толчковъ, а по откосу и—вообще—по близости полотна дороги не пасся и не шатался забѣглый скотъ.
Вообще — повторяю — жизнь шлагбаумнаго сторожа очень незавидна, такъ что если бы возможно было пред
ложить занять это мѣсто управляющему дорогой или другой какой либо желѣзнодорожпой «шишкѣ*, увели
чивъ—конечно—солидной цифрой окладъ получаемыхъ ими «тысячъ», то—безъ сомнѣнія—всякій предпочелъ бы остаться на прежнемъ мѣстѣ и довольствоваться меньшимъ числомъ получаемыхъ тысячъ, чѣмъ поступить въ шлагбаумные сторожа на большій окладъ и потерять совершенную возможность « сэкономить» въ три-четыре года домишко въ нѣсколько десятковъ тысячъ.
Но... это въ сторонѣ.—Давнымъ давно уже извѣстно, или—по крайней мѣрѣ—должно быть извѣстно, что если кому либо изъ числа служащихъ на желѣзныхъ дорогахъ и возможно запасти малую толику про черный день, то уже для всевозможныхъ сторожей, стрѣлочниковъ, коче
гаровъ, обтерщиковъ и т. д. т. д.—для всѣхъ этихъ неизмѣримо-мельчайшихъ сошекъ изъ числа всей служащей челяди на дорогахъ, экономія и запасъ изъ обще
ственнаго добра про черный день и часъ—немыслимы, за весьма немногими исключеніями.
Незнакомецъ, возведенный въ почетный санъ шлагбаумнаго сторожа, сразу увидалъ всю невыгодную, не
приглядную сторопу новаго положенія, невыгодную тѣмъ болѣе, что одному жить въ будкѣ изо дня въ день было скучно, а сторожить поѣзда, слѣдить за тѣмъ, чтобы все было исправно въ верстовомъ участкѣ—было, по
жалуй и немыслимо: необходимъ былъ когда нибудь и отдыхъ...
Везъ сомнѣнія, если бы не ежедневныя посѣщенія Катерины Прохоровны и не мудрая пословица: «терпи канакъ, атаманомъ будешь», то онъ—не долго думая и не прельщаясь десятью рублями, получаемыми имъ ежемѣсячно въ вознагражденіе за труды свои—оставилъ бы новую почетную должность; но то и другое—вмѣстѣ взятое —заставляло его мирно и покорно, но крайней мѣрѣ нѣкоторое время,—нести обязанности, возложенныя на него новой должностью.
Но здѣсь, мнѣ кажется, необходимо будетъ пояснить вкратцѣ о причинахъ ежедневныхъ посѣщеній дочерью дорожнаго мастера будки шлагбаумнаго сторожа.
Прохоръ Семеновичъ, узнавши, что шлагбаумный сторожъ изъ числа «письменныхъ» людей и настолько образованъ, что превосходитъ въ этомъ даже его, дорож
наго мастера Шишовско-Пѣтуховской линіи—предложилъ ему «объумить граматѣ», какъ выразился дорожный мастеръ, упрямицу-дочь.
— Ты мнѣ, братъ, ужч. на нуть-то только наставь,
пріохоть её къ самой этой граматѣ, а я ужъ тамъ и самъ сдѣлаюсь и тебя не забуду!... Безъ граматы же, братецъ, самъ знаешь—но новѣйшему времени нельзя, всѣ въ неё вдарились!... Може и мнѣ придется её за граматнаго отдать, такъ чтобы ни опа, ни мужъ ея не кучились на меня, что дурой необразованной оставилъ! —
пояснялъ Прохоръ Семеновичъ новому учителю своей дочери и въ заключеніе, какъ-то некстати добавлялъ:
— Конечно, по нашему положенію гдѣ же думать за образованнаго выдать—и то хорошо было бы, если бы изъ нашего брата голяка человѣкъ хорошій съ мозгомъ и съ понятіемъ попался!... Но себѣ дерево хорошее срубить—и то благодареніе Богу вознесли бы!...
Послѣднее добавленіе Прохора Семеновича коломъ засѣло въ головѣ сторожа.
