Каретный рядъ длиненъ; съ обѣихъ сторонъ каменныя стѣны да сараи; въ дверяхъ сараевъ «активные герои
съ булыжниками, съ палками, съ каменьями;—и летитъ бѣдный песъ, съ отчаяннымъ визгомъ летитъ сквозь строй «почтенныхъ» куицовъ, купчиковъ и купеческихъ прикащиковъ Каретнаго ряда, летитъ подъ градомъ палокъ, кирпичей, булыжникозъ....
О, сколько переломано собачьихъ ногъ, изуродовано собачьихъ реберъ и сколько наслажденій почерпнуто изъ всего этого «почтеннымъ» купечествомъ Каретнаго ряда!
Вотъ какъ относятся къ тварямъ неразумный ь тѣ разумныя твари, которыхъ именуютъ людьми и которыя притомъ имѣютъ претензію причислять себя къ людямь средняго круга. А теперь позвольте изложить вамъ вкратцѣ,
какимъ манеромъ эти члены средняго круга относятся къ ближнему, къ подобному себѣ человѣку. Преувеличивать я не стану и за достовѣриость всего, что будетъ сказано мной, ручаюсь вамъ какъ членъ осмѣяннаго въ «Плѣнной крысѣ» куиечества и, да будетъ мнѣ позволено приба
вить—членъ, не принимавшій ровно никакого «активнагоучастія въ «крысиной трагедіи».
Каждый изъ людей, проходящихъ по Каретному ряду, можетъ быть увѣренъ вполнѣ, что его преслѣдуетъ насмѣшливые взгляды и плоскія шутки каретпорядцѳвъ , сидящихъ и стоящихъ возлѣ свіихъ сараевъ,—пусть бу
торому случится проходить вдоль по Каретному ряду.— Вы спросите: да что же смѣшпаго-то находятъ ваши однорядцы въ какомъ нибудь мимоидущій ъ человѣкѣ?—На это я могу вамъ отвѣтить только одно: все, не иохожее на моихъ однорядцевъ-каретниковъ, возбуждаетъ въ нихъ какую-то странную и для нихъ самихъ непонятную не
пріязнь—такая непріязнь свойственна всѣмъ вообще дѣтскипезрѣлымъ или одичавшимъ отъ неразвитости натурамъ. Но самую обильную пищу для различнаго рода пошлыхъ остротъ и всякихъ сальностей почерпаютъ наши одпорядцы изъ появленія передъ ихъ сараями какой-нибудь особы женскаго пола, особенно, если таковая особа недурна личикомъ— о! вотъ тутъ бы стоило прислушаться ко всему, что отпускаютъ наши однорядны на счетъ мимоидущей особы, въ какой конфузъ, въ какое смущеніе, въ какой страхъ наконецъ приводятъ ея своими любезными шуточками да прибаугочками.
Въ подобныхъ прибауточкахъ и шуточкахъ сильнѣе прочихъ всѣхъ «почтенныхъ» куицовъ Каретнаго ряда отли
чается нѣкій торговецъ каретами—имени его я не скажу, потому, зачѣмъ же слишкомъ ужь раззадоривать разныхъ гусей?—а мимоходомъ замѣчу только то, что этотъ гусь, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, былъ чѣмъ-то вродѣ кучера, дворника или лакея—но всей вѣроятности онъ былъ лакей, потому что до сихъ поръ сохранилъ въ себѣ чисто-ла
кейскую развязность, которую никакъ но можетъ прикрыть напускной солидностью, идущею къ нему не болѣе того, на сколько идеть лобэе сѣдло къ любой коровѣ.
Еще не такъ давно у эгого Франтика на домашнемъ баликѣ случился скандальчикъ, доходившій до разбиратель
ства у мироваго судьи. Э! да что тутъ. Иной человѣкъ какую шкуру ни надѣнь на себя, а сквозь нее все-таки прежній-то навозъ будетъ проглядывать.
