Радъ былъ этому Антонъ Антонычъ несказанно; повеселѣлъ и свободнѣе вздохнулъ учитель...
— Ну, теперь надо учиться писать! торопился Антонъ Антонычъ, сіяя отъ удовольствія жирной физіономіей: читать я усовершенствуюсь постепенно.
Начали учиться писать. Тимоѳей Иванычъ очевидно держался какого-то особаго метода при обученіи: онъ заса
дилъ своего ученика за письмо и мучилъ цѣлый мѣсяцъ одними упражненіями въ изображеніи на бумагѣ прописныхъ буквъ безъ всякой ихъ связи между собою и взаимнаго отношенія...
Можетъ быть провелъ бы Антонъ Антонычъ и еще мѣсяцъ въ такого рода занятіи, если бы не выручила его въ данномъ случаѣ собственная смѣтка... Во взятое нами воскре
сное утро Антонъ Антонычъ, засѣвъ за письмо, вдругъ какъ бы прозрѣлъ разумомъ...
— А что въ самомъ дѣлѣ,—подумалъ онъ,—вѣдь буквы писать я и сплошъ, и вразбивку знаю... какого еще лѣшаго
надо... дай испробую написать какое нибудь слово!... какое бы это выдумать?...
Антонъ Антонычъ, глядя въ окно на Волгу, задумался... — Э! спохватился вдругъ онъ: да вотъ на что лучше... Ну-ка напишу: «Волга»...
Антонъ Антонычъ сначала нѣсколько разъ проговорилъ это слово звукораздѣльно, затѣмъ сталъ писать. Минутъ черезъ пять въ тетрадкѣ было начерчено: «Вогла»... Антонъ Антонычъ прочиталъ...
— Что за диковина: писалъ «Волга», вышло—«Вогла»... гмъ! что бы это обозначало?,., тутъ что-то не ладно!... Онъ прочиталъ еще—выходило тоже; пересчиталъ буквы.
— Пять буквъ—вѣрно, а выходитъ не то... Та-та-та!...
теперь понялъ!... ишь ты вѣдь карахтерная какая эта «Волга», переставилъ ишь буквы, и—не то ужъ...
Антонъ Антонычъ написалъ снова, и на этотъ разъ вышло « Волга »...
Въ это время Нунехія Терентьевна внесла въ залъ самоваръ...
— Будетъ ужъ писать-то, убирай бумагу-то! сказала она, ставя на столъ самоваръ.
— Ты кто такая? вдругъ вскинулся Антонъ Антонычъ: какого то-ись званія? откеля будешь? начпортъ у тебя есть? грамотѣ знаешь?... а?...
— А ты ужъ будетъ, Антонъ Антонычъ, приставать-то!... то кричалъ: самоваръ ставь! а то ужъ самъ не знай что дѣлаешь...
— А что я дѣлаю? кажись, обучаюсь, аль нѣтъ?... такъ ты это и заруби у себя на носу! сказалъ Антонъ Антонычъ и сталъ перекладывать свои письменныя аттрибуты со стола
I
на окно...
— Пирогъ что-ль велишь ныиьче испечь? послѣ нѣкоторой
паузы спросила Терентьевна, распоряжаясь чайною посудою, — такъ говори, съ чѣмъ... съ мясомъ что-ля?...
— Съ сомятиной опять! уважаемъ, значитъ, ее отъ всего сердца... да что-бъ сейчасъ же, пока чай пьемъ, пирогъ готовъ былъ, потому нынѣ день праздничный...
— Охъ ужъ эта мнѣ сомятина!... кто ее ѣстъ-то?!. — Да я ѣмъ, намъ значитъ по нутру и требуется!...
Въ комнату ввернулся только что возставшій отъ сна и умывшійся сынишка Дерюгина.
— Васенька! обратился къ нему отецъ:—поди-ка скорѣй буди мово учителя... чай, молъ, пить...
— Онъ уже всталъ! отвѣтилъ тотъ,—сейчасъ умывается. — Ладно! процѣдилъ Антонъ Антонычъ и, повернувшись къ окну, углубился опять въ писаніе.
Вошелъ учитель.
— Съ добрымъ утромъ! привѣтствовалъ онъ всѣхъ, проходя къ столу.
— Съ добрымъ утромъ! отвѣтилъ Антонъ Антонычъ, не отрываясь отъ тетрадки.
— Что это вы, Антонъ Антонычъ, такое прекрасное утро, а вы за занятія усѣлись, да къ тому же еще въ праздникъ...
— Утро даже оченно прекрасное! соглашался Антонъ Антонычъ выводя па бумагѣ какія-то каракули: а почему оно прекрасное—этого, окромя меня, вамъ не понять...
— Вотъ какъ? удивился учитель.
— Эдакъ, посулитъ да бѣгатъ! скаламбурилъ Дерюгинъ и, смѣясь, продолжалъ:—а что я васъ хочу спросить, Тимоѳей Иванычъ... вы по писаному читать маракуете?...
— Странный вопросъ!... Ну, умѣю...
— Нате-ка вотъ прочтите, къ чему это клонитъ!
И Антонъ Антонычъ подалъ Борисоглѣбскому свою тетрадку.
— Э! удивился тотъ:—да вы, изъ рукъ вонъ, какіе успѣхи дѣлаете...
— Вы читайте, читайте, а мы послушаемъ...
«Подать намъ перога сомятинои еще кнему бутылъку вотки »... — прочиталъ Борисоглѣбскій.
— Немного только не вѣрно написано, неграмматично! сказалъ онъ :—но—понятно!...
— Когда понятно,—воскликнулъ польщенный Дерюгинъ, обращаясь къ Нунехіи Терентьевнѣ, — то... ты... какъ тебя... Ерунда Палагевна что-ль... живо, чтобъ пирогъ тутъ былъ съ сомятиной... Васенька! разливай чай, а она маршъ на кухню...
— Что ужъ это ты, не знаешь ужъ и назвать-то какъ! — обидѣлась Терентьевна, покорно удаляясь въ кухню.
— Я говорю, безъ разсужденіевъ у меня!... Да пошли ко мнѣ кого нибудь изъ ребятъ!...—распорядился Антонъ Антонычъ, оторвалъ отъ тетради листикъ бумаги и началъ опять что-то писать...