такъ онъ у мена долго не пропадетъ, а я по немъ буду вспомипать о васъ.
Я, разумѣется, съ удовольствіемъ далъ ей цвѣтокъ, даже па прощанье поцѣловалъ ее, и должно быть сер
дечно, потому что она даже заплакала и сквозь слезы сказала мнѣ:
— Если-бъ вы знали, какъ жалко мнѣ, что по неволѣ покидаю васъ.
— Полно, Настя... началъ было я, но она только руками замахала и побѣжала, чтобы догнать отца.
Нѣсколько дней прошло, а Филиппъ все молчитъ и не говоритъ, почему съ болота ушли его племянницы.
Только разъ, разговорившись со мною, онъ какъ будто между прочимъ сказалъ:
— А вы знаете, что Настя замужъ идетъ и хочетъ васъ въ дружки просить.
— Ни того, ни другаго не знаю, и прямо скажу тебѣ, что въ дружки не пойду, потому что и не здоровится, да еще надо, какъ самъ знаешь, заканчивать счетъ работъ.
— Загруститъ, бѣдная: она такъ просила меня уговорить васъ! такимъ грустнымъ тономъ сказалъ ста
рикъ, что не смотря на то, что мнѣ нужно было ѣхать не па свадьбу, а на похороны свободной воли, я измѣнилъ свое рѣшеніе.
— Впрочемъ, сказалъ я, если не на долго, такъ для Насти пойду и дружкою у пей буду.
— Да зачѣмъ долго! сказалъ веселымъ тономъ старый Филиппъ.—Пропляшемъ гопака, да и до дому.
Приходила къ намъ Настя съ подружками да съ пѣснями на веселье [(*)] звать. Въ ноги кланялась, чтобы я въ дружки пошелъ, по это кажется она неосмысленпо д0лала, потому что напередъ зпала о моемъ согласіи.
Да мое предположеніе кажется и вѣрно было, потому что передо мною стояло неузнаваемое существо. Блѣдное лицо, впалые глаза, окруженные синевой, и кра
сивый вѣнокъ па головѣ—говорили ясно уму, что это не Настя невѣста, а что это красивая дивчина Настя уже погребенная пришла съ того свѣта, чтобы навѣстить меня.
Черезъ недѣлю я былъ на этой свадьбѣ и, не смотря па всѣ старанія стараго развеселить меня, мпѣ грустно было, въ особенности когда я взглядывалъ па Настю, которая какъ мраморная статуя, блѣдная да безмолвпая, за вильцемъ [(*)] да караваемъ [(**)] сидѣла рядомъ съ своимъ чумазымъ и крайне некрасивымъ мужемъ.
Я скоро уѣхалъ со свадьбы, поручивъ свои обязанности молодому казаку.
Одно только я вынесъ изъ этого веселья,—это взглядъ Насти, которымъ она меня подарила, когда я сталъ прощаться съ пею, взглядъ, который до того глубоко запечатлѣвается въ умѣ, что не смотря на то, что уже прошло не мало лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ
[(*)] Свадьба.
[(**)] Искусственное деревцо, которое выотъ илъ цвѣтной бумаги дивчата въ дѣнишникъ.
[(***)] Бѣлый хлѣбъ сь украшеньями, который ставится нередъ новобрачными.
онъ былъ брошенъ па меня, я его и въ эту минуту вижу, дописывая эту строку.
Прошло нѣсколько дней послѣ свадьбы.
Я сидѣлъ въ своей землянкѣ, ничего не дѣлая, задумавшись; самъ не знаю отчего, у меня было на сердцѣ такъ жутко!?
Не прошло и получасу, какъ я находился въ такомъ дурномъ расположенія духа, какъ громкій говоръ тор
фокоповъ раздался близь моей землянки, что и заставило меня выйти на площадку.
Выйдя, я остолбенѣлъ отъ удивленія!
Среди рабочихъ, вся избитая, въ разорванной сорочкѣ, поводя вокругъ блистающими горячечными гла
зами, стояла Настя и, развертывая бумажку, каждому показывала что-то.
Я подошелъ къ ней, но она меня не узнала, а только развернула бумажку и показала мнѣ мою засушенную маргаритку и бѣгомъ побѣжала на село.
—- Бѣдная, вѣрно съ ума сошла отъ горя! покачивая головами, говорили торфокопы.
Но я какъ вкопаиый стоялъ молча рядомъ съ Филиппомъ, придумывая, чтобы сдѣлать для бѣдной Насти.