Порядкомъ тоже достается и проходящимъ но Каретному ряду мужичкамъ, особливо пьяненькимъ. Иного си
волдая нетрезваго купцы наши заманятъ въ одинъ который
этому сиволдаю выпачкаютъ масляной краской, такъ что бѣдный сермяжникъ изъ человѣка-то сразу и превратится въ воронье нугэло. Ну, купци-каретнини посматриваютъ на него, да покатываются со смѣху—сущія дѣти, я вамъ
скажу, ей-Богу право! Водилось за ними также и не совсѣмъ дѣтскія шалости: бывало на дию-то человѣкъ трехъ изъ мимоидущихъ мужичковъ и поколотятъ ни зашто ни про-што. По теперь, съ введеніемъ новаго суда, такія шалости прекратились, о чемъ весьма скорбятъ наши старики-купцы, «протяженнымъ сѣдовласіемъ» бородъ укра
шенные.—Э-эхъ-ма! время-то танерь не прежнее,—илачутся иногда эти «маститые старцы»,—а кабы прежнее
было, такъ я бы ужь ЭФ гому вотъ человѣку насыпалъ въ загривокъ-то!..
О прежнемъ времени сокрушаются, значитъ, натура-то русская въ ширь лѣзетъ, простору требуетъ.
Авторъ «Плѣнной крысы», сжалившись надъ умственной нищетой «активныхъ героевъ крысиной трагедіи», въ концѣ своего очерка до нѣкоторой степени оправдываетъ каретнорядскихъ невѣждъ тѣмъ обстоятельствомъ, что иному малограмотному человѣку иногда нечего бываетъ читать: — такъ мало у пасъ является путёвыхъ книгъ въ той грудѣ литературнаго хлама, который спеціально предназначается
для «убогихъ» чтецовъ, подобныхъ чтецамъ Каретнаго ряда. Авторъ слишкомъ вѣжливо отнесся къ своему гру
бому матеріалу, онъ слишкомъ снисходительно взглянулъ на нашихъ убогихъ чтецовъ. Паши каретники не только неспособны къ чтенію путёвыхъ книгъ или къ выбору ихъ изъ кучи литературнаго хлама, но они способны просто заѣсть такого человѣка, который изъявитъ способность читать путёвыя книги и охоту выбирать ихъ изъ кучи литературнаго хлама, но дешевой цѣнѣ продающагося на всѣхъ толкучихъ рынкахъ. Попробуй-ка явиться въ средѣ каретнорядікаго купечества человѣкъ, проникнутый истин
нымъ желаніемъ очиститься отъ грязной коры невѣжества, попытай-ка такой человѣкъ отказаться отъ «азартныхъ скачекъ за быстроногими крысами» или отъ оскорбляю
съ булыжниками, съ палками, съ каменьями;—и летитъ бѣдный песъ, съ отчаяннымъ визгомъ летитъ сквозь строй «почтенныхъ» куицовъ, купчиковъ и купеческихъ прикащиковъ Каретнаго ряда, летитъ подъ градомъ палокъ, кирпичей, булыжникозъ....
О, сколько переломано собачьихъ ногъ, изуродовано собачьихъ реберъ и сколько наслажденій почерпнуто изъ всего этого «почтеннымъ» купечествомъ Каретнаго ряда!
Вотъ какъ относятся къ тварямъ неразумный ь тѣ разумныя твари, которыхъ именуютъ людьми и которыя притомъ имѣютъ претензію причислять себя къ людямь средняго круга. А теперь позвольте изложить вамъ вкратцѣ,
какимъ манеромъ эти члены средняго круга относятся къ ближнему, къ подобному себѣ человѣку. Преувеличивать я не стану и за достовѣриость всего, что будетъ сказано мной, ручаюсь вамъ какъ членъ осмѣяннаго въ «Плѣнной крысѣ» куиечества и, да будетъ мнѣ позволено приба
вить—членъ, не принимавшій ровно никакого «активнагоучастія въ «крысиной трагедіи».
Каждый изъ людей, проходящихъ по Каретному ряду, можетъ быть увѣренъ вполнѣ, что его преслѣдуетъ насмѣшливые взгляды и плоскія шутки каретпорядцѳвъ , сидящихъ и стоящихъ возлѣ свіихъ сараевъ,—пусть бу
детъ въ этомъ заранѣе убѣжденъ каждый человѣкъ, ко
торому случится проходить вдоль по Каретному ряду.— Вы спросите: да что же смѣшпаго-то находятъ ваши однорядцы въ какомъ нибудь мимоидущій ъ человѣкѣ?—На это я могу вамъ отвѣтить только одно: все, не иохожее на моихъ однорядцевъ-каретниковъ, возбуждаетъ въ нихъ какую-то странную и для нихъ самихъ непонятную не
пріязнь—такая непріязнь свойственна всѣмъ вообще дѣтскипезрѣлымъ или одичавшимъ отъ неразвитости натурамъ. Но самую обильную пищу для различнаго рода пошлыхъ остротъ и всякихъ сальностей почерпаютъ наши одпорядцы изъ появленія передъ ихъ сараями какой-нибудь особы женскаго пола, особенно, если таковая особа недурна личикомъ— о! вотъ тутъ бы стоило прислушаться ко всему, что отпускаютъ наши однорядны на счетъ мимоидущей особы, въ какой конфузъ, въ какое смущеніе, въ какой страхъ наконецъ приводятъ ея своими любезными шуточками да прибаугочками.
