пожертвовать хоть тысячу и другую серебряныхъ рублей, лишь бы привести статью эту къ благопріятному окончанію.—Вы можетъ быть догадываетесь, достопочтен
нѣйшій читатель, что это за статья была, для которой алчный до рублей Пузановъ, тратилъ эти рубли какъ юноша, не смотря на то, что у него за плечами насчи
тывалось около пятидесяти лѣтъ съ хвостикомъ? Если не догадываетесь, то я сію же минуту удовлетворю ваше справедливое любопытство.—Грубый до дерзости въ обращеніи съ служащими у него и неумолимо-грозный съ ка
бацкими сидѣльцами, налагавшій на нихъ собственною рукою колоссальные штрафы, Макаръ Алексѣевичъ стано
вился тихъ и скроменъ даже передъ горничной какойнибудь, лишь бы она была мало-мальски недурна собою. Передъ птичками же высокаго полета оиь терялся со
вершенно и только лишь хлопалъ масляными глазками и облизывался, какъ голодный волкъ, глядя на лакомую добычу. Однимъ словомъ, у Пузанова подъ грубой ка

бацкой корой билось такое нѣжное сердце, что изъ него

каждая хорошенькая дама или барышня могла дѣлать что ей придетъ въ голову, какъ куколку, напримѣръ, или ослика изъ мягкаго воска,—Много, очень много убытковъ
значительныхъ, сраму и непріятностей перенесъ бѣдный Макаръ Алексѣевичъ отъ нѣжнаго сердца своего, но не смотря на все это, говорятъ, и по настоящее время онъ не въ силахъ сохранить даже малѣйшаго хладнокровія при встрѣчѣ съ хорошенькой. Изъ приключеній Пузанова но любовной части, болѣе или менѣе скандалезныхъ или убы
точныхъ для кармана его, особенно рельефно выдаются три, о которыхъ и спѣшу сообщить съ надлежащею точностію, на пользу тѣхъ преотарѣлмхъ витязей, у кото
рыхъ нѣжное сердце не перестаетъ колотить тревогу, какъ сигнальные снаряды въ рукахъ московскихъ и петербургскихъ дворниковъ.
Однажды, въ прекрасный майскій вечеръ, Макаръ Алексѣевичъ, отправляясь въ клубъ пѣшкомъ, вздумалъ зайти въ городской публичный садъ, довольно большой и густо разросшійся, въ которомъ публика собиралась только но праздникамъ.
— Что за вечеръ, что за воздухъ, просто прелесть и услажденіе! думалъ опъ,—а еще бы было усладитель
нѣе, если бы, напримѣръ, -съ боку у меия, повиснувъ на правой рукѣ моей, порхало, такъ сказать, милое су
щество съ черненькими или голубенькими глазками! Фу,
чортъ возьми, не пожалѣлъ бы, кажется, тысячи, если бы этакъ вдругъ появилась подлѣ меня хорошенькая дѣвушка лѣтъ девятнадцати.
И что же? Чортъ внялъ желанію Пузанова: онъ послалъ на встрѣчу ему прехорошенькую дѣвушку, именно лѣтъ девятнадцати, въ драповомъ иальто, въ высоко-поднятомъ на пажахъ сѣренькомъ платьицѣ, въ соломенномъ
гарибальди на прелестной головкѣ и съ узелочкомъ въ маленькихъ ручкахъ. Пятидесятилѣтній ловеласъ, взгля
нувъ на дѣвушку, остановился передъ ней отъ удивленія.
Точно также и дѣвушка, вѣроятно отъ удовольствія, что красота ея навела столбнякъ на хорошаго человѣка, пріостановилась на секунду и очень мило улыбнулась.
— Сударыня ..... позвольте... осмѣлюсь васъ спросить, заговорилъ Пузановъ, когда дѣвушка тронулась съ мѣста.
— Что вамъ угодно, сударь? спросила она нѣжнымъ, звонкимъ голоскомъ и опять остановилась.
— Вотъ-съ, изволите видѣть, замямлилъ онъ, подходя поближе къ красавицѣ,—я хорошій человѣкъ, добрый че
ловѣкъ, можно сказать; такъ дѣло вотъ въ чемъ.... вы должно быть устали, потому что шли очень скоро, бѣжали, можно сказать; не угодно ли будетъ вамъ присѣсть вотъ здѣсь на лавочкѣ ..... отдохните немножко, побесѣдуемте.....

— Извините меня, иожалуста; мнѣ некогда сидѣть; я спѣшу съ работой....

—.....Ну такъ обопритесь на мою руку, вамъ будетъ легче идти.

Дѣвушка не заставила себя упрашивать и протянула лѣвую руку подъ нравую Пузанова.
—.....Вы спѣшите съ работой, продолжалъ онъ, не спуская масляныхъ глазъ съ маленькой ручки и касаясь до нея лѣвою рукою своею,—значитъ вы работаете; но вотъ что я вамъ скажу: вашн прелестныя ручки но для работы созданы, а маленькія ножки не для того, чтобы бѣгать съ этой работой....
—.....Ахъ, нолноте глупости говорить! Развѣ можно цѣлый день сидѣть сложа руки? И барышни богатыя работаютъ или на фортеньянахъ играютъ, а я дѣвушка бѣд
ная,— слѣдовательно должна работать много, очень много, чтобы одѣться какъ слѣдуетъ, номочь меменькѣ и.....
—.....Во, позвольте— какъ ваше имячко? —.....Меня зовутъ Софья Ивановна.
—.....Ну, такъ видите ли, Софья Ивановна, вамъ стоитъ сказать одно только слово, и все явится къ вашимъ услугамъ.....
—.....Ужь не Асмодей ли вы, который являлся Громовой»? звонко захохотавъ, ск зала Софья Ивановна, отдер
гивая свою руку изъ йодъ руки Макара Алексѣевича,— вы, какъ я посмотрю на васъ, надо мной смѣяться изволите.
—.....Ахъ, что вы, Софья Ивановна, помилуйте! Я къ вамъ питаю, такъ сказать, самыя нѣжныя, родительскія чувства, а вы меня Асмодеемъ называете, говорите, что я смѣюсь надъ вами. Мѣтъ, Софья Ивановна, н вамъ говорю не шутя, а весьма серіозно, что готовъ съ удо
вольствіемъ, такъ сказать, обезпечить васъ, выдать за