Наконецъ среди глубокаго молчанія толпы торфокоповъ, изумленныхъ этимъ происшествіемъ, я рѣшилъ:
— Вели-ка, дѣдъ, запречь лошадей, я ее отвезу въ больницу: ее надо лѣчить, а не бить.
— Это вѣрно, панычу! прогудѣло сумрачно въ толпѣ. Лошади поданы. Мы быстро собрались съ Филиппомъ и полетѣли на село.
Печальные, мы молча сидѣли, поглядывая по сторонамъ, не увидимъ ли гдѣ Насти, и только что поровнялись съ очеретомъ близь мельницы, какъ старый крикцулъ: стой!...
— Вонъ опа, панычу!
Я оглянулся въ ту сторону, куда онъ показывалъ. Дѣйствительно, бѣлая рубашка виднѣлась въ очеретѣ.
Мы кинулись туда, чуть не увязнувъ по уши въ болотѣ, да нашли не Настю, а ея сорочку съ узелкомъ на груди, завязаннымъ осокой; развязали, смотримъ, да такъ и ахнули: то была бумажка съ моей маргариткой!
Нѣтъ сомнѣнія, что Настя тутъ!
— Пошелъ, не жалѣя лошадей, на болото, чтобы всѣ люди съ инструментами бѣгомъ сію же минуту были здѣсь! крикцулъ я возницѣ.
И мы, совершенно мокрые, еще не успѣли выбраться на берегъ, какъ уже пыль столбомъ стояла за посланцемъ, скачущимъ въ карьеръ.
Прошло около получасу мучительнаго ожиданія, во время котораго мы безустанно кликали Настю; но никто
не откликался на нашъ зовъ; даже очеретъ нигдѣ не шелохнулся, стоя угрюмо передъ нами сплошною стѣной. Наконецъ прибѣжалъ пародъ.
Съ полнымъ усердіемъ искали несчастную,—такъ что двое чуть не утонули,—но нигдѣ не нашли ѳя, исклю
чая ея сорочки да маргаритки, которую я взялъ себѣ,
чтобы вспоминать о горькой судьбинѣ, которая постигла мою бѣдную Настю.
М. БОГОЛЮБЦЕВЪ.
Я, разумѣется, съ удовольствіемъ далъ ей цвѣтокъ, даже па прощанье поцѣловалъ ее, и должно быть сер
дечно, потому что она даже заплакала и сквозь слезы сказала мнѣ:
— Если-бъ вы знали, какъ жалко мнѣ, что по неволѣ покидаю васъ.
— Полно, Настя... началъ было я, но она только руками замахала и побѣжала, чтобы догнать отца.
Нѣсколько дней прошло, а Филиппъ все молчитъ и не говоритъ, почему съ болота ушли его племянницы.
Только разъ, разговорившись со мною, онъ какъ будто между прочимъ сказалъ:
— А вы знаете, что Настя замужъ идетъ и хочетъ васъ въ дружки просить.
— Ни того, ни другаго не знаю, и прямо скажу тебѣ, что въ дружки не пойду, потому что и не здоровится, да еще надо, какъ самъ знаешь, заканчивать счетъ работъ.
— Загруститъ, бѣдная: она такъ просила меня уговорить васъ! такимъ грустнымъ тономъ сказалъ ста
рикъ, что не смотря на то, что мнѣ нужно было ѣхать не па свадьбу, а на похороны свободной воли, я измѣнилъ свое рѣшеніе.
— Впрочемъ, сказалъ я, если не на долго, такъ для Насти пойду и дружкою у пей буду.
— Да зачѣмъ долго! сказалъ веселымъ тономъ старый Филиппъ.—Пропляшемъ гопака, да и до дому.
Приходила къ намъ Настя съ подружками да съ пѣснями на веселье [(*)] звать. Въ ноги кланялась, чтобы я въ дружки пошелъ, по это кажется она неосмысленпо д0лала, потому что напередъ зпала о моемъ согласіи.
Да мое предположеніе кажется и вѣрно было, потому что передо мною стояло неузнаваемое существо. Блѣдное лицо, впалые глаза, окруженные синевой, и кра
сивый вѣнокъ па головѣ—говорили ясно уму, что это не Настя невѣста, а что это красивая дивчина Настя уже погребенная пришла съ того свѣта, чтобы навѣстить меня.