Въ подобныхъ прибауточкахъ и шуточкахъ сильнѣе прочихъ всѣхъ «почтенныхъ» куицовъ Каретнаго ряда отли
чается нѣкій торговецъ каретами—имени его я не скажу, потому, зачѣмъ же слишкомъ ужь раззадоривать разныхъ гусей?—а мимоходомъ замѣчу только то, что этотъ гусь, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, былъ чѣмъ-то вродѣ кучера, дворника или лакея—но всей вѣроятности онъ былъ лакей, потому что до сихъ поръ сохранилъ въ себѣ чисто-ла
кейскую развязность, которую никакъ но можетъ прикрыть напускной солидностью, идущею къ нему не болѣе того, на сколько идеть лобэе сѣдло къ любой коровѣ.
Еще не такъ давно у эгого Франтика на домашнемъ баликѣ случился скандальчикъ, доходившій до разбиратель
ства у мироваго судьи. Э! да что тутъ. Иной человѣкъ какую шкуру ни надѣнь на себя, а сквозь нее все-таки прежній-то навозъ будетъ проглядывать.
Порядкомъ тоже достается и проходящимъ но Каретному ряду мужичкамъ, особливо пьяненькимъ. Иного си
волдая нетрезваго купцы наши заманятъ въ одинъ который
нибудь изъ своихъ каретныхъ сараевъ и всю-то рожу
этому сиволдаю выпачкаютъ масляной краской, такъ что бѣдный сермяжникъ изъ человѣка-то сразу и превратится въ воронье нугэло. Ну, купци-каретнини посматриваютъ на него, да покатываются со смѣху—сущія дѣти, я вамъ
скажу, ей-Богу право! Водилось за ними также и не совсѣмъ дѣтскія шалости: бывало на дию-то человѣкъ трехъ изъ мимоидущихъ мужичковъ и поколотятъ ни зашто ни про-што. По теперь, съ введеніемъ новаго суда, такія шалости прекратились, о чемъ весьма скорбятъ наши старики-купцы, «протяженнымъ сѣдовласіемъ» бородъ укра
шенные.—Э-эхъ-ма! время-то танерь не прежнее,—илачутся иногда эти «маститые старцы»,—а кабы прежнее
было, такъ я бы ужь ЭФ гому вотъ человѣку насыпалъ въ загривокъ-то!..
О прежнемъ времени сокрушаются, значитъ, натура-то русская въ ширь лѣзетъ, простору требуетъ.
Авторъ «Плѣнной крысы», сжалившись надъ умственной нищетой «активныхъ героевъ крысиной трагедіи», въ концѣ своего очерка до нѣкоторой степени оправдываетъ каретнорядскихъ невѣждъ тѣмъ обстоятельствомъ, что иному малограмотному человѣку иногда нечего бываетъ читать: — такъ мало у пасъ является путёвыхъ книгъ въ той грудѣ литературнаго хлама, который спеціально предназначается
для «убогихъ» чтецовъ, подобныхъ чтецамъ Каретнаго ряда. Авторъ слишкомъ вѣжливо отнесся къ своему гру
бому матеріалу, онъ слишкомъ снисходительно взглянулъ на нашихъ убогихъ чтецовъ. Паши каретники не только неспособны къ чтенію путёвыхъ книгъ или къ выбору ихъ изъ кучи литературнаго хлама, но они способны просто заѣсть такого человѣка, который изъявитъ способность читать путёвыя книги и охоту выбирать ихъ изъ кучи литературнаго хлама, но дешевой цѣнѣ продающагося на всѣхъ толкучихъ рынкахъ. Попробуй-ка явиться въ средѣ каретнорядікаго купечества человѣкъ, проникнутый истин
нымъ желаніемъ очиститься отъ грязной коры невѣжества, попытай-ка такой человѣкъ отказаться отъ «азартныхъ скачекъ за быстроногими крысами» или отъ оскорбляю