— Непремѣнно. Вы-то ко мнѣ... — Не заставлю ждать.
Разставшись съ пріятелемъ, Петръ Петровичъ пошелъ въ танцовальпую залу. Голова его дѣйствительно кружи
лась, въ глазахъ стоялъ туманъ и мелькавшія мимо его маски приняли видъ безформенныхъ черныхъ пятенъ. Ставъ у двери, онъ, блуждая глазами по залѣ, отыскивалъ дочь, но всѣ усилія его были тщетны, какъ онъ ни напрягалъ зрѣнія, но не могъ замѣтить Вѣрочки въ толпѣ бѣшено
кружившихся по залѣ масокъ и вавалеровъ. Наконецъ rond кончился, оркестръ смолкъ и среди гула говора и шума шаговъ, толпа, колыхаясь изъ стороны въ сторону, стала рѣдѣть и расходиться. Петръ Петровичъ усиленно вгляды
вался въ рѣдѣвшую толпу и наконецъ замѣтилъ Вѣрочку: отмахиваясь вѣеромъ, она тихо шла въ его сторону.
Петръ Петровичъ возрадовался и улыбпулся.
— Скучаешь? остановилась она около него.
— Да. Только для тебя и поѣхалъ, просто даже голова закружилась.
— Бѣдненькій! сказала она, ударивъ его по плечу вѣеромъ.
— Поѣдемъ. — Изволь.
Взявъ Вѣрочку подъ руку, Петръ Петровичъ направился къ выходу. Въ швейцарской толкотня и давка были нево
образимыя. Отдавъ человѣку номерокъ, Петръ Петровичъ насилу дождался шубы и едва успѣлъ надѣть ее, какъ но
вый приливъ публики отдалилъ его отъ барьера. Петръ Петровичъ тревожно оглянулся, но Вѣрочка стояла на выходѣ изъ швейцарской; замѣтивъ ее, Надолбишь стреми
тельно ринулся къ ней, и вышелъ съ нею изъ клуба. Усталый и полуопьянѣлый Петръ Петровичъ, сѣвъ въ ка
рету, прислонился въ уголъ и закрывъ глаза, сидѣлъ въ
полудремотѣ. Свѣжій воздухъ, врывавшійся въ открытое окно кареты, благотворно подѣйствовалъ на отуманенную голову Надолбина, онъ открылъ глаза и обратился къ дочери.
— Весело было? спросилъ онъ. — Такъ себѣ.
— Много танцовала?
— До упаду. Мы рано уѣхали, впрочемъ вы должны благодарить меня за это. — Вотъ какъ.
— Да. Вы зпаете ли, отъ какой компаніи и отъ какого ужина отказалась я для васъ.
— Отъ компаніи?... Отъ ужина?... — Да, да, да.
— Ужинать въ маскарадѣ, что ты.
— Ну на это у каждаго свой взглядъ.
— Гмъ, гмъ... Интересно узнать, съ кѣмъ это ты бы стала тамъ ужинать?
— Съ кѣмъ, тамъ большая компанія, всѣхъ я и не знаю, да и не упомнишь, но одинъ это прелесть что такое. — Кто же это?
— Вальтраповъ.
— Иванъ Ивановичъ Вальтраповъ?! — Да
— Онъ предлагалъ тебѣ ужинъ?! — Предлагалъ.
— И ты приняла приглашеніе?
— Что же по вашему онъ не стоитъ того, чтобы принять его приглашеніе?
— Гмъ, гмъ, но... но это... это... пепрплично.
— Я вамъ сказала у всякаго свое мнѣніе, вы меня мало знаете. Ужинъ съ шампанскимъ, въ веселой мужской компаніи, да это шикъ, что такое!
Сердце Петра Петровича екнуло — ясное дѣло, Вальтраповъ, опьяпѣвъ, осмѣлился предложить его дочери шампан
скаго и сдѣлалъ приглашеніе па ужинъ. Бѣдняжка сама не помнитъ, что говоритъ теперь...
— И ты бы согласилась ужинать въ такой компаніи? какъ-то робко спросилъ Надолбинъ.
— Отъ чего же нѣтъ? Веселые мущины, шампанское,
»
двусмысленности, даже маленькая оргія, это чудо какъ хорошо и совершенно въ порядкѣ вещей.
— Опомнись, голубушка, строго замѣтилъ разсердившійся Надолбишь.
— Боже мой, да что вы мнѣ надоѣдаете вашей моралью, и даже замѣчаніями. Я сдѣлала вамъ удовольствіе поѣхала, но вовсе не за тѣмъ, чтобы слушать эти глупыя бредни, извольте быть веселы, слышите.
Петръ Петровичъ дрожалъ какъ въ лихорадкѣ. — Вѣрочка, что съ тобой? спросилъ онъ.
— Ха, ха, ха! Да онъ пьянъ,—несчастный! Ха, ха, ха! закатилась она.
— Боже мой, Боже мой, да что же это! Вѣрочка, другъ мой...
— Ха, ха, ха, ха, ха! Какъ это смѣшно, ха, ха, ха! — Слушай, Вѣрочка...
— Ха, ха, ха! Вѣрочка... онъ пьянъ совсѣмъ, милый старикашка... ха, ха, ха!
— Вѣрочка, ты можешь такъ говорить съ отцомъ? выйдя изъ себя, строго замѣтилъ Надолбинъ.
Вѣрочка перестала смѣяться.
— Это... это... это неприлично... это... это... А съ этимъ... этимъ Вальтрановымъ я раздѣлаюсь. Я...
— Постойте, перебила Вѣрочка,—вы меня зачѣмъ увезли изъ клуба?
— Какъ зачѣмъ? Что за вопросъ? — Да вы меня за кого приняли?
