іпихъ мѣстахъ шикарно одѣтая дама кивкомъ головы подзываетъ къ себѣ одного пзъ членовъ Общества.
— Ваши лошади сегодня... гмъ... участвуютъ? нослѣ первыхъ привѣтствій спрашиваетъ она.
— Да сейчасъ же бѣжала моя лошадь, въ афишѣ вѣдь сказано.
— А! А я признаться и не посмотрѣла на афишу. Что же скоро начнутъ?
— Черезъ десять минутъ.
— Скажите пожалуйста, чья это лошадь бѣжала сейчасъ, гнѣдая?
— Ахъ это кобыла?
— Ну я право не знаю, кто она тамъ... — Да вѣдь бѣжало двѣ гнѣдыхъ лошади. — Не знаю...
Помявшись минуты съ двѣ, членъ Общества откланивается и уходитъ. Дама, презрительно улыбаясь, провожаетъ его глазами, затѣмъ обращается къ сидящей рядомъ:
— Ты слышала? — Что?
— Да какъ же, я его спрашиваю о гнѣдой лошади, а онъ вдругъ доходитъ до такихъ тонкостей, кобыла она или кто... Да у нихъ и въ афишахъ только и читаешь, что кобыла, да кобыла... Фи!...
— Но вѣдь это ихъ термины, мой другъ, какъ же быть... — Пускай себѣ термины, но собирая людей порядочнаго общества, они не должны игнорировать тѣ условія, къ ко. торымъ это общество привыкло и исполненіемъ которыхъ дорожитъ. Вдругъ—кобыла... Очень пріятно вести такой разговоръ.
На ипподромѣ нѣкоторое оживленіе— выводятъ участвующихъ въ состязаніи лошадей. Оставившіе мѣста торопятся занять ихъ. Неподалеку отъ шикарной дамы ведутъ разговоръ два франта.
— Знаешь, говоритъ одинъ, бѣгъ имѣетъ на меня какоето особенное вліяніе. — Какое же?
— Хочется самому мчаться во весь карьеръ, хочется этой бѣшеной скачки. На бѣгъ я иначе не ѣзжу, іакъ на лихачѣ, и ощущеніе бѣшеной, отчаянной ѣзды дополняетъ для меня удовольствіе, получеиное на бѣгу. А ты?
— Я вообще люблю шибко ѣздить, но особеннаго пристрастія къ бѣшеной, какъ ты выражаешься, ѣздѣ не имѣю. — Поѣдемъ отсюда со мной вмѣстѣ. — Ладно.
По другую сторону павильона разговариваютъ два купчика, оба немного на веселѣ.
— Эхъ, братъ Петя, лошадь это первое дѣло, говоритъ одинъ.
— То-есть какъ?
— Такъ, потому что первое дѣло животное она благо
родное, а второе—рысь у нея, это, братецъ —штука. Та нерь смотришь ты, братецъ мой, на бѣгъ, лошадь эго словно машина какая налитъ, у тебя индо поджилки тря сутся. Вѣрно я говорю?
— Да
— Ежели женюсь, вотъ примѣрно нослѣ Макарья, я себѣ лошадей такихъ заведу, что... ну, да одно слово —засушу. Ей-ей право.
— Когда женюсь-то? А что мнѣ тогда до самого-то? Очень нужно. Нѣтъ, братецъ мой, очинно я люблю лоша
дей. Теперь вотъ смотрю на бѣгъ, такъ меня подмываетъ, выпить индо захотѣлось.
— Это точно.
— А что? Тебѣ тоже?
— Я, братъ, самъ люблю лошадей и чтобы съ бѣгу непремѣнно выпить, это ужъ положеніе.
— То-то и оно-то! Такъ значить отсюда двинемъ? — Одно слово! — Куда же?
— Да къ Яру, куда же кромѣ.
— Ну что-жь, къ Яру такъ къ Яру. Такъ стало быть дистанція бутылка водки и бутылка коньяку, перебѣжка по мадерамъ, а призъ шампанское. Такъ, что ли?
— И разлюбезное дѣло!
На болѣе далекихъ мѣстахъ почтенная дама, повидимому чиновница стараго покроя, ведетъ рѣчь съ сосѣдомъ, торговымъ человѣкомъ къ дутыхъ сапогахъ, долгополомъ сюртукѣ и черномъ суконномъ картузѣ съ лакированнымъ козырькомъ.
— Такъ на што-жь вы сюда пріѣхали, ежели какъ сами говорите лошадей не любите? спрашиваетъ торговый человѣкъ.
— Нѣтъ, какъ можно не люблю, говоритъ дама, лошадь животное полезное, опять же твореніе божіе...
— Эго, перебиваетъ торговецъ, это вы, матушка, изъ священнаго писанія, а отселя до священнаго писанія очинно
даже далече, почему-што здѣся близиръ одинъ, примѣрно какъ бы представленіе.
— Вотъ я о томъ то...
— А што лошадь, вновь перебиваетъ торговецъ,— животное пользительное, такъ это вы очинно даже справедливо. Сколь пароду лошадьми кормится...
— У меня таперь своякъ, женинной сестры мужъ значитъ, такъ онъ дворъ содержитъ, у него танерь оиричь каретъ и колясокъ што на дворѣ стоятъ, двадцать запряжекъ въ одиночку но Москвѣ ѣздятъ. Очень, я вамъ доложу, пользительное дѣло:
— Ваши лошади сегодня... гмъ... участвуютъ? нослѣ первыхъ привѣтствій спрашиваетъ она.
