— Дѣвушка наказываетъ, отвѣчалъ приставъ, что къ ней черезъ садовую калитку въ растворенное окно ея спальни забрался бывшій ея женихъ, поручикъ квартирующаго въ городѣ N—скаго уланскаго полка Рудольфъ Христіановичъ Фламманштейнъ и, въ срединѣ крупнаго между ними разговора, онъ ранилъ ее въ руку, при чемъ похитилъ стоявшую на туалетѣ шкатулку съ брилліантами и успѣлъ моментально скрыться черезъ тоже окно въ садъ. Такъ разсказываетъ пострадавшая. По извѣщеніи объ этомъ, закончилъ приставъ, я отправился въ домъ Родіонова, позвалъ врача, оставилъ тамъ своего помощника, сол
датъ и понятыхъ; за тѣмъ, по обязанности, явился къ вамъ съ сообщеніемъ.
— Все это прекрасно; по приняты ли мѣры къ тому,— замѣтилъ я,—чтобы преступникъ не скрылся?...
— О! насчетъ этого будьте покойны. Я сейчасъ же далъ знать полковому командиру и весь городъ кругомъ оцѣпленъ... Не у бѣжитъ-съ...
Въ это убѣжденіе пристава, что преступникъ не убѣжитъ, я положительно повѣрилъ, зная нашего пристава. Это былъ высокій, худощавый, нѣсколько испитой, чахо
точный мужчина, еще молодой, лѣтъ двадцати восьми, но нлѣшеватый, блѣднолицый блондинъ съ невзрачной, а между тѣмъ, чрезвычайно подвижной физіономіей, весь до мозга костей преданный своему дѣлу. Шароградскій былъ полякъ по происхожденію и римско-католическаго вѣроисповѣданія, родился въ Варшавѣ. Сынъ бѣдныхъ родителей изъ шляхты, онъ но недостаточности принужденъ былъ выдти изъ 3 класса гимназіи и искать мѣсто писца,
которое и нашлось по полиціи. Наклонность къ розыскамъ побудила его перейти въ сыскное отдѣленіе. Нѣсколько удачныхъ порученій о поимкѣ разныхъ воровъ, мошен
никовъ и другихъ злоумышенниковъ доставили ему славу лихаго сыщика à Іа Лекокъ. Но здѣсь Шароградскій на своемъ поприщѣ остановился, энергія его угасла; онъ страстно влюбился въ одну молодую швею въ цукерпѣ, предложилъ ей свою руку и сердце, сочетался законнымъ бракомъ и въ награду за свои труды попросилъ себѣ мѣстечко пристава въ какомъ нибудь городкѣ. Просьба его была уважена и онъ былъ опредѣленъ въ Песковскъ. Какъ не желалъ Шароградскій быть мирнымъ гражда
ниномъ, послѣ того какъ Богъ даровалъ ему отъ любимой жены сына и дочь, но сыщенская струнка брала верхъ... Ни одио преступленіе въ околодкѣ, ни одинъ пре
ступникъ не могли скрытся отъ его наблюдательныхъ глазъ. Всѣ, у кого совѣсть была не чиста, боялись, новидимому незначительнаго человѣка, какъ огня...
Удовлетворятъ распоряженіями пристава, я сдѣлалъ ему еще нѣсколько вопросовъ и принялся поспѣшно одѣваться, чтобы идти на мѣсто происшествія.
Когда я былъ уже готовъ, въ передней послышался какой-то шумъ и въ комнату вошелъ полицейскій унтеръофицеръ съ докладомъ къ приставу.
— Ваше высокоблагородіе,—отрапортовалъ служака: солдаты N—скаго пѣхотнаго полка, шаря въ лѣсу, что называется «сѣнокосъ», въ двухъ верстахъ отъ города, нашли убитымъ штабсъ-ротмистра своего полка, командира 2 эскадрона, штабсъ-ротмистра Заварыкина...
— Какъ такъ?...
— Точно такъ-съ... При этомъ одинъ солдатикъ, продолжалъ докладчикъ,—по фамиліи Молявкинъ, прого
ворился, что онъ видѣлъ, какъ ночью, не задолго до тревоги, мимо гаубтвахты проѣхали два офицера; поручикъ Фламманштейнъ и штабоъ-ротмистръ Заварыкинъ. Лошадь Заварыкина тутъ же, въ лѣсу, застрѣленная въ лобъ...
— Значитъ, было два выстрѣла! воскликнулъ приставъ. Какимъ же образомъ ближайшіе въ городѣ къ лѣсу сосѣди не слышали ихъ?
— Они, можетъ быть, и слышали, находчиво отвѣчалъ унтеръ-офицеръ,—да, выходитъ, была такая пора, когда сонъ крѣпко одолѣваетъ, почти назарѣ... Почесались, повернулись на другой бокъ, да и опять заснули...
— А вѣтеръ дулъ откуда: съ города на лѣсъ, или съ лѣса на городъ?
— Съ города-съ...
— Ага! Ну, выстрѣлы то и не такъ слышны были. Видите, обратился ко мнѣ приставъ, мы думали разслѣдовать одно дѣло, анъ вышло два.
— Нѣтъ, возразилъ я, надѣвая пальто и калоши, здѣсь чуется мнѣ одно и тоже дѣло.
Мы отправились.
II
Пострадавшая дѣвушка была найдена нами на кровати, окруженная матерью, отцомъ, докторомъ и прислугою.
Раненная лѣвая рука ея была перевязана; но на полу сохранились капли крови и валялся неубранный злополучный двухствольный револьверъ, съ ручкой въ серебряной оправѣ подъ чернь и съ вензелевыми французскими буквами преступника: ,,R. F.a
Дѣвушка была въ полномъ смыслѣ идеальная красавица, какъ блондинка. Трудно было отвести глаза отъ ея прелестнаго личика. Она казалась очень утомленною, страдающею, но тѣмъ не менѣе она сохранила память, присутствіе духа и на мои вопросы о нроишествіи отвѣчала пунктуально и подробно. Ей было всего лѣтъ двадцать.
— Я,—чистосердечно разсказывала она, давно люблю Фламманштейна. Это не тайна для папы и мамы. Они согласились было даже на бракъ нашъ и я была публично объявлена его невѣстою... Но, потомъ, по вѣтренности Фламманштейна, свадьба наша разстроилась... Нана же