевъ. Пустяки, не опьянѣешь, а дойдешь только до той выешей своей прелести, когда щечки твои зацвѣ
тутъ на подобіе розъ, или, говоря другими словами, когда станешь еще прелестнѣе, еще милѣе и красивѣе.
Мери. Нѣтъ, я не согласна; лучше удалюсь. (Истаетъ и идетъ къ двери).
Аріемьевъ. Значитъ: «я въ пустыпю удаляюсь, отъ прекрасныхъ здѣшнихъ мѣстъ?»
Мери (передразнивая его). Значитъ: «я въ пустыню удаляюсь, отъ прекрасныхъ здѣшнихъ мѣсъ*. (Дѣлаетъ книксенъ и хочетъ уйдти).
Инеевъ. Послушайте, Мери, вернитесь! (Мери останавливается.) И вы, Петръ Константинычъ, такъ жестоки,