— Такъ я начну вычетъ?
При такихъ обстоятельствахъ наложеніе Василькова сдѣлалось бѣдственнымъ въ высочайшей степени. О се
ледкахъ и бифштексахъ невозможно было и думать и приходилось питаться чуть не хлѣбомъ съ водою.
Отъ такой невзгоды стоическая натура нашего героя наконецъ поколебалась,—до того поколебалась, что онъ рѣшился на дѣло, по его мнѣнію, невѣроятное: рѣшился продать свои полинезійскія рѣдкости—палку и шляпу.
Въ городѣ у насъ проживалъ въ то время па пансіонѣ бывшій инспекторъ духовнаго училища, пѣкто Иванъ Ѳе
дорычъ Рожновъ, большой любитель подобныхъ рѣдкостей и древностей. Онъ собиралъ, гдѣ только возможно было, древнія монеты и разныя рѣдкія раковины; а главное, какъ-то удалось ему пріобрѣсти огромный кореиной зубъ мамонта, которымъ въ свое время тоже интересовался весь городъ, точно такъ же, какъ и боченкомъ Василькова. Въ слѣдствіе чего Рожновъ и прослылъ въ городѣ антикваріемъ. Къ этому-то Рож
нову и отъявился однажды Ва
У Рожнова была привычка, когда онъ разговаривалъ съ съ кѣмъ нибудь, сильно мор
гать глазами и безпрестанно отплевываться.
— Тьфу! На какомъ же основаніи предлагаете вы мнѣ эти вещи? Ті.фу! заморгавъ, спросилъ антикварій.
— Да, я охотникъ, тьфу! — А обѣ эти вещи очень рѣдкія, продолжалъ Василь
ковъ, — они привезены изъ Австраліи.
— Ахъ, изъ Австраліи?!
— Да, могу васъ увѣрить. — Въ такомъ случаѣ принесите, л посмотрю. — Ужо вечеромъ вы будете дома?
— Буду, буду, непремѣнно буду, заморгалъ и заплевалъ опять Рожновъ,—приносите.
зены изъ Австраліи? спросилъ Рожновъ, разумѣется, крича изо всѣхъ силъ.
— Честью васъ увѣряю, что изъ Австраліи! отвѣчалъ Васильковъ, — мнѣ подарилъ ихъ въ Петербургѣ одинъ знакомый, совершавшій кругосвѣтное путешествіе па кораблѣ Паллада.
— Паіка точно дубина... а шляпа—это чортъ знаетъ что такое... въ ней покрайней мѣрѣ полфунта сала,— точно изъ блиновъ сдѣлана... да и воняетъ отъ нея, какъ отъ дохлой крысы, разсуждалъ между тѣмъ Рожновъ, по
— Это-то и служитъ доказательствомъ, что это вещи не здѣшнія, защищался Васильковъ,—палокъ такихъ здѣсь не дѣлаютъ, изойдите хоть всю Россію; а что изъ шляпы немного припахиваетъ, такъ это дѣло очень естественное: извѣстно, что полинезійскіе островитяне имѣютъ обыкно
веніе увлажать себѣ волосы какимъ-то жирнымъ и не
пріятно пахучимъ веществомъ —понятно, что она должна была пропитаться и жиромъ, и запахомъ. Стало быть это не порча, а напротивъ, до
стоинство. Стоитъ только uoнюхать, чтобъ убѣдиться, что она не здѣшняя.
— Ужасная вонь! продолжалъ Рожновъ, снова обнюхивая полинезійку.
— За то запахъ-то вѣдь спецеФическій. — Тьфу!
тикварій началъ понемногу сдаваться.
— А что вы полагаете за эти вещи? спросилъ онъ послѣ нѣкотораго колебанія.
Васильковъ запросилъ де
сять рублей серебромъ, прибавивъ, что въ Петербургѣ давали ему за нихъ пятьдесятъ.
— То, батюшка, въ Петербургѣ, а то здѣсь—это двѣ вещи разныя, тьфу!
Антикварій остановился на пяти рубляхъ и былъ непоколебимъ, какъ скала.
Послѣ того я не одинъ разъ слышалъ, что когда Рожновъ показывалъ своимъ знакомымъ пріобрѣтенныя отъ Василькова вещи и если кто изъ нихъ сомнѣвался въ ихъ
— Что-жь дѣлать, начинайте.
При такихъ обстоятельствахъ наложеніе Василькова сдѣлалось бѣдственнымъ въ высочайшей степени. О се
ледкахъ и бифштексахъ невозможно было и думать и приходилось питаться чуть не хлѣбомъ съ водою.
