отъ меня?!... Чего ты слѣдишь?!... ÏÏ сегодня вотъ, въ дождикъ, притащился сюда, съ работы убѣжалъ, ска
залъ, что отецъ за мной послалъ!... Вѣдь врешь все!... Знаю, что врешь!...
— Что мнѣ врать-то!?! нехотя буркнулъ Петра, тише начиная передвигать скамью, отчего она начала издавать какіе-то раздирающіе душу звуки.
— Нѣтъ, признайся — что совралъ!... Признайся, Петра, если меня любишь!... настаивала дочь дорожнаго мастера и голосъ ея зазвучалъ какъ-то тише, мягче и ласковѣе.
— Ну... ну, совралъ—что-же изъ этого?!... прошепталъ сговорчивый возница.
— А тоже, что ты и на самомъ дѣлѣ выходишь дуракъ!... Отецъ узнаетъ, что сбѣжалъ самовольно съ работы и разочтетъ!...
— Мнѣ все равно!... пояснилъ Петръ и, какъ бы желая доказать, что ему дѣйствительно все равно: ра
зочтетъ его дорожный мастеръ или нѣтъ, опустился на полъ около скамейки и—стараясь не глядѣть на Кате
рину Прохоровну—спокойно принялся свертывать папиросу.
— Нѣтъ, не все равно: тогда ужь нельзя будетъ придти наврать, что отецъ за мной прислалъ!... Тогда нужно будетъ работы отыскивать, что бы голодному какъ собакѣ не сидѣть!... Тогда ужь некогда будетъ за мной услѣживать!...
— Мнѣ все равно!... снова послышался прежній отвѣтъ.
Настало минутное молчаніе...
— И чего тебѣ только нужно въ самомъ дѣлѣ отъ меня?!... недоумѣвала дочь дорожнаго мастера.
— Ничего!... Только не могу... не могу я этого вынести!... Слышь—не могу!... И ты меня не дразни,
Катерина!... Слышь—не дразни!... какъ-то задыхаясь пробормоталъ Петра, съ озлобленіемъ чиркая спичкой о грязный полъ.
— А что будетъ если раздразню?!...
— А то и будетъ, что пойду и повинюсь во всемъ твоему отцу—пускай что хочетъ, то и дѣлаетъ! .. А этому щелкоперу ребра переломаю!... Ей-Богу переломаю!... Нея буду!... въ конецъ расходился Петръ, и свер
нутая, но незакурениая папироса полетѣла въ стѣну и шлепнулась о полъ...
— Что же, и давно бы такъ сдѣлалъ!... Ты знаешь^ какъ я боюсь отца, знаешь также и то, что если ты все это сдѣлаешь, я сильнѣе и больше полюблю тебя!.
Что-же, съ Богомъ!... Давно бы... избавилъ меня отъ твоихъ подсматриваній!... А только я тебѣ опять скажу все-таки и повторю: негоденъ ты въ мужья мпѣ—ладить
со мной не умѣешь, да и не по твоему характеру дѣло это!... закончила свою рѣчь Катерина Прохоровна и судорожно принялась перелистывать книжку, которую дер
жала въ рукахъ, хотя очевидной надобности въ этомъ перелистываніи и не предвидѣлось.
Петръ приподнялся съ полу и, прильнувъ губами къ этимъ рукамъ, жарко, страстно принялся цѣловать ихъ..
— Ну, не сердись, не сердись па меня, моя любушка!... Я это только такъ... Пошутилъ только!... Извѣстно—думается!... лепеталъ онъ.
— Хоть ты и обидѣлъ меня, Петра, сильпо обидѣлъ — снова заговорила Катерина Прохоровна, какъ бы не слыша словъ его—а я все бы на твоемъ мѣстѣ ломать ребра ему не стала!... Зачѣмъ ихъ ломать?... Неизвѣстно еще—кто кому сломаетъ и удастся-ли сломать!... А я взяла бы сейчасъ его ключъ, мотыку и лопату, да ночью развинтила бы... ІІропалъ-бы человѣкъ ии за что, въ Сибирь бы ушелъ!...
— И въ самомъ дѣлѣ!?!... мелькнула въ головѣ Петра мысль, по онъ—желая вѣроятно, отогнать отъ себя это новую, набѣжавшую шальную мысль —крѣпче цѣловалъ руку Катерины Прохоровны и громче лепеталъ:
— Нѣтъ, нѣтъ —любушка!... Зачѣмъ губить человѣка?!... Насильно милъ не будешь!... Да, вѣдь, и ты не въ конецъ еще разлюбила меня, любушка?!...
— Не знаю, Петра!... несмѣло какъ-то проговорила Катерина Прохоровна и обняла лепетавшаго Петра.—
Ничего не сказалъ на это Петра, но для него это «незнаю» было масломъ, подлитымъ въ огонь...
П. Таракашкинъ.
( Окончаніе слѣдуетъ).
Растяжимостью понятій
Каждый долженъ обладать,
Чтобъ въ кругу своихъ собратій Честь увѣренно стяжать. Разсуяиая хлоднокровно, Убѣдился я давно—
Молено честнымъ быть условно, Только дѣйствуя умно.
И въ красоточку влюбился—
Въ этомъ нѣтъ большихъ помѣхъ— Но, нежданно очутился
Я родителемъ на грѣхъ...
