У попа Филиппа была такая же молельня съ завѣтной обстановкой и тайнымъ входомъ, но ее преимущественно
посѣщали мужчины, а къ Василисѣ всякій праздникъ сбиралось пропасть женщинъ и дѣвушекъ, для коихъ имѣлись въ запасѣ миткалевые платки, надѣваемые на моленье въ видѣ Фаты, со спущенными на спинѣ кон
цами. Одежда для моленья непремѣнно должна быть русская, то-есть: сарафанъ чернаго, или хоть темнаго цвѣта.
Племянничекъ усѣлся за столъ въ переднемъ покоѣ;
неизвѣстно откуда явились тутъ два штофчикэ: одинъ съ зеленоватой, а другой съ красной жидкостью. Яви
лись и соленые грибки, и пшеничные пироги съ лукомъ, и сотовый медокъ съ изюмцемъ. Василиса угощала пле
мянника, ѣла, пила сама и подчивала старухъ богадѣленокъ; онѣ перестали предаваться воздыханіямъ надъ бѣдствіями и муками отца безсмертнаго Селиванова и
княжны Мышецкой, безъ отказу тянули подносимое винцо каждая изъ своей особой чарочки, весело бол
тали, сплетничали, забывая, что время было не масляничпое, а сыропустное...
Мать Василиса хлопотала такъ усердно, что Катерина согласилась подписать половину дома своему будущему мужу, но денегъ Захаръ Ларіоновичъ не приказалъ ей давать много.
— Надо еще посмотрѣть, каковъ-то будетъ муженекъ, говорилъ разсудительный старикъ.—А то отдай-ка ему всѣ денежки, а онъ тобой и будетъ помыкать. Коли деньги въ твоихъ рукахъ, онъ лучше будетъ тебя ува
жать. Согни три-четыре можно дать и будетъ съ него: увидимъ, какъ-то онъ съ ними управится...
Бурлаковъ не одобрялъ этотъ бракъ; ему хотѣлось высватать Катерину за одного изъ своихъ прикащиковъ, человѣка хоть пожилаго, но честнаго и дѣльнаго; впрочемъ, Семенъ Сергѣевичъ былъ такъ занятъ своей собственной свадьбой, что ему было не до другихъ.
Катерину просватали; не имѣя своей воли и самостоятельности, запуганная, трусливая женщина, какъ раба, безпрекословно дозволила распорядиться своей судьбой и свободой.
Наступила Святая недѣля; большая часть Фабричныхъ разбрелись на праздникъ въ свои родныя гнѣзда; осталь
ные—бездомные или дальніе, посѣщали ужовскіе кабаки, дрались, пьянствовали и но своему разумѣнію прово
дили время весело и пріятно. Раскольники, напротивъ, Свѣтлый праздникъ проводятъ въ постоянномъ молеб
ствіи, все ихъ развлеченіе состоитъ въ переходахъ изъ одной молельни въ другую.
Всѣ дни у Филиппа съ Василисой были разобраны: въ одномъ домѣ служили утреню, въ другомъ вечерню, въ третьемъ собирались на всенощное бдѣніе. Молодежь молилась и скучала подъ этимъ гнетомъ суевѣрія и лицемѣрной набожности... По родительскій авторитетъ и страхъ потерять отцовское благословеніе съ полумилліономъ, сотенъ или хоть десяткомъ тысячъ наслѣдства, держало въ покорности строптивое и невѣрующее молодое поколѣніе до той поры, когда образованіе и свободный воздухъ другой мѣстности, не зараженный Фанатизмомъ, возбудитъ броженіе умовъ и порывы самостоятельности... Какъ искру, таящуюся подъ
пепломъ, малѣйшее дуновеніе можетъ преобразовать зъ очистительное пламя, гдѣ со временемъ должно погибнуть старое невѣжество со старыми заблужденіями.
М. Политковская. (До слѣдующ. №).

ПАДШАЯ

Oh, n’insultez jamais une femme qui tombe!
Victor Hugo.
Клеймить презрѣніемъ не смѣйте никогда Ту женщину, что безвозвратно пала:
О, сколько, можетъ быть, и горя, и стыда Несчастная предъ этимъ испытала!
Кто знаетъ, сколько дней въ борьбѣ съ своей судьбой, Голодная, она сносила муки—
И простирала къ намъ, съ напрасною мольбой, Изсохшія, трепещущія руки?...
О, на тебѣ, богачъ, на золотѣ твоемъ,
На похоти людской, на всѣхъ, безъ исключенья, Постыднымъ и на вѣкъ позорящимъ клеймомъ Отмѣтиться должна вина ея паденья!
А. Г—ЧЕВЪ.

ОТЪ РЕДАКЦІИ

Редакція покорнѣйше проситъ своихъ подписчиковъ, въ случаѣ неполученія какого либо JNs, извѣщать ее немедленно, никакъ пе позднѣе полученія слѣдующаго за тѣмъ >£, и присылать при этомъ печатный адресъ,
снявъ его съ бандероли: безъ этого условія жалоба не можетъ быть удовлетворена. — При перемѣнѣ адреса тоже нужно прислать прежній печатный адресъ и приложить 20 коп. почтовыми марками.