Отъ такой невзгоды стоическая натура нашего героя наконецъ поколебалась,—до того поколебалась, что онъ рѣшился на дѣло, по его мнѣнію, невѣроятное: рѣшился продать свои полинезійскія рѣдкости—палку и шляпу.
Въ городѣ у насъ проживалъ въ то время па пансіонѣ бывшій инспекторъ духовнаго училища, пѣкто Иванъ Ѳе
дорычъ Рожновъ, большой любитель подобныхъ рѣдкостей и древностей. Онъ собиралъ, гдѣ только возможно было, древнія монеты и разныя рѣдкія раковины; а главное, какъ-то удалось ему пріобрѣсти огромный кореиной зубъ мамонта, которымъ въ свое время тоже интересовался весь городъ, точно такъ же, какъ и боченкомъ Василькова. Въ слѣдствіе чего Рожновъ и прослылъ въ городѣ антикваріемъ. Къ этому-то Рож
нову и отъявился однажды Ва
сильковъ съ предложеніемъ купить у него его шляпу и палку.
У Рожнова была привычка, когда онъ разговаривалъ съ съ кѣмъ нибудь, сильно мор
гать глазами и безпрестанно отплевываться.
— Тьфу! На какомъ же основаніи предлагаете вы мнѣ эти вещи? Ті.фу! заморгавъ, спросилъ антикварій.
— На томъ основаніи, что я слышалъ, будто вы большой любитель рѣдкостей.
— Да, я охотникъ, тьфу! — А обѣ эти вещи очень рѣдкія, продолжалъ Василь
ковъ, — они привезены изъ Австраліи.
— Ахъ, изъ Австраліи?!
— Да, могу васъ увѣрить. — Въ такомъ случаѣ принесите, л посмотрю. — Ужо вечеромъ вы будете дома?
— Буду, буду, непремѣнно буду, заморгалъ и заплевалъ опять Рожновъ,—приносите.
Вечеромъ Васильковъ явился къ нему съ обѣщанными вещами.
— Чѣмъ же вы мнѣ докажете, что эти вещи приве
зены изъ Австраліи? спросилъ Рожновъ, разумѣется, крича изо всѣхъ силъ.
— Честью васъ увѣряю, что изъ Австраліи! отвѣчалъ Васильковъ, — мнѣ подарилъ ихъ въ Петербургѣ одинъ знакомый, совершавшій кругосвѣтное путешествіе па кораблѣ Паллада.
— Паіка точно дубина... а шляпа—это чортъ знаетъ что такое... въ ней покрайней мѣрѣ полфунта сала,— точно изъ блиновъ сдѣлана... да и воняетъ отъ нея, какъ отъ дохлой крысы, разсуждалъ между тѣмъ Рожновъ, по
нюхавъ изъ шляпы и заплевавъ чаще обыкновеннаго.— ТьФу, гадость какая! Тьфу!
— Это-то и служитъ доказательствомъ, что это вещи не здѣшнія, защищался Васильковъ,—палокъ такихъ здѣсь не дѣлаютъ, изойдите хоть всю Россію; а что изъ шляпы немного припахиваетъ, такъ это дѣло очень естественное: извѣстно, что полинезійскіе островитяне имѣютъ обыкно
веніе увлажать себѣ волосы какимъ-то жирнымъ и не
пріятно пахучимъ веществомъ —понятно, что она должна была пропитаться и жиромъ, и запахомъ. Стало быть это не порча, а напротивъ, до
стоинство. Стоитъ только uoнюхать, чтобъ убѣдиться, что она не здѣшняя.
— Ужасная вонь! продолжалъ Рожновъ, снова обнюхивая полинезійку.
— За то запахъ-то вѣдь спецеФическій. — Тьфу!
Однако-жь аргументы Василькова подѣйствовали: ан
тикварій началъ понемногу сдаваться.
— А что вы полагаете за эти вещи? спросилъ онъ послѣ нѣкотораго колебанія.
Васильковъ запросилъ де
сять рублей серебромъ, прибавивъ, что въ Петербургѣ давали ему за нихъ пятьдесятъ.
— То, батюшка, въ Петербургѣ, а то здѣсь—это двѣ вещи разныя, тьфу!
Антикварій остановился на пяти рубляхъ и былъ непоколебимъ, какъ скала.
Тѣмъ наконецъ и порѣшили. Васильковъ получилъ деньги и отправился домой.
Послѣ того я не одинъ разъ слышалъ, что когда Рожновъ показывалъ своимъ знакомымъ пріобрѣтенныя отъ Василькова вещи и если кто изъ нихъ сомнѣвался въ ихъ