— И чѣмъ же это я не мужъ Катеринѣ?!... Чѣмъ не зять Сундукову?!... Воровать-то да экономить я и самъ съумѣлъ бы не Хуже его!...—думалъ онъ и при
стально, подозрительно пристально посматривалъ на дочь дорожнаго мастера, старательно разбирающую по скла
дамъ какую нибудь премудрую фразу, которыми такъ изобилуютъ всѣ вообще на свѣтѣ азбуки...
— Вы о чемъ это такъ задумались, Семенъ Ивановичъ,—справлялась Катерина Прохоровна, вѣроятно про
никаясь уваженіемъ къ окладистой бородѣ незнакомца и занимаемой имъ новой почетной должности и потому величая его по имени и отчеству.
— Гакъ!... Думаю—какъ бы 105 не прозѣвать!...— ехидно отвѣчалъ Семенъ Ивановичъ,—(и мы тоже отдадимъ должную дань почтенія незнакомцу и будемъ на
зывать его полнымъ именемъ) а самъ въ тоже время думалъ:
— Постой, любезнѣйшій Прохоръ Семеновичъ, дай срокъ, покажу я тебѣ, что и я хоть голякъ, а все же человѣкъ не плохой, съ мозгомъ и понятьемъ!... Поставь ты насъ на точку, тогда и мы, и мы съумѣемъ не хуже другихъ, не хуже твоего капиталецъ сколотить и себя въ люди вывести!... и т. д. и т. д. продолжалъ фан
тазировать Семенъ Ивановичъ по пословицѣ—чѣмъ дальше въ лѣсъ тѣмъ больше дровъ...
цемъ по помятымъ страницамъ или же перелистывала ихъ и, посматривая на сидѣвшаго передъ пей учителя, тоже мечтала, мечтала и... не безъ удивленія для себя самой замѣчала, что Семенъ Ивановичъ вовсе не похо
дитъ на чучело или пугало, а тѣмъ болѣе на домоваго, какъ это заявила она ему при первой встрѣчѣ; она даже находила, что самъ онъ болѣе походитъ на мужчину, чѣмъ Петра...
Вообще — повторяю — жизнь шлагбаумнаго сторожа очень незавидна, такъ что если бы возможно было пред
ложить занять это мѣсто управляющему дорогой или другой какой либо желѣзнодорожпой «шишкѣ*, увели
чивъ—конечно—солидной цифрой окладъ получаемыхъ ими «тысячъ», то—безъ сомнѣнія—всякій предпочелъ бы остаться на прежнемъ мѣстѣ и довольствоваться меньшимъ числомъ получаемыхъ тысячъ, чѣмъ поступить въ шлагбаумные сторожа на большій окладъ и потерять совершенную возможность « сэкономить» въ три-четыре года домишко въ нѣсколько десятковъ тысячъ.
Но... это въ сторонѣ.—Давнымъ давно уже извѣстно, или—по крайней мѣрѣ—должно быть извѣстно, что если кому либо изъ числа служащихъ на желѣзныхъ дорогахъ и возможно запасти малую толику про черный день, то уже для всевозможныхъ сторожей, стрѣлочниковъ, коче
гаровъ, обтерщиковъ и т. д. т. д.—для всѣхъ этихъ неизмѣримо-мельчайшихъ сошекъ изъ числа всей служащей челяди на дорогахъ, экономія и запасъ изъ обще
ственнаго добра про черный день и часъ—немыслимы, за весьма немногими исключеніями.
Незнакомецъ, возведенный въ почетный санъ шлагбаумнаго сторожа, сразу увидалъ всю невыгодную, не
приглядную сторопу новаго положенія, невыгодную тѣмъ болѣе, что одному жить въ будкѣ изо дня въ день было скучно, а сторожить поѣзда, слѣдить за тѣмъ, чтобы все было исправно въ верстовомъ участкѣ—было, по
жалуй и немыслимо: необходимъ былъ когда нибудь и отдыхъ...