— Да сейчасъ же бѣжала моя лошадь, въ афишѣ вѣдь сказано.
— А! А я признаться и не посмотрѣла на афишу. Что же скоро начнутъ?
— Черезъ десять минутъ.
— Скажите пожалуйста, чья это лошадь бѣжала сейчасъ, гнѣдая?
— Ахъ это кобыла?
— Ну я право не знаю, кто она тамъ... — Да вѣдь бѣжало двѣ гнѣдыхъ лошади. — Не знаю...
Помявшись минуты съ двѣ, членъ Общества откланивается и уходитъ. Дама, презрительно улыбаясь, провожаетъ его глазами, затѣмъ обращается къ сидящей рядомъ:
— Ты слышала? — Что?
— Да какъ же, я его спрашиваю о гнѣдой лошади, а онъ вдругъ доходитъ до такихъ тонкостей, кобыла она или кто... Да у нихъ и въ афишахъ только и читаешь, что кобыла, да кобыла... Фи!...
— Но вѣдь это ихъ термины, мой другъ, какъ же быть... — Пускай себѣ термины, но собирая людей порядочнаго общества, они не должны игнорировать тѣ условія, къ ко. торымъ это общество привыкло и исполненіемъ которыхъ дорожитъ. Вдругъ—кобыла... Очень пріятно вести такой разговоръ.
На ипподромѣ нѣкоторое оживленіе— выводятъ участвующихъ въ состязаніи лошадей. Оставившіе мѣста торопятся занять ихъ. Неподалеку отъ шикарной дамы ведутъ разговоръ два франта.
— Знаешь, говоритъ одинъ, бѣгъ имѣетъ на меня какоето особенное вліяніе. — Какое же?
— Хочется самому мчаться во весь карьеръ, хочется этой бѣшеной скачки. На бѣгъ я иначе не ѣзжу, іакъ на лихачѣ, и ощущеніе бѣшеной, отчаянной ѣзды дополняетъ для меня удовольствіе, получеиное на бѣгу. А ты?
— Я вообще люблю шибко ѣздить, но особеннаго пристрастія къ бѣшеной, какъ ты выражаешься, ѣздѣ не имѣю. — Поѣдемъ отсюда со мной вмѣстѣ. — Ладно.
По другую сторону павильона разговариваютъ два купчика, оба немного на веселѣ.
— Эхъ, братъ Петя, лошадь это первое дѣло, говоритъ одинъ.
— То-есть какъ?
— Такъ, потому что первое дѣло животное она благо
родное, а второе—рысь у нея, это, братецъ —штука. Та нерь смотришь ты, братецъ мой, на бѣгъ, лошадь эго словно машина какая налитъ, у тебя индо поджилки тря сутся. Вѣрно я говорю?
— Да
— Ежели женюсь, вотъ примѣрно нослѣ Макарья, я себѣ лошадей такихъ заведу, что... ну, да одно слово —засушу. Ей-ей право.
— А «самъ» то?
— Когда женюсь-то? А что мнѣ тогда до самого-то? Очень нужно. Нѣтъ, братецъ мой, очинно я люблю лоша
дей. Теперь вотъ смотрю на бѣгъ, такъ меня подмываетъ, выпить индо захотѣлось.
— Это точно.
— А что? Тебѣ тоже?
— Я, братъ, самъ люблю лошадей и чтобы съ бѣгу непремѣнно выпить, это ужъ положеніе.
— То-то и оно-то! Такъ значить отсюда двинемъ? — Одно слово! — Куда же?
— Да къ Яру, куда же кромѣ.
— Ну что-жь, къ Яру такъ къ Яру. Такъ стало быть дистанція бутылка водки и бутылка коньяку, перебѣжка по мадерамъ, а призъ шампанское. Такъ, что ли?
— Идетъ.
— И разлюбезное дѣло!
На болѣе далекихъ мѣстахъ почтенная дама, повидимому чиновница стараго покроя, ведетъ рѣчь съ сосѣдомъ, торговымъ человѣкомъ къ дутыхъ сапогахъ, долгополомъ сюртукѣ и черномъ суконномъ картузѣ съ лакированнымъ козырькомъ.
— Такъ на што-жь вы сюда пріѣхали, ежели какъ сами говорите лошадей не любите? спрашиваетъ торговый человѣкъ.
— Нѣтъ, какъ можно не люблю, говоритъ дама, лошадь животное полезное, опять же твореніе божіе...
— Эго, перебиваетъ торговецъ, это вы, матушка, изъ священнаго писанія, а отселя до священнаго писанія очинно
даже далече, почему-што здѣся близиръ одинъ, примѣрно какъ бы представленіе.
— Вотъ я о томъ то...
— А што лошадь, вновь перебиваетъ торговецъ,— животное пользительное, такъ это вы очинно даже справедливо. Сколь пароду лошадьми кормится...
— Это конечно.
— У меня таперь своякъ, женинной сестры мужъ значитъ, такъ онъ дворъ содержитъ, у него танерь оиричь каретъ и колясокъ што на дворѣ стоятъ, двадцать запряжекъ въ одиночку но Москвѣ ѣздятъ. Очень, я вамъ доложу, пользительное дѣло: