— Знаешь и ладно. Помни, Лекоѣй, отецъ твой отъ эвтаго капиталъ нажилъ, въ люди вышелъ, почетъ возы
мѣлъ... Охъ, хоть и грѣшно, а ничего не подѣлаешь; вся наша, теперича, коммерція на томъ самымъ зиждится... Резонно я говорю, Лекоѣй, али нѣтъ?...
— Самый резонтъ-съ, тятенька...
— То-то, говорю, гляди, ухо держи востро. Пальца не клади въ ротъ откусятъ...
— Не безпокойтесь, тятенька, у насъ не откусятъ-съ. — И себя, Лекоѣй, соблюдай: первымъ дѣломъ виномъ не упивайся, ибо въ винѣ есть блудъ... Ежели, теперича, голова твоя трезвая и мысли, значитъ, твои есть трезвы. Про веселыя мѣста и не моги думать, помышленіе свое за
всегда имѣй въ чистотѣ... Ежели теперича, блажъ какая въ голову тебѣ придетъ, ты сейчасъ, значитъ, садись и читай книгу «вертоградъ духовный». Я приказалъ матери въ чемоданъ къ тебѣ ее положить; слышишь?
— Слушаю-съ, тятенька.
— Мотри, говорю, Лексѣй слушай и помни мое «идравоученіе». Ежели что, Боже упаси, я услышу про твои какіе ни на есть «дебоширства», ну ужъ въ тѣ поры не взыщи, но этану тебя вытребую съ ярманки, али самъ пріѣду и расправа моя надъ тобой будетъ жестокая: три шкуры съ тебя спущу... Помни!...
— Да что вы-съ, тятенька! Да разрази меня на семъ мѣстѣ, ежели я что подумаю худое, не токмо дѣлать-съ...
— Ладно. Теперича пойдемъ въ образную, тамъ мать дожидается, помолимся Богу, да и въ добрый часъ, въ путь - дорогу, — сказалъ Гаврила Гавриловичъ и отправился съ Алешей въ образную.
Въ образной пришлось Алешѣ много положить земныхъ поклоновъ и выслушать еще кучу «ндравоученій
отъ матери. Потъ льетъ градомъ съ Алеши, онъ, смиренно наклонивъ голову, принимаетъ истовое благословеніе отъ своихъ «дражайшихъ» родителей. Вотъ наступила минута отъѣзда; троекратно поклонившись въ ноги «тятеньки и маменьки» и троекратно облобызавши всѣхъ домашнихъ, Алеша, въ сопровожденіи Селифана, молодца, стремглавъ выскочилъ за ворота и вздохнулъ свободно.
— Фу, батюшки!... Ну и старики, битыхъ три часа «ндравоучепіе» читали, индо въ нотъ бросило, фу! совсѣмъ истомили... И какъ эвто у нихъ языкъ выдержи
ваетъ, подрядъ три часа одно и тоже долбить... Селифанъ! обратился Алеша къ молодцу, — вотъ тебѣ деньги, бери билетъ до Владиміра и тамъ меня дожидайся,—я прибуду завтра на вечеровомъ: понимаешь?...
— Понимаю-съ, Лексѣй Гаврилычъ... вы, значитъ, въ Москвѣ нонѣшнюю ночь пробудете и...
— И кутну съ пріятелями въ полное свое разудовольствіе... Понялъ?...
— Попялъ-съ, Лексѣй Гаврилычъ... Вы, значитъ, проводы свои устроите, что называется съ «аптикомъ».
— Вѣрно... Теперича маршъ на всѣ четыре стороны !... Жди во Владимірѣ... Эй, извощикъ! въ Альгамбру; сажусь безъ торгу; дамъ, что заслужишь, а ты погоняй свою клячу въ хвостъ и гриву... Пошелъ!
И Алеша Моиеткинъ скрылся на лихачѣ изъ глазъ Селифана...
Д. Дмитріевъ.,
***
Грустная картина
Мнѣ кругомъ видна.. Вся печать родная Пошлостью полна.
Толстые журналы, Тонкіе листы

Ругань разсыпаютъ...

Гдѣ-жь, порядокъ, ты? Скука фельетоновъ, Ложь и клевета, Глупость идіота
Съ пошлостью шута\ Духъ спекулятивный, Надувательствъ тьма; Бѣдная отчизна,
Бѣдная страна!
Преміи—приманки, Содержанье —вздоръ;
Хоръ писакъ бездарныхъ, И поэтовъ хоръ. Цѣлыми стадами
Утки... признаюсь, Узнаю тебя я,
О родная Русьі
Въ этой тьмѣ, глубокой Искры не видать, О родная пресса,
О печать, печать!
Долго ждать придется Намъ другаго дня... И бѣгутъ рѣкою Слезы у меня...
А. Л,

На бҌгу

СЦЕНКИ.
Ипподромъ пустъ, на мѣстахъ масса публики. Солнце, что называется, жаритъ во всѣ лопатки. Сидящая налуч