— Одно дѣло Ноковъ... Рази вру штолича? — Знамо зря! — Ой-ли?
— Да уись такъ безъ сумленія!... Идетъ на споръ? — Идетъ—не струсимъ небось! — На много-ли?
— На сороковушку!
— Хушь на полштофъ?
— Идетъ! Нащетъ грамоты засушимъ любова!
Хлопаютъ рука объ руку; поддевка хохочетъ пуще прежняго.
— Зубы-то скалить неча; ты толкомъ говори—пытаму на споръ дѣло! сердится не на шутку мастеровой.
— Што те толкомъ-то? Тутъ и такъ все явственно... Отдается комната! разъясняетъ поддевка, уже не глядя на записку.
— Ну отдается комната! вторитъ мастеровой. — Съ небилыо!...
— Съ небилыо—знаемъ!
— «Глядинокова мущина»... Значитъ - совсѣмъ для одново, одинъ штоба тысь разъединственпый, какъ перстъ... штобъ, къ примѣру, безъ жаны, холостой штоба... Понялъ?
— Да, вотъ она какая мантифолія! произноситъ сконфуженно мастеровой, разводя руками.
— Ну што, правда? радуется поддевка. — Кажись, такъ! нехотя соглашается мастеровой. — Проспорилъ знычитъ? — Сталбыть такъ!
— А эфта публикація нащетъ комнаты съ небилыо, должно, отъ нижней съемщицы, старушонки... Пожалуй я покажу! Хоть штолича? — Нѣтъ, не съ руки!
— Што такъ? Поглядѣть—не убытки, денегъ не возьмутъ; можетъ и приглянется? — Не фасонъ!
— Ну, какъ знаешь—твое дѣло... Да вотъ, кажись, бредетъ и сама съемщица!
Со двора, дѣйствительно, подходитъ къ воротамъ маленькая старушонка.
— Бабушка, а бабушка! окликаетъ ее поддевка. — Ась? отзывается старуха.
— Не твоя ли эфто публикація? — Не пойму, родимый!
— Да вотъ, на воротахъ нащетъ комнаты съ небилыо? — Моя, моя, касатикъ! И писалъ-то ее мнѣ внучекъ Мишутка, у столаря въ ученикахъ живетъ... Съемщикъ што ли?
— Вотъ эфтотъ жильтименъ! отвѣчаетъ поддевка указывая на мастероваго.
— Иди, взгляни, господинъ честной! Комнатка што господскіе липартаменты: и небиль, и все такое! расхваливаетъ старуха, приставая къ мастеровому.
— Не надыть, бабушка, не лафа! отвѣчаетъ тотъ. — Што такъ? Не видалъ еще да и брезгаетъ!
— Не брезгаю, бабушка! А тольки смотрѣть нёча— канитель одна!
— И, полно—што ты? Да у меня тутъ одинъ слесырь жилъ, одно слово—баринъ, а не слесырь: завсегда въ калошахъ! рапортуетъ неотвязная старуха.
— Калоши што, бабушка! съ презрѣніемъ произноситъ мастеровой.—Калоши для насъ самое плевое дѣло:
и цаиа-то имъ эфтимъ калошамъ всего двѣ рублевки, щ и то со скрипомъ, бабушка! Не въ калошахъ дѣло... Гутъ другая припятствія!
— Што же? изумляется старуха. — Особый рикошетъ, бабушка! — Да говори—чай не секреты?
— Какіе секреты—самое пакостное дѣло!
— Да што такое — говори толкомъ: пачпорта нѣту штолича?
— Ишь, чего не выдумаешь? Не бѣглые чай — при мѣстѣ завсягды живемъ!
— Такъ што же, коли такъ? И не придумаю! — И думать неча, бабушка—скажу на прямикъ. — Давно бы говорилъ, чѣмъ загадки строить!
— Эфто не загадки, бабушка, а присказки... Слушай! — И такъ давно слушаю!...
— Ну ладно!... Вить у тебя глядинокова?
— Ну да, глядинокова!... Чай грамотный — читалъ небось?
— Читалъ, бабушка, и изъ-за вашихъ бабьихъ словеспостевъ полштофъ вина проспорилъ, вотъ ему!
— Эфто вѣрно, бабушка! поспѣшно поддакиваетъ поддевка.
— Ну эфто покеля въ сторону — опосля рѣчь будетъ!... Такъ для динокова?
— Да, для динокова—не сто разъ говорить! — Ну, то-то и есть! А у меня жана!
— Ну, жена—не велика напасть: жена—законъ, не любовница—ихъ я не люблю... Жену можно—хватитъ мѣста! уступаетъ старуха.
— Теща еще, ейная мать! дополняетъ мастеровой.
— Теща? ІІу эфто не больно складно... А што-жь пожалуй и тещу упомѣстимъ—Богь съ тобой ужь!
— Сымай! —подзадориваетъ чуйка,—сусѣдями будемъ! — Ну ладно, эфто такъ! соглашается мастеровой.— А робятъ куды танерича дѣнешь?
— Какихъ еще ребятъ? изумляется старуха. — Да моихъ ребятъ, дѣтей значитъ?