рыя-то дрозжи какъ хватилъ—опять его оставили. Ну, а тутъ, какъ въ скусъ-то вошелъ, какъ ни буфетъ,
такъ машина уйдетъ, а онъ зацѣпится. На шестой день пріѣхалъ въ Нижній—рожа какъ чугунъ—узнать нельзя, билетовъ однихъ никакъ штукъ шесть привезъ. Эна,
говоритъ, дорога-то мнѣ што стоила, на ечкинской тройкѣ выгоднѣе было бы ѣхать.—Чу, жидъ съ армяниномъ связался! закончишь возгласомъ Силантій Михайловичъ .
Дѣйствительно, въ другой сторонѣ вагона перебранивались худенькій еврей съ толстымъ армяниномъ.
— Сто ни такъ разлягиваетесь? мнѣ завшемъ сидѣть не мозно.
— Што будытъ? Сиды. Чаво кричышъ.
— Пизволяйте пижалуйста, я киндуктора жвать буду. Армянинъ, безъ церемоніи положивъ на сакъ-вояжъ
подушку, полуразвалился на диванѣ, прижавъ еврея къ стѣнѣ.
— Гишпидииъ, шлухайте пижалуйста, сто зъ етава, мнѣ сидать не мозно, сто за паскудство!
— Абразованны чаловэкъ! Зачѣмъ бранишься! Сиды. Вагономъ проходитъ оберъ-кондукторъ.
— Гишпидииъ шшдукторъ, иждѣлайте сто нибудетъ изъ естимъ гишпидиномъ, для мнѣ сѣдать не мозно, онъ спютъ на минѣ.
— Господинъ, потрудитесь снять съ дивана ваши вещи, обращается оберъ-кондукторъ къ армянину.
— Чаво, кому мышаети—ныкому!
Кондукторъ настаиваетъ, армянинъ съ неудовольствіемъ кладетъ вещи на сѣтку.
— ІІу, чаво ты крычадъ? ІІычаво, ныкакова безпокойства ноту, обращается онъ къ еврею.
— ІІу и сто-зе, теперь я шщево не говорю.
— Вы жиды но какъ люды жіето, твая жіетъ для самаво себэ, иацыя ваша...
— Гишпидииъ, замалцивайте, я самъ московскій купецъ.
Армянинъ закуриваетъ толстѣйшую папиросу и откидывается на спинку дивана. Еврей смотритъ въ окно. Ночь.
Въ вагонѣ третьяго класса—мамаево побоище; большинство спитъ въ повалку, привалившись одинъ на другаго, нѣкоторые подъ лавками. Не смотря на открытыя окна, воздухъ въ вагонѣ спиртуозенъ до невоз
Вотъ, скорчившись и спрятавъ голову, спитъ, высвистывая, плюгавенькій отрепанный еврей. Противъ него па средней скамейкѣ, обнявъ локтемъ ея спинку,
могуче хранитъ толстый мущина въ разетегпутой поддевкѣ и красной кумачной рубахѣ. Фуражка его
свалилась и попала на физіономію спящаго по другую сторону. Толстяку видимо неловко: онъ то и дѣло под
нимаетъ ноги и силится уложить ихъ между сидящими напротивъ, но это ему не удается. Наконецъ удачнымъ маневромъ толстякъ поворачивается на бокъ, вскиды
ваетъ обѣ ноги на колѣни еврея и, упершись ему въ животъ, сладко потягивается.
— Ай-вай! кричитъ еврей, широко открывая глаза и хватаясь за придавившія его ноги.
— О-ой! продолжаетъ еврей,—сто зе это ой таково? пускайте, шмерть!
— Чего орешь, чортъ! огрызается спящій рядомъ съ евреемъ.
— О-ой! кричитъ еврей и съ необычайнымъ усиліемъ сбрасываетъ съ своихъ колѣнъ могучія ноги, одна изъ которыхъ попадаетъ въ физіономію, а другая па колѣни еврейскаго сосѣда.