Въ бракъ вступай, вотъ положенье! Тутъ иной бы пріунылъ,
залъ, что отецъ за мной послалъ!... Вѣдь врешь все!... Знаю, что врешь!...
— Что мнѣ врать-то!?! нехотя буркнулъ Петра, тише начиная передвигать скамью, отчего она начала издавать какіе-то раздирающіе душу звуки.
— Нѣтъ, признайся — что совралъ!... Признайся, Петра, если меня любишь!... настаивала дочь дорожнаго мастера и голосъ ея зазвучалъ какъ-то тише, мягче и ласковѣе.
— Ну... ну, совралъ—что-же изъ этого?!... прошепталъ сговорчивый возница.
— А тоже, что ты и на самомъ дѣлѣ выходишь дуракъ!... Отецъ узнаетъ, что сбѣжалъ самовольно съ работы и разочтетъ!...
— Мнѣ все равно!... пояснилъ Петръ и, какъ бы желая доказать, что ему дѣйствительно все равно: ра
зочтетъ его дорожный мастеръ или нѣтъ, опустился на полъ около скамейки и—стараясь не глядѣть на Кате
рину Прохоровну—спокойно принялся свертывать папиросу.
— Нѣтъ, не все равно: тогда ужь нельзя будетъ придти наврать, что отецъ за мной прислалъ!... Тогда нужно будетъ работы отыскивать, что бы голодному какъ собакѣ не сидѣть!... Тогда ужь некогда будетъ за мной услѣживать!...
— Мнѣ все равно!... снова послышался прежній отвѣтъ.
Настало минутное молчаніе...
— И чего тебѣ только нужно въ самомъ дѣлѣ отъ меня?!... недоумѣвала дочь дорожнаго мастера.
— Ничего!... Только не могу... не могу я этого вынести!... Слышь—не могу!... И ты меня не дразни,
Катерина!... Слышь—не дразни!... какъ-то задыхаясь пробормоталъ Петра, съ озлобленіемъ чиркая спичкой о грязный полъ.
— А что будетъ если раздразню?!...
— А то и будетъ, что пойду и повинюсь во всемъ твоему отцу—пускай что хочетъ, то и дѣлаетъ! .. А этому щелкоперу ребра переломаю!... Ей-Богу переломаю!... Нея буду!... въ конецъ расходился Петръ, и свер
нутая, но незакурениая папироса полетѣла въ стѣну и шлепнулась о полъ...
— Что же, и давно бы такъ сдѣлалъ!... Ты знаешь^ какъ я боюсь отца, знаешь также и то, что если ты все это сдѣлаешь, я сильнѣе и больше полюблю тебя!.
Что-же, съ Богомъ!... Давно бы... избавилъ меня отъ твоихъ подсматриваній!... А только я тебѣ опять скажу все-таки и повторю: негоденъ ты въ мужья мпѣ—ладить
со мной не умѣешь, да и не по твоему характеру дѣло это!... закончила свою рѣчь Катерина Прохоровна и судорожно принялась перелистывать книжку, которую дер
жала въ рукахъ, хотя очевидной надобности въ этомъ перелистываніи и не предвидѣлось.
Петръ приподнялся съ полу и, прильнувъ губами къ этимъ рукамъ, жарко, страстно принялся цѣловать ихъ..
— Ну, не сердись, не сердись па меня, моя любушка!... Я это только такъ... Пошутилъ только!... Извѣстно—думается!... лепеталъ онъ.
— Хоть ты и обидѣлъ меня, Петра, сильпо обидѣлъ — снова заговорила Катерина Прохоровна, какъ бы не слыша словъ его—а я все бы на твоемъ мѣстѣ ломать ребра ему не стала!... Зачѣмъ ихъ ломать?... Неизвѣстно еще—кто кому сломаетъ и удастся-ли сломать!... А я взяла бы сейчасъ его ключъ, мотыку и лопату, да ночью развинтила бы... ІІропалъ-бы человѣкъ ии за что, въ Сибирь бы ушелъ!...
— И въ самомъ дѣлѣ!?!... мелькнула въ головѣ Петра мысль, по онъ—желая вѣроятно, отогнать отъ себя это новую, набѣжавшую шальную мысль —крѣпче цѣловалъ руку Катерины Прохоровны и громче лепеталъ:
— Нѣтъ, нѣтъ —любушка!... Зачѣмъ губить человѣка?!... Насильно милъ не будешь!... Да, вѣдь, и ты не въ конецъ еще разлюбила меня, любушка?!...
— Не знаю, Петра!... несмѣло какъ-то проговорила Катерина Прохоровна и обняла лепетавшаго Петра.—
Ничего не сказалъ на это Петра, но для него это «незнаю» было масломъ, подлитымъ въ огонь...
П. Таракашкинъ.
( Окончаніе слѣдуетъ).
РАСТЯЖИМОСТЬ ПОНЯТІЙ
Растяжимостью понятій
Каждый долженъ обладать,
Чтобъ въ кругу своихъ собратій Честь увѣренно стяжать. Разсуяиая хлоднокровно, Убѣдился я давно—
Молено честнымъ быть условно, Только дѣйствуя умно.
И въ красоточку влюбился—
Въ этомъ нѣтъ большихъ помѣхъ— Но, нежданно очутился
Я родителемъ на грѣхъ...
Въ бракъ вступай, вотъ положенье! Тутъ иной бы пріунылъ,