телемъ новой вѣры долженъ былъ ввергнуть его въ адскія пытки, изображенныя на одной изъ иконъ его молельни.
Дѣвичьи посидѣлки часто происходили въ домѣ ІІовинцнвыхь. Настя уходила къ подругамъ; не найдя ее дома, Бурлаковъ тоже взбирался по шаткой лѣстницѣ свѣтелки, гдѣ Ѳеня и СтёФа весело болтали, смѣялись и даже успѣвали своимъ вліяніемъ разсѣять мрачное облако, затуманившее блескъ хорошенькихъ невѣсти
ныхъ глазъ; легкая улыбка порой скользила по ея блѣднымъ губамъ, и какъ счастливъ бывалъ Семенъ Сергѣевичъ, уловивъ это минутное забытье своей бу
дущей жены! .. Свадьбу рѣшено было съиграть на Красной горкѣ и Настя съ ужасомъ считала ежедневную убыль въ своей дѣвичьей волѣ.
Въ то же вр мя другое сватовство ладилось въ тихомолку: мать Василиса, покорно исполнявшая приказанія владыки Даніила, искала жениха для Катерины.
Олнтды у воротъ просторной избы, извѣстной подъ названіемъ скита, гдѣ спасались десятка полтора старухъ раскольницъ, стояла ихъ игуменья и разговари
вала съ молодыми, высокимъ парнемъ, служившимъ въ должности артельщика у Снѣгова. Это быль мужчина лѣтъ 2ь; плечистый и здоровый, сп. краснымъ, немного рябоватымъ лицомъ, съ длиннымъ носомъ и топкими, безцвѣтными губами, опушенными рыжеватыми усиками, молодецки закрученными кверху. Вообще онъ слылъ за красиваго малаго во мнѣніи деревенскихъ женщинъ и фабричныхъ дѣвокъ, съ которыми водилъ дружбу да компанію по при болѣе осмысленномъ наблюденіи, вы
раженіе его сѣрыхъ, бѣгающихъ глазъ имѣло въ себѣ столько лукавства и наглости, что отталкивало убѣж
деніемъ въ порочныя страсти, скрытыя подъ этой несимпатичной личиной.
Ее надо непремѣнно поскорѣй замужъ отдать, а то совсѣмъ бабенка избалуется... тогда отъ владыки бѣда, разругаетъ, почему я ее не устерегла да не сосватала.
— Пожалуй, я женюсь на ней, сказалъ Тимофсй, словно нехотя.—Ужь такъ и быть, сдѣлаю вамъ, те
тенька, удовольствіе, но задаромъ я не согласенъ. Пускай она мнѣ домъ подпишетъ да деньгами наградитъ, а то эдакъ-то она съ молодцами гулять станетъ, а я не при чемъ останусь.
— Ты ее построже держи: потачки не давай, научала тетка.—коли что подмѣтишь, аль уважать тебя не захочетъ, такъ и за косы ... На то мужъ... таковъ за
конъ... передъ мужемъ баба не смѣй пикнуть! Ихъ надо вотъ какъ держать! — И старуха, сжавъ кулакъ, нагляднымъ образомъ показала племяннику, какъ слѣ
дуетъ женъ пріучать къ повиновенію. — На счетъ дома и денегъ я стараюсь, —продолжала сваха, подумавъ.— Разумѣется, тебѣ жутко и взять безъ обезпеченья. Всегото пожалу й не отдастъ: Захаръ Ларіонычъ старикъ ха
рактерный, Катю жалѣетъ, а опа его во всемъ слу шается, но безпремѣнно половину дома пусть тебѣ отдадутъ.
— Вы деньгами-то, тетенька, пуще всего постарайтесь, чтобъ наградили, а что домъ? отъ него уголъ не откусишь, настаивалъ ТимоФей.
— Охъ ты, плутъ малый! любя грозилась на него тетка.—Ты деньги па что просишь? Знаю я! Небойсь красавицъ своихъ одѣлять! А ты тетку-то не забудь, какъ сосватаю.
— Ужь это будьте безъ сумлѣнія, обнадеживалъ племянникъ, — вамъ сотню аль двѣ отвалю, посмотримъ вотъ, много ли еще выхлопочете-то!
— Ладно, племянничекъ! похлопочу я для родпаго! Очень желательно мнѣ тебя пристроить! говорила Ва
силиса — ІІойдемъ-ка теперь къ намъ въ келію; только ты нашимъ старухамъ ни слова не молви объ этомъ дѣлѣ: испортятъ онѣ все, разболтаютъ! Еще пожалуй другихъ жениховъ сватать станутъ.
— Такъ-то, Тимоша! толковала игуменья своему племяннику. — Полно тебѣ распутничать! Не мальчишка ужь! пора угомониться!... Сегодня одна, завтра другая! Сег дня ты пьянъ, завтра съ похмѣлья; вѣдь эдакъ,
голубчикъ, прямо въ преисподнюю угодишь! Ты жениська на Катеринѣ: бабенка она епе молодая, красивая,
смирная; с/ь ней всякій мужъ уживется. Опять же сосгомш лгко у ней порядочное, ты значитъ въ домъ войдешь, въ полную чашу и всѣмъ бу дешь распоряжаться.