— Эй! кричитъ тотъ,—што это сбрасываешь ноги! Толстякъ просыпается, начинается вполголоса перебранка, которой еврей вторитъ оханьемъ.
Пожилая женщина, ѣдущая съ молоденькой дѣвушкой, сладко спитъ, облокотившись па своего сосѣда. Сидящій напротивъ прикащикъ нашептываетъ что-то дѣвушкѣ...
Сидящая во второмъ классѣ знакомая намъ компанія, размѣстившись па двухъ диванахъ и сакъ-вояжахъ и положивъ на колѣни подушку, дуется въ трынку. Силантій Михайловичъ въ проигрышѣ, но видимо кура
жится. Еврей и армянинъ снятъ, дружески прислонившись другъ къ другу.
Въ другомъ отдѣленіи вагона ведется тихій разговоръ между пожилой, но съ претензіей на красоту барыней и сидящимъ напротивъ очень юнеиькимъ купчикомъ. Купчикъ сонно поддерживаетъ разговоръ и на
конецъ къ неудовольствію барыни засыпаетъ совсѣмъ. Барыня поднимаетъ окопное стекло и тоже успокоиваетея.
Поѣздъ приходитъ на станцію, купчикъ просыпается и, желая выглянуть въ окно, со всего маху выдавливаетъ макушкою стекло.
— Бей! поощряетъ Силантій Михайловичъ.
— Кто это закрылъ окно? недоумѣваетъ купчикъ. Бъ вагонъ входитъ оберъ-кондукторъ.
По платформѣ въ страшномъ безпокойствѣ бѣгаетъ взадъ и впередъ плохенькій мужичеико, обращаясь то къ тому, то къ другому съ вопросами.
— Бѣги чуда, на самый конецънлатФормы, да скорѣе! говоритъ ему сторожъ.
Мужикъ пускается во всѣ лопатки...
Раздается третій звонокъ, поѣздъ тихо двигается
такъ машина уйдетъ, а онъ зацѣпится. На шестой день пріѣхалъ въ Нижній—рожа какъ чугунъ—узнать нельзя, билетовъ однихъ никакъ штукъ шесть привезъ. Эна,
говоритъ, дорога-то мнѣ што стоила, на ечкинской тройкѣ выгоднѣе было бы ѣхать.—Чу, жидъ съ армяниномъ связался! закончишь возгласомъ Силантій Михайловичъ .
Дѣйствительно, въ другой сторонѣ вагона перебранивались худенькій еврей съ толстымъ армяниномъ.
— Чаво ты хочишь? кричалъ армянинъ.
— Сто ни такъ разлягиваетесь? мнѣ завшемъ сидѣть не мозно.
— Што будытъ? Сиды. Чаво кричышъ.
— Пизволяйте пижалуйста, я киндуктора жвать буду. Армянинъ, безъ церемоніи положивъ на сакъ-вояжъ
подушку, полуразвалился на диванѣ, прижавъ еврея къ стѣнѣ.
— Гишпидииъ, шлухайте пижалуйста, сто зъ етава, мнѣ сидать не мозно, сто за паскудство!
— Абразованны чаловэкъ! Зачѣмъ бранишься! Сиды. Вагономъ проходитъ оберъ-кондукторъ.
— Гишпидииъ шшдукторъ, иждѣлайте сто нибудетъ изъ естимъ гишпидиномъ, для мнѣ сѣдать не мозно, онъ спютъ на минѣ.
— Господинъ, потрудитесь снять съ дивана ваши вещи, обращается оберъ-кондукторъ къ армянину.
— Чаво, кому мышаети—ныкому!
Кондукторъ настаиваетъ, армянинъ съ неудовольствіемъ кладетъ вещи на сѣтку.
— ІІу, чаво ты крычадъ? ІІычаво, ныкакова безпокойства ноту, обращается онъ къ еврею.
