мирное, даже нѣсколько робкое ея отношеніе къ намъ перешло въ открыто-враждебное. Сначала выискались смѣльчаки притравить нашихъ собакъ своими «рябками, и куцыми», а йотомъ пустили въ ходъ камешки внуши
тельныхъ размѣровъ и штуки двѣ пролетѣли около головы Ермолаича, который былъ вынужденъ зыкнуть самымъ свирѣпымъ тономъ: «я васъ, черти!» и при этомъ Ермолаичъ сдѣлалъ намѣреніе соскочить съ козелъ и отстегать шалуновъ кнутомъ, но непріятели ретировались
самымъ поспѣшнымъ образомъ въ задворки. Тутъ-же колесница наша въѣхала въ ворота одного крестьянскаго дома, гдѣ относительно удобства нашего расположенія бивакомъ Ермолаичъ имѣлъ уже всѣ данныя.
Добро пожаловать, добрые люди, отворяя ворота, привѣтствовалъ пасъ хозяинъ дома, человѣкъ въ на
стоящемъ случаѣ очень обязательный въ отношеніи къ намъ, такъ какъ у него имѣлась почти единственная въ селѣ лодка, безъ которой охота была немыслима,
ибо ширина пруда и густыя заросли дѣлали охоту съ берега недоступной.
Василь Хѳедотычу наше нижайше поштепье, привѣтствовалъ въ свою очередь Ермолаичъ,—какъ поживать зволите, все-ли въ добромъ здравіи?...
— Слава Богу, отвѣтилъ хозяинъ.
Слава Богу—-лучше всего, наставительно пояснилъ Ермолаичъ и, считая свою роль относительно вниманія и любезности къ хозяину двора выполненной, принялся выпрягать лошадь.
Знать пріѣхали громить нашъ прудъ? обратился ко мнѣ хозяинъ.
Да, отвѣчалъ я. Водится дичь-то?
— На ваши заряды съ залишкомъ будетъ, иронически произнесъ хозяинъ.
— Отличное-съ дѣло, вступилъ въ разговоръ Барнауловъ,—особливо ежели лодочку можемъ у васъ сыскать,—сподрушпѣе будетъ-съ...
— Эфто найдемъ... Вотъ може допрежь чайку съ дорожки пропустите? — повольготнѣе значитъ будетъ за дѣло-то браться,—предложилъ хозяинъ.
Нѣтъ, благодареніе приносимъ... лучше ужь потрудись указать, гдѣ обрѣтается доіцаникъ-отъ, нетерпѣливо спросилъ Барнауловъ.
шійся прямо въ прудъ. На берегу лежала ветхая
лодка, съ заплатами и закопапаченными во многихъ мѣстахъ дырами.
Ну, па эфтомъ суднѣ-съ какъ-бы не запѣть: «Понтомъ покры Фараона», нараспѣвъ сказалъ Барнауловъ, сталкивая лодку въ воду.
Да, разхудилась сердешная, подтвердилъ хозяинъ, время-то наше хрестьянское не дозволяетъ позанятьсято ей... Да я вотъ сичасъ вамъ корецъ (ковшъ) припесу, да соломки подостлать надоть... тогды па ей хоть по Каспицкому морю—и то не бѣда...
Ковшъ былъ принесенъ, соломка постлана и мы, съ трудомъ поддерживая балансъ, отчалили отъ берега. Ермолаичъ крестился и читалъ вслухъ Богородицу; Бар
науловъ раза два ругнулся какъ-то неопредѣленно «чорнымъ словомъ», за что получилъ отъ стоявшаго на берегу хозяина строгій наказъ на водѣ не поминать «чорнаго», потому «неровенъ часъ—будешь тамъ»... Съ чѣмъ и Ермолаичъ не замедлилъ согласиться вполнѣ.
Осооливо вонъ на эптомъ мѣстѣ,—продолжалъ хозяинъ, указывая на середину пруда, гдѣ тянулась лентою чистая отъ камышей поверхность воды, обо
значавшая первоначальное русло рѣчки, — сохрани Владычица!... Бѣда! нехорошее мѣсто: въ запрошломъ лѣтѣ ни за грошъ сгибла человѣцкая душа... Эвдакъ же вашъ братъ охотникъ былъ...
Но байдара наша настолько удалилась отъ берега, на которомъ стоялъ повѣствовавшій, что не было уже возможности до конца прослушать повѣствованіе про погибшую «человѣцкую душу». Притомъ же вниманіе наше было сосредоточено больше на безопасности соб
ственныхъ душъ, въ видахъ чего началась усердная работа ковшомъ, такъ какъ воды въ байдарѣ, вслѣд
ствіе скважинъ и двухъ нарушеній баланса однимъ изъ пассажировъ, набралось такое количество, что мы сидѣли положительно въ водѣ и были готовы къ совершенному погруженію.