— Оно такъ-то такъ, тетенька! отвѣчалъ хитрый малый. — Катерина невѣста была бы не плохая; одно только не ладно: Аитопъ-то! Вспомни, какъ онь без
образничалъ на первой ея свадьбѣ, пожалуй и опять такъ будетъ.
— И, полно, любезный! Аптонъ можетъ теперь на томъ свѣтѣ; небойсь давно съ кругу спился, да околѣлъ гдѣ нибудь въ кабакѣ.
— То-то нѣтъ, тетенька! Антонъ живъ и здоровъ: недавно здѣсь былъ... маѣ одинъ Фабричный парень сказывалъ, какъ отстуішикъ-то съ Катей любезничалъ па погостѣ объ масляной.
Василиса ужаснулась и не вдругъ повѣрила такой удали отъ вдовушки.
— Ай-да смиренница! ахала злая старуха.—Глядѣть на нее—словно воды не замутитъ, анъ вотъ какими дѣлами занимается!... Нѣтъ, этому больше не бывать!
Тетка съ племянникомъ вошли въ избу: первая комната была самая обыкновенная, съ русской печью, ду
бовыми лавками, лоснящимся столомъ, съ холстинными половиками па чистомъ полу, съ иконами въ переднемъ
углу, гдѣ горѣли двѣ-три лампадки и торчала свѣча желтаго воска. Нѣсколько старухъ въ черныхъ сара
фанахъ, въ черныхъ душегрѣйкахъ, понизанныя по самые глаза бѣлыми миткалевыми платками, сидѣли за гребнями съ пряжей и шерстью; одна изъ нихъ дер
жала въ рукахъ ветхую книгу съ распухшими отъ слоя грязи листами и монотонно гнусила житіе мнимыхъ мучениковъ старой вѣры. Это была общая комната, имѣв
шая видъ богадѣльни, куда могъ заглянуть всякій: и раскольникъ, и православный, и полицейскій. За пере
городкой и другимъ входомъ изъ-за печки была другая коморка, гдѣ съ полу до потолка, по полкамъ, па стѣнахъ, стояли и висѣли древнѣйшія иконы, безъ окла
довъ, съ аналоемъ въ переднемъ углу и нѣсколькими десятками лампадъ, изъ коихъ многія не угасали ни днемъ, ни ночью, тщательно поддерживаемыя «елеемъ», который пудами жертвовали на этотъ предметъ почитатели «бабуншшой, или дѣвкипой секты», гдѣ представительницей была мать игуменья Василиса.
Дѣвичьи посидѣлки часто происходили въ домѣ ІІовинцнвыхь. Настя уходила къ подругамъ; не найдя ее дома, Бурлаковъ тоже взбирался по шаткой лѣстницѣ свѣтелки, гдѣ Ѳеня и СтёФа весело болтали, смѣялись и даже успѣвали своимъ вліяніемъ разсѣять мрачное облако, затуманившее блескъ хорошенькихъ невѣсти
ныхъ глазъ; легкая улыбка порой скользила по ея блѣднымъ губамъ, и какъ счастливъ бывалъ Семенъ Сергѣевичъ, уловивъ это минутное забытье своей бу
дущей жены! .. Свадьбу рѣшено было съиграть на Красной горкѣ и Настя съ ужасомъ считала ежедневную убыль въ своей дѣвичьей волѣ.
Въ то же вр мя другое сватовство ладилось въ тихомолку: мать Василиса, покорно исполнявшая приказанія владыки Даніила, искала жениха для Катерины.
Олнтды у воротъ просторной избы, извѣстной подъ названіемъ скита, гдѣ спасались десятка полтора старухъ раскольницъ, стояла ихъ игуменья и разговари
вала съ молодыми, высокимъ парнемъ, служившимъ въ должности артельщика у Снѣгова. Это быль мужчина лѣтъ 2ь; плечистый и здоровый, сп. краснымъ, немного рябоватымъ лицомъ, съ длиннымъ носомъ и топкими, безцвѣтными губами, опушенными рыжеватыми усиками, молодецки закрученными кверху. Вообще онъ слылъ за красиваго малаго во мнѣніи деревенскихъ женщинъ и фабричныхъ дѣвокъ, съ которыми водилъ дружбу да компанію по при болѣе осмысленномъ наблюденіи, вы
раженіе его сѣрыхъ, бѣгающихъ глазъ имѣло въ себѣ столько лукавства и наглости, что отталкивало убѣж
деніемъ въ порочныя страсти, скрытыя подъ этой несимпатичной личиной.
Ее надо непремѣнно поскорѣй замужъ отдать, а то совсѣмъ бабенка избалуется... тогда отъ владыки бѣда, разругаетъ, почему я ее не устерегла да не сосватала.
— Пожалуй, я женюсь на ней, сказалъ Тимофсй, словно нехотя.—Ужь такъ и быть, сдѣлаю вамъ, те
тенька, удовольствіе, но задаромъ я не согласенъ. Пускай она мнѣ домъ подпишетъ да деньгами наградитъ, а то эдакъ-то она съ молодцами гулять станетъ, а я не при чемъ останусь.
