сильевичу.... Проходя мимо будки, я увидѣлъ большую собравшуюся толпу и полицейскихъ; въ чуланѣ, иридѢлашіомѣ къ будкѣ, безъ окошекъ и безъ дверей, разда

вались ругательства и крики Ивана Кудряваго, который

вопилъ, что у него отняли невѣсту, любовь и жизнь его отняли и что избили ею, истиранили... Одинъ изъ по
лицейскихъ вышелъ изъ будки и вынесъ оттуда ящикъ съ сигарами и папиросами.
—...Надѣнь, братъ, па ремень, да и ступай но рощѣ! сказалъ кто-то изъ толпы.

—...Сигары, папиросы хорошъ! крикнулъ какой-то мальчишка.

Въ чуланѣ послышались новые вопли и ругательства. —...Ну, подходи, подходи смѣлѣе! понукали другъ друга полицейскіе.—Приготовьте веревку-то, чтобъ сразу накинуть на него... вишь вѣдь звѣрь какой... Ну, подходи!
Я поспѣшилъ уйти отъ этой сцены и пошелъ на дачу Насилья Васильевича.
Тамъ другія сцены; въ передней меня встрѣтила мать Лизы и невидимому докторъ, которому она иодавала шинель,

—...Ну, уходилъ таки онъ его! говорилъ онъ,—поубавилъ ему вѣку, пожалуй и пе встанетъ.

Старуха причитывала, и притворно плакала.

Я прошелъ въ комнату Василья Васильевича... Тутъ я встрѣтилъ Лизу, съ такими же, повидимому, притворными восклицаніями.

—...Что, Лиза, уходили старика?
—...Ну, вотъ и уходили, я-то чѣмъ виновата... —...Можно его видѣть? —...Ступайте.
Я вошелъ въ слѣдующую комнату—сиалыпо Василья Васильевича; тамъ онъ лежалъ въ своей иостелѣ, высоко обложенный подушками, около него на полу стоялъ тазъ,

на половину полный кровью; онъ глядѣлъ совершеннымъ мертвецомъ.

«Плохо дѣло!» подумалъ я и подошелъ къ нему. Оиъ силился подать мнѣ руку.,. Я сѣлъ около него на постелѣ.
—...Я... я... я все ему высказалъ! проговорилъ оиъ мнѣ слабымъ голосомъ...
Старикъ съ трудомъ дотянулъ до осени; въ первыхъ числахъ октября онъ переселился туда, гдѣ его чистая, искренняя любовь вѣроятно лучше поймется. Но духов
ному завѣщанію все свое имущество оиъ оставилъ Лизѣ. Она, по его смерти, сошлась съ кудрявымъ Иваномъ и, говорятъ, гдѣ-то сняли овощную лавку. Меня увѣряли, что вся эта исторія, побои на смерть и ея связь съ ста
рикомъ была стачка между ними, и можетъ быть, да и вѣроятна, онн и до сихъ иоръ преспокойно поживаютъ, да добра наживаютъ: у пасъ такимъ людямъ везетъ.

ПО ПОВОДУ СТАТЬИ «ПЛҌННАЯ КРЫСА

(письмо къ редактору).
Милостивый Государь!
Въ 36-мъ № вашего журнала помѣщена была статья подъ названіемъ «Плѣнная крыса»,—приведшая весь Каретный рядъ въ великое смятеніе,

Прежде всего считаемъ обязанностью Выразить автору этой статьи нашу искреннюю благодарность за то вниманіе,

которымъ почтилъ онъ каретнорядское невѣжество, до

сихъ норъ еще, сколько намъ извѣстно, не затронутое колючимъ перомъ сатирика. По этой статьѣ удалось и вполнѣ удалось кольнуть невѣждъ въ самое для нихъ чувствительное мѣстечко. И прекрасно! Дай Господи побольше такихъ статей.
По авторъ «Плѣнной крысы» столкнулся въ Каретномъ ряду вѣдь только съ однимъ изъ безчисленнаго множества Фактовъ, достойныхъ описанія. Да и Фактецъ-то этотъ далеко не изъ крупныхъ, То ли еще каждый день про
исходитъ у насъ въ Каретномъ ряду—0, Господи! если поразсказать, тэтъ уши завянутъ. Крыса—это такой звѣ
рокъ, къ которому каротиорлдцы преисполнены чувствомъ мщенія... ну хоть за норчу каретныхъ кузововъ, норчу,
весьма впрочемъ рѣдко совершаемую крысами. Но вотъ собаки, напримѣръ, эти прямо полезныя твари, оберегающія отъ воровъ людское добро—оиѣ-то чѣмъ могли про
тивъ себя вооружить каретниковъ? А между тѣмъ посмотрите-ка: почти ни одна изъ забѣглыхъ собакъ не уноситъ благополучно ногъ своихъ изъ Каретнаго ряда.
Когда, напримѣръ, случится несчастному барбосу какому нибудь, или орелкѣ тамъ, пробѣгать вдоль ио Ка
ретному ряду, тогда почти изъ каждаго каретнаго сараа выскакиваетъ либо батюшкинъ сынокъ, либо самъ ба
тюшка, убѣленный, говоря словами вашего автора, и украшенный «протяженнымъ сѣдовласіемъ брады своей». Каждый изъ таковыхъ героевъ вооружается кирпичемъ,
палкой, булыжникомъ и съ гамомъ и гиканьемъ, сь ярыми междометіями вродѣ го-іо-іо! стремительно пускается преслѣдовать бѣднаго пса, который, поджавши хвостъ, улепетываетъ во всѣ лопатки.
Но куда бѣжать, въ какую сторону ткнуться?—такой вопросъ для каждаго пса оказывается неразрѣшимымъ;
Ну, читатель, не знаю, доволенъ ли ты моей идилліей, я вмѣстѣ съ тобой хотѣлъ на время иозабыгься въ «крас
ныхъ вымыслахъ», а разсказалъ тебв грустную исторію; хотѣлъ напомнить Карамзинскую Лизу, а нарисовалъ Лизу современную... Свалимъ эту вину на время; ктэ
же, въ самомъ дѣлѣ, виноватъ, если оно задаетъ такіе грустные тоны!
Н. Скавронскій,