Черезъ недѣлю я былъ на этой свадьбѣ и, не смотря па всѣ старанія стараго развеселить меня, мпѣ грустно было, въ особенности когда я взглядывалъ па Настю, которая какъ мраморная статуя, блѣдная да безмолвпая, за вильцемъ [(*)] да караваемъ [(**)] сидѣла рядомъ съ своимъ чумазымъ и крайне некрасивымъ мужемъ.
Я скоро уѣхалъ со свадьбы, поручивъ свои обязанности молодому казаку.
Одно только я вынесъ изъ этого веселья,—это взглядъ Насти, которымъ она меня подарила, когда я сталъ прощаться съ пею, взглядъ, который до того глубоко запечатлѣвается въ умѣ, что не смотря на то, что уже прошло не мало лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ
[(*)] Свадьба.
[(**)] Искусственное деревцо, которое выотъ илъ цвѣтной бумаги дивчата въ дѣнишникъ.
[(***)] Бѣлый хлѣбъ сь украшеньями, который ставится нередъ новобрачными.
онъ былъ брошенъ па меня, я его и въ эту минуту вижу, дописывая эту строку.
Прошло нѣсколько дней послѣ свадьбы.
Я сидѣлъ въ своей землянкѣ, ничего не дѣлая, задумавшись; самъ не знаю отчего, у меня было на сердцѣ такъ жутко!?
Не прошло и получасу, какъ я находился въ такомъ дурномъ расположенія духа, какъ громкій говоръ тор
фокоповъ раздался близь моей землянки, что и заставило меня выйти на площадку.
Выйдя, я остолбенѣлъ отъ удивленія!
Среди рабочихъ, вся избитая, въ разорванной сорочкѣ, поводя вокругъ блистающими горячечными гла
зами, стояла Настя и, развертывая бумажку, каждому показывала что-то.
Я подошелъ къ ней, но она меня не узнала, а только развернула бумажку и показала мнѣ мою засушенную маргаритку и бѣгомъ побѣжала на село.
—- Бѣдная, вѣрно съ ума сошла отъ горя! покачивая головами, говорили торфокопы.
Но я какъ вкопаиый стоялъ молча рядомъ съ Филиппомъ, придумывая, чтобы сдѣлать для бѣдной Насти.
Наконецъ среди глубокаго молчанія толпы торфокоповъ, изумленныхъ этимъ происшествіемъ, я рѣшилъ:
— Вели-ка, дѣдъ, запречь лошадей, я ее отвезу въ больницу: ее надо лѣчить, а не бить.
— Это вѣрно, панычу! прогудѣло сумрачно въ толпѣ. Лошади поданы. Мы быстро собрались съ Филиппомъ и полетѣли на село.
Печальные, мы молча сидѣли, поглядывая по сторонамъ, не увидимъ ли гдѣ Насти, и только что поровнялись съ очеретомъ близь мельницы, какъ старый крикцулъ: стой!...
— Вонъ опа, панычу!
Я оглянулся въ ту сторону, куда онъ показывалъ. Дѣйствительно, бѣлая рубашка виднѣлась въ очеретѣ.
Мы кинулись туда, чуть не увязнувъ по уши въ болотѣ, да нашли не Настю, а ея сорочку съ узелкомъ на груди, завязаннымъ осокой; развязали, смотримъ, да такъ и ахнули: то была бумажка съ моей маргариткой!
Нѣтъ сомнѣнія, что Настя тутъ!
— Пошелъ, не жалѣя лошадей, на болото, чтобы всѣ люди съ инструментами бѣгомъ сію же минуту были здѣсь! крикцулъ я возницѣ.
И мы, совершенно мокрые, еще не успѣли выбраться на берегъ, какъ уже пыль столбомъ стояла за посланцемъ, скачущимъ въ карьеръ.
Прошло около получасу мучительнаго ожиданія, во время котораго мы безустанно кликали Настю; но никто
не откликался на нашъ зовъ; даже очеретъ нигдѣ не шелохнулся, стоя угрюмо передъ нами сплошною стѣной. Наконецъ прибѣжалъ пародъ.
Съ полнымъ усердіемъ искали несчастную,—такъ что двое чуть не утонули,—но нигдѣ не нашли ѳя, исклю
чая ея сорочки да маргаритки, которую я взялъ себѣ,
чтобы вспоминать о горькой судьбинѣ, которая постигла мою бѣдную Настю.
М. БОГОЛЮБЦЕВЪ.