Везъ сомнѣнія, если бы не ежедневныя посѣщенія Катерины Прохоровны и не мудрая пословица: «терпи канакъ, атаманомъ будешь», то онъ—не долго думая и не прельщаясь десятью рублями, получаемыми имъ ежемѣсячно въ вознагражденіе за труды свои—оставилъ бы новую почетную должность; но то и другое—вмѣстѣ взятое —заставляло его мирно и покорно, но крайней мѣрѣ нѣкоторое время,—нести обязанности, возложенныя на него новой должностью.
Но здѣсь, мнѣ кажется, необходимо будетъ пояснить вкратцѣ о причинахъ ежедневныхъ посѣщеній дочерью дорожнаго мастера будки шлагбаумнаго сторожа.
Прохоръ Семеновичъ, узнавши, что шлагбаумный сторожъ изъ числа «письменныхъ» людей и настолько образованъ, что превосходитъ въ этомъ даже его, дорож
наго мастера Шишовско-Пѣтуховской линіи—предложилъ ему «объумить граматѣ», какъ выразился дорожный мастеръ, упрямицу-дочь.
— Ты мнѣ, братъ, ужч. на нуть-то только наставь,
пріохоть её къ самой этой граматѣ, а я ужъ тамъ и самъ сдѣлаюсь и тебя не забуду!... Безъ граматы же, братецъ, самъ знаешь—но новѣйшему времени нельзя, всѣ въ неё вдарились!... Може и мнѣ придется её за граматнаго отдать, такъ чтобы ни опа, ни мужъ ея не кучились на меня, что дурой необразованной оставилъ! —
пояснялъ Прохоръ Семеновичъ новому учителю своей дочери и въ заключеніе, какъ-то некстати добавлялъ:
— Конечно, по нашему положенію гдѣ же думать за образованнаго выдать—и то хорошо было бы, если бы изъ нашего брата голяка человѣкъ хорошій съ мозгомъ и съ понятіемъ попался!... Но себѣ дерево хорошее срубить—и то благодареніе Богу вознесли бы!...
Послѣднее добавленіе Прохора Семеновича коломъ засѣло въ головѣ сторожа.
— И чѣмъ же это я не мужъ Катеринѣ?!... Чѣмъ не зять Сундукову?!... Воровать-то да экономить я и самъ съумѣлъ бы не Хуже его!...—думалъ онъ и при
стально, подозрительно пристально посматривалъ на дочь дорожнаго мастера, старательно разбирающую по скла
дамъ какую нибудь премудрую фразу, которыми такъ изобилуютъ всѣ вообще на свѣтѣ азбуки...
— Вы о чемъ это такъ задумались, Семенъ Ивановичъ,—справлялась Катерина Прохоровна, вѣроятно про
никаясь уваженіемъ къ окладистой бородѣ незнакомца и занимаемой имъ новой почетной должности и потому величая его по имени и отчеству.
— Гакъ!... Думаю—какъ бы 105 не прозѣвать!...— ехидно отвѣчалъ Семенъ Ивановичъ,—(и мы тоже отдадимъ должную дань почтенія незнакомцу и будемъ на
зывать его полнымъ именемъ) а самъ въ тоже время думалъ:
— Постой, любезнѣйшій Прохоръ Семеновичъ, дай срокъ, покажу я тебѣ, что и я хоть голякъ, а все же человѣкъ не плохой, съ мозгомъ и понятьемъ!... Поставь ты насъ на точку, тогда и мы, и мы съумѣемъ не хуже другихъ, не хуже твоего капиталецъ сколотить и себя въ люди вывести!... и т. д. и т. д. продолжалъ фан
тазировать Семенъ Ивановичъ по пословицѣ—чѣмъ дальше въ лѣсъ тѣмъ больше дровъ...
А Катерина Прохоровна, позабывъ о складахъ и азбукѣ, лежащей передъ пей на столѣ, машинально водила паль
цемъ по помятымъ страницамъ или же перелистывала ихъ и, посматривая на сидѣвшаго передъ пей учителя, тоже мечтала, мечтала и... не безъ удивленія для себя самой замѣчала, что Семенъ Ивановичъ вовсе не похо
дитъ на чучело или пугало, а тѣмъ болѣе на домоваго, какъ это заявила она ему при первой встрѣчѣ; она даже находила, что самъ онъ болѣе походитъ на мужчину, чѣмъ Петра...