что отпускаете отъ себя прелестнѣйшую изъ прелестныхъ? Я вотъ что предложу вамъ отъ себя, Мери.
Мери. Интересно знать. Инеевъ. Вмѣсто трехъ, вьшигь два стакана вина. Мери. Два?
Инеевъ. Да, только два. Мери. И это много.
Инеевъ. Такъ одинъ.
Артемьевъ. Эго ужь слишкомъ мало! Инеевъ. Согласны?
Мери. Конечно согласна- (Подходитъ къ столу, Артемьевъ наливаетъ ей стаканъ вина, она выпиваетъ.) О чемъ же мы станемъ болтать? Я вижу, господа, что разговоръ у васъ дошелъ до абсурда.
Артемьевъ, Совершенно вѣрно изволили замѣтить.
Инеевъ. Да, кстати, у меня до васъ, Петръ Константинычъ, дѣло есть; но объ этомъ впрочемъ послѣ. Мери. Зачѣмъ же послѣ?
Инеевъ. Чтобъ не заставить васъ скучать. Мери. Вотъ пустяки! Я люблю говорить о дѣлахъ. Инеевъ. Право?
(Мери утвердительно киваетъ головой).
Артемьевъ. Въ самомъ дѣлѣ говорите, можетъ быть еще что нибудь экстраординарное и нетериящее отлагательства?...
Инеевъ. Этого нельзя сказать.
Мери. Да все равно, говорите, говорите.
Инеевъ. И вы будете посредницей между нами, если возникнетъ сноръ?
Мери. Отчего не быть?
Инеевъ. Въ такомъ случаѣ, я принимаю важный видъ и начинаю.
Мери. Постойте, дайте и мнѣ сдѣлаться серьезной.

(Всѣ смѣются).

Артемьевъ. Тебѣ не должно серьезничать; серьезность портитъ женщину.
Мери. Даже и тогда, когда она мило надуетъ губки? Артемьевъ. Даже и тогда.
Мери. Но это крайнее отсутствіе пониманія прекраснаго! Артемьевъ. Можетъ быть н такъ; во всякомъ случаѣ тебѣ не слѣдуетъ серьезничать, а Адаму Адамычу слѣдуетъ начинать.
Инеевъ (къ Мери). Съ вашего позволенія? Мери (кивнувъ головой). Начинайте.
Артемьевъ. Подождите. Передъ началомъ выпить надо. (Наливаетъ три стакана шампанскимъ).
Мери. Для кого же налилъ третій?
Артемьевъ. Для тебя. Мери. Я не хочу...
Артемьевъ. Выпьешь!
Мери. Пустяки, не стану нить.
Артемьевъ. А я говорю тебѣ, выпьешь. Мери (передразниваетъ его). А я говорю тебѣ, нѣтъ. Артемьевъ. Ну, удалишься. Мери. Да, удалюсь.
Артемьевъ. И безъ тебя Адамъ Адамычъ объяснитъ мнѣ свою просьбу.
Мери. И безъ меня Адамъ Адамычъ объяснитъ тебѣ свою иросьбу.
Артемьевъ. А лучше бы сдѣлала мнѣ удовольствіе и выпила. Какъ ты скажешь?
Мери. Тебѣ въ самомъ дѣлѣ это доставитъ удовольствіе? Артемьевъ. Клянусь въ томъ моей постоянной весе

лостью!

Мери. Если такъ, я останусь.
Артемьевъ. Прибавь: къ неописанной нашей радости и къ превеликому удовольствію. Ну, выпьемъ же, господа, и къ дѣлу! (Чокаются и пьютъ). Приступайте, Адамъ Адамычъ...
Мери. И правда, давно пора.
Инеевъ. Извольте, начинаю. (Откашливается). Видите ли въ чемъ суть, Петръ Консгантиііычъ. Въ послѣднее время холостая жизнь мнъ страшно наскучила и мнѣ хо
тѣлось бы вступить въ законный бракъ. Что касается до невѣсты, то она у меня есть па примѣтѣ, только я не знаю, какъ къ ней приступить, какъ вызвать ее на объ
ясненіе. Мнѣ кажется, вы можете тутъ помочь вашему покорному слугѣ.
Артемьевъ. Очень радъ, если могу. ІЬ знаете ли, не совѣтывалъ бы я вамъ этой штуки отмачивать. Право, свяжете только себя! Вы знаете:

«Первая глупость родиться», съ чѣмъ я не согласенъ;

«Вторая влюбиться»,
что тоже неправда, если любовь небезнадежная, не плаксивая, не мечтательная, не идеальная;
«Третья умереть».
Ну, смерть ужь конечно самая глупая штука изъ всего, что есть глуиаго на бѣломъ свѣтѣ.
Инеевъ. Все это прекрасно; по нисколько не убѣдительно. Повторяю: мнѣ наскучила холостая жизнь. Артемьевъ. Если такъ, то это другое дѣло.
Инеевъ. Да и наконецъ, надо же когда нибудь завестись семьей.
Артемьевъ. Этого, извините, я не понимаю. Почему надобно?
Инеевъ. Чтобъ бросить якорь, перестать скитаться, осѣсться и къ старости приготовить себѣ мирное, тихое семейное счастіе.
Артемьевъ. Идиллія!
Инеевъ. Пустое! Никакой идилліи нѣтъ.