— ІІу и сто-зе, теперь я шщево не говорю.
— Вы жиды но какъ люды жіето, твая жіетъ для самаво себэ, иацыя ваша...
— Гишпидииъ, замалцивайте, я самъ московскій купецъ.
Армянинъ закуриваетъ толстѣйшую папиросу и откидывается на спинку дивана. Еврей смотритъ въ окно. Ночь.
Въ вагонѣ третьяго класса—мамаево побоище; большинство спитъ въ повалку, привалившись одинъ на другаго, нѣкоторые подъ лавками. Не смотря на открытыя окна, воздухъ въ вагонѣ спиртуозенъ до невоз
можности. Сопѣнье и храпъ раздаются на разные топы и лады.
Вотъ, скорчившись и спрятавъ голову, спитъ, высвистывая, плюгавенькій отрепанный еврей. Противъ него па средней скамейкѣ, обнявъ локтемъ ея спинку,
могуче хранитъ толстый мущина въ разетегпутой поддевкѣ и красной кумачной рубахѣ. Фуражка его
свалилась и попала на физіономію спящаго по другую сторону. Толстяку видимо неловко: онъ то и дѣло под
нимаетъ ноги и силится уложить ихъ между сидящими напротивъ, но это ему не удается. Наконецъ удачнымъ маневромъ толстякъ поворачивается на бокъ, вскиды
ваетъ обѣ ноги на колѣни еврея и, упершись ему въ животъ, сладко потягивается.
— Ай-вай! кричитъ еврей, широко открывая глаза и хватаясь за придавившія его ноги.
— О-ой! продолжаетъ еврей,—сто зе это ой таково? пускайте, шмерть!
— Чего орешь, чортъ! огрызается спящій рядомъ съ евреемъ.
— О-ой! кричитъ еврей и съ необычайнымъ усиліемъ сбрасываетъ съ своихъ колѣнъ могучія ноги, одна изъ которыхъ попадаетъ въ физіономію, а другая па колѣни еврейскаго сосѣда.
— Эй! кричитъ тотъ,—што это сбрасываешь ноги! Толстякъ просыпается, начинается вполголоса перебранка, которой еврей вторитъ оханьемъ.
Пожилая женщина, ѣдущая съ молоденькой дѣвушкой, сладко спитъ, облокотившись па своего сосѣда. Сидящій напротивъ прикащикъ нашептываетъ что-то дѣвушкѣ...
Сидящая во второмъ классѣ знакомая намъ компанія, размѣстившись па двухъ диванахъ и сакъ-вояжахъ и положивъ на колѣни подушку, дуется въ трынку. Силантій Михайловичъ въ проигрышѣ, но видимо кура
жится. Еврей и армянинъ снятъ, дружески прислонившись другъ къ другу.
Въ другомъ отдѣленіи вагона ведется тихій разговоръ между пожилой, но съ претензіей на красоту барыней и сидящимъ напротивъ очень юнеиькимъ купчикомъ. Купчикъ сонно поддерживаетъ разговоръ и на
конецъ къ неудовольствію барыни засыпаетъ совсѣмъ. Барыня поднимаетъ окопное стекло и тоже успокоиваетея.
Поѣздъ приходитъ на станцію, купчикъ просыпается и, желая выглянуть въ окно, со всего маху выдавливаетъ макушкою стекло.
— Бей! поощряетъ Силантій Михайловичъ.
— Кто это закрылъ окно? недоумѣваетъ купчикъ. Бъ вагонъ входитъ оберъ-кондукторъ.
По платформѣ въ страшномъ безпокойствѣ бѣгаетъ взадъ и впередъ плохенькій мужичеико, обращаясь то къ тому, то къ другому съ вопросами.
— Бѣги чуда, на самый конецънлатФормы, да скорѣе! говоритъ ему сторожъ.
Мужикъ пускается во всѣ лопатки...
Раздается третій звонокъ, поѣздъ тихо двигается