Разставшись съ пріятелемъ, Петръ Петровичъ пошелъ въ танцовальпую залу. Голова его дѣйствительно кружи
лась, въ глазахъ стоялъ туманъ и мелькавшія мимо его маски приняли видъ безформенныхъ черныхъ пятенъ. Ставъ у двери, онъ, блуждая глазами по залѣ, отыскивалъ дочь, но всѣ усилія его были тщетны, какъ онъ ни напрягалъ зрѣнія, но не могъ замѣтить Вѣрочки въ толпѣ бѣшено
кружившихся по залѣ масокъ и вавалеровъ. Наконецъ rond кончился, оркестръ смолкъ и среди гула говора и шума шаговъ, толпа, колыхаясь изъ стороны въ сторону, стала рѣдѣть и расходиться. Петръ Петровичъ усиленно вгляды
вался въ рѣдѣвшую толпу и наконецъ замѣтилъ Вѣрочку: отмахиваясь вѣеромъ, она тихо шла въ его сторону.
Петръ Петровичъ возрадовался и улыбпулся.
— Скучаешь? остановилась она около него.
— Да. Только для тебя и поѣхалъ, просто даже голова закружилась.
— Бѣдненькій! сказала она, ударивъ его по плечу вѣеромъ.
— Поѣдемъ. — Изволь.
Взявъ Вѣрочку подъ руку, Петръ Петровичъ направился къ выходу. Въ швейцарской толкотня и давка были нево
образимыя. Отдавъ человѣку номерокъ, Петръ Петровичъ насилу дождался шубы и едва успѣлъ надѣть ее, какъ но
вый приливъ публики отдалилъ его отъ барьера. Петръ Петровичъ тревожно оглянулся, но Вѣрочка стояла на выходѣ изъ швейцарской; замѣтивъ ее, Надолбишь стреми
тельно ринулся къ ней, и вышелъ съ нею изъ клуба. Усталый и полуопьянѣлый Петръ Петровичъ, сѣвъ въ ка
рету, прислонился въ уголъ и закрывъ глаза, сидѣлъ въ
полудремотѣ. Свѣжій воздухъ, врывавшійся въ открытое окно кареты, благотворно подѣйствовалъ на отуманенную голову Надолбина, онъ открылъ глаза и обратился къ дочери.
— Весело было? спросилъ онъ. — Такъ себѣ.
— Много танцовала?
— До упаду. Мы рано уѣхали, впрочемъ вы должны благодарить меня за это. — Вотъ какъ.
— Да. Вы зпаете ли, отъ какой компаніи и отъ какого ужина отказалась я для васъ.
— Отъ компаніи?... Отъ ужина?... — Да, да, да.
— Ужинать въ маскарадѣ, что ты.
— Ну на это у каждаго свой взглядъ.
— Гмъ, гмъ... Интересно узнать, съ кѣмъ это ты бы стала тамъ ужинать?
— Съ кѣмъ, тамъ большая компанія, всѣхъ я и не знаю, да и не упомнишь, но одинъ это прелесть что такое. — Кто же это?
— Вальтраповъ.
— Иванъ Ивановичъ Вальтраповъ?! — Да
— Онъ предлагалъ тебѣ ужинъ?! — Предлагалъ.
— И ты приняла приглашеніе?
— Что же по вашему онъ не стоитъ того, чтобы принять его приглашеніе?
— Гмъ, гмъ, но... но это... это... пепрплично.
— Я вамъ сказала у всякаго свое мнѣніе, вы меня мало знаете. Ужинъ съ шампанскимъ, въ веселой мужской компаніи, да это шикъ, что такое!
Сердце Петра Петровича екнуло — ясное дѣло, Вальтраповъ, опьяпѣвъ, осмѣлился предложить его дочери шампан
скаго и сдѣлалъ приглашеніе па ужинъ. Бѣдняжка сама не помнитъ, что говоритъ теперь...
— И ты бы согласилась ужинать въ такой компаніи? какъ-то робко спросилъ Надолбинъ.
— Отъ чего же нѣтъ? Веселые мущины, шампанское,
»
двусмысленности, даже маленькая оргія, это чудо какъ хорошо и совершенно въ порядкѣ вещей.
— Опомнись, голубушка, строго замѣтилъ разсердившійся Надолбишь.
— Боже мой, да что вы мнѣ надоѣдаете вашей моралью, и даже замѣчаніями. Я сдѣлала вамъ удовольствіе поѣхала, но вовсе не за тѣмъ, чтобы слушать эти глупыя бредни, извольте быть веселы, слышите.
Петръ Петровичъ дрожалъ какъ въ лихорадкѣ. — Вѣрочка, что съ тобой? спросилъ онъ.
— Ха, ха, ха! Да онъ пьянъ,—несчастный! Ха, ха, ха! закатилась она.
— Боже мой, Боже мой, да что же это! Вѣрочка, другъ мой...
— Ха, ха, ха, ха, ха! Какъ это смѣшно, ха, ха, ха! — Слушай, Вѣрочка...
— Ха, ха, ха! Вѣрочка... онъ пьянъ совсѣмъ, милый старикашка... ха, ха, ха!
— Вѣрочка, ты можешь такъ говорить съ отцомъ? выйдя изъ себя, строго замѣтилъ Надолбинъ.
Вѣрочка перестала смѣяться.
— Это... это... это неприлично... это... это... А съ этимъ... этимъ Вальтрановымъ я раздѣлаюсь. Я...
— Постойте, перебила Вѣрочка,—вы меня зачѣмъ увезли изъ клуба?
— Какъ зачѣмъ? Что за вопросъ? — Да вы меня за кого приняли?