— Ты ее построже держи: потачки не давай, научала тетка.—коли что подмѣтишь, аль уважать тебя не захочетъ, такъ и за косы ... На то мужъ... таковъ за
конъ... передъ мужемъ баба не смѣй пикнуть! Ихъ надо вотъ какъ держать! — И старуха, сжавъ кулакъ, нагляднымъ образомъ показала племяннику, какъ слѣ
дуетъ женъ пріучать къ повиновенію. — На счетъ дома и денегъ я стараюсь, —продолжала сваха, подумавъ.— Разумѣется, тебѣ жутко и взять безъ обезпеченья. Всегото пожалу й не отдастъ: Захаръ Ларіонычъ старикъ ха
рактерный, Катю жалѣетъ, а опа его во всемъ слу шается, но безпремѣнно половину дома пусть тебѣ отдадутъ.
— Вы деньгами-то, тетенька, пуще всего постарайтесь, чтобъ наградили, а что домъ? отъ него уголъ не откусишь, настаивалъ ТимоФей.
— Охъ ты, плутъ малый! любя грозилась на него тетка.—Ты деньги па что просишь? Знаю я! Небойсь красавицъ своихъ одѣлять! А ты тетку-то не забудь, какъ сосватаю.
— Ужь это будьте безъ сумлѣнія, обнадеживалъ племянникъ, — вамъ сотню аль двѣ отвалю, посмотримъ вотъ, много ли еще выхлопочете-то!
— Ладно, племянничекъ! похлопочу я для родпаго! Очень желательно мнѣ тебя пристроить! говорила Ва
силиса — ІІойдемъ-ка теперь къ намъ въ келію; только ты нашимъ старухамъ ни слова не молви объ этомъ дѣлѣ: испортятъ онѣ все, разболтаютъ! Еще пожалуй другихъ жениховъ сватать станутъ.
— Такъ-то, Тимоша! толковала игуменья своему племяннику. — Полно тебѣ распутничать! Не мальчишка ужь! пора угомониться!... Сегодня одна, завтра другая! Сег дня ты пьянъ, завтра съ похмѣлья; вѣдь эдакъ,
голубчикъ, прямо въ преисподнюю угодишь! Ты жениська на Катеринѣ: бабенка она епе молодая, красивая,
смирная; с/ь ней всякій мужъ уживется. Опять же сосгомш лгко у ней порядочное, ты значитъ въ домъ войдешь, въ полную чашу и всѣмъ бу дешь распоряжаться.
— Оно такъ-то такъ, тетенька! отвѣчалъ хитрый малый. — Катерина невѣста была бы не плохая; одно только не ладно: Аитопъ-то! Вспомни, какъ онь без
образничалъ на первой ея свадьбѣ, пожалуй и опять такъ будетъ.
— И, полно, любезный! Аптонъ можетъ теперь на томъ свѣтѣ; небойсь давно съ кругу спился, да околѣлъ гдѣ нибудь въ кабакѣ.
— То-то нѣтъ, тетенька! Антонъ живъ и здоровъ: недавно здѣсь былъ... маѣ одинъ Фабричный парень сказывалъ, какъ отстуішикъ-то съ Катей любезничалъ па погостѣ объ масляной.
Василиса ужаснулась и не вдругъ повѣрила такой удали отъ вдовушки.
— Ай-да смиренница! ахала злая старуха.—Глядѣть на нее—словно воды не замутитъ, анъ вотъ какими дѣлами занимается!... Нѣтъ, этому больше не бывать!
Тетка съ племянникомъ вошли въ избу: первая комната была самая обыкновенная, съ русской печью, ду
бовыми лавками, лоснящимся столомъ, съ холстинными половиками па чистомъ полу, съ иконами въ переднемъ
углу, гдѣ горѣли двѣ-три лампадки и торчала свѣча желтаго воска. Нѣсколько старухъ въ черныхъ сара
фанахъ, въ черныхъ душегрѣйкахъ, понизанныя по самые глаза бѣлыми миткалевыми платками, сидѣли за гребнями съ пряжей и шерстью; одна изъ нихъ дер
жала въ рукахъ ветхую книгу съ распухшими отъ слоя грязи листами и монотонно гнусила житіе мнимыхъ мучениковъ старой вѣры. Это была общая комната, имѣв
шая видъ богадѣльни, куда могъ заглянуть всякій: и раскольникъ, и православный, и полицейскій. За пере
городкой и другимъ входомъ изъ-за печки была другая коморка, гдѣ съ полу до потолка, по полкамъ, па стѣнахъ, стояли и висѣли древнѣйшія иконы, безъ окла
довъ, съ аналоемъ въ переднемъ углу и нѣсколькими десятками лампадъ, изъ коихъ многія не угасали ни днемъ, ни ночью, тщательно поддерживаемыя «елеемъ», который пудами жертвовали на этотъ предметъ почитатели «бабуншшой, или дѣвкипой секты», гдѣ представительницей была мать игуменья Василиса.