Дѣло шаткое, чортъ возьми! трагически произнесъ Барнауловъ.
ГьФу! сплюнулъ Ермолаичъ. — И привычку же, братцы мои, взялъ ты, Иванычъ: минутой единой кажись безъ «ево» не проживешь...
Привычку... Привычка—вторая природа, говоритъ пословица,—оправдывался Барнауловъ.—Да какъ при эфтомъ сдучаѣ-съ не выругаться... посмотри-кась...
И Барнауловъ указалъ на дичь, которую мы десятками спугивали, не имѣя возможности стрѣлять, изъ опасенія потерять соблюдаемый балансъ.
Полагать нужпо, што мы не пужать птицу пріѣхали; да все-жь жисть-то своя дороже какой ни на
гель утки, разсуждалъ Ермолаичъ и распорядительно прибавилъ: таперича надоть держать прямо къ берегу: двое значитъ въ бродъ по намышу, кажись не оченио
тельныхъ размѣровъ и штуки двѣ пролетѣли около головы Ермолаича, который былъ вынужденъ зыкнуть самымъ свирѣпымъ тономъ: «я васъ, черти!» и при этомъ Ермолаичъ сдѣлалъ намѣреніе соскочить съ козелъ и отстегать шалуновъ кнутомъ, но непріятели ретировались
самымъ поспѣшнымъ образомъ въ задворки. Тутъ-же колесница наша въѣхала въ ворота одного крестьянскаго дома, гдѣ относительно удобства нашего расположенія бивакомъ Ермолаичъ имѣлъ уже всѣ данныя.
Добро пожаловать, добрые люди, отворяя ворота, привѣтствовалъ пасъ хозяинъ дома, человѣкъ въ на
стоящемъ случаѣ очень обязательный въ отношеніи къ намъ, такъ какъ у него имѣлась почти единственная въ селѣ лодка, безъ которой охота была немыслима,
ибо ширина пруда и густыя заросли дѣлали охоту съ берега недоступной.
Василь Хѳедотычу наше нижайше поштепье, привѣтствовалъ въ свою очередь Ермолаичъ,—какъ поживать зволите, все-ли въ добромъ здравіи?...
— Слава Богу, отвѣтилъ хозяинъ.
Слава Богу—-лучше всего, наставительно пояснилъ Ермолаичъ и, считая свою роль относительно вниманія и любезности къ хозяину двора выполненной, принялся выпрягать лошадь.
Знать пріѣхали громить нашъ прудъ? обратился ко мнѣ хозяинъ.
Да, отвѣчалъ я. Водится дичь-то?
— На ваши заряды съ залишкомъ будетъ, иронически произнесъ хозяинъ.
— Отличное-съ дѣло, вступилъ въ разговоръ Барнауловъ,—особливо ежели лодочку можемъ у васъ сыскать,—сподрушпѣе будетъ-съ...
— Эфто найдемъ... Вотъ може допрежь чайку съ дорожки пропустите? — повольготнѣе значитъ будетъ за дѣло-то браться,—предложилъ хозяинъ.
Нѣтъ, благодареніе приносимъ... лучше ужь потрудись указать, гдѣ обрѣтается доіцаникъ-отъ, нетерпѣливо спросилъ Барнауловъ.
Вотъ тут.—недалече, сказалъ хозяинъ, и мы вслѣдъ за нимъ направились на задній дворъ, упирав
шійся прямо въ прудъ. На берегу лежала ветхая
лодка, съ заплатами и закопапаченными во многихъ мѣстахъ дырами.
Ну, па эфтомъ суднѣ-съ какъ-бы не запѣть: «Понтомъ покры Фараона», нараспѣвъ сказалъ Барнауловъ, сталкивая лодку въ воду.
Да, разхудилась сердешная, подтвердилъ хозяинъ, время-то наше хрестьянское не дозволяетъ позанятьсято ей... Да я вотъ сичасъ вамъ корецъ (ковшъ) припесу, да соломки подостлать надоть... тогды па ей хоть по Каспицкому морю—и то не бѣда...
III
Ковшъ былъ принесенъ, соломка постлана и мы, съ трудомъ поддерживая балансъ, отчалили отъ берега. Ермолаичъ крестился и читалъ вслухъ Богородицу; Бар
науловъ раза два ругнулся какъ-то неопредѣленно «чорнымъ словомъ», за что получилъ отъ стоявшаго на берегу хозяина строгій наказъ на водѣ не поминать «чорнаго», потому «неровенъ часъ—будешь тамъ»... Съ чѣмъ и Ермолаичъ не замедлилъ согласиться вполнѣ.
Осооливо вонъ на эптомъ мѣстѣ,—продолжалъ хозяинъ, указывая на середину пруда, гдѣ тянулась лентою чистая отъ камышей поверхность воды, обо
значавшая первоначальное русло рѣчки, — сохрани Владычица!... Бѣда! нехорошее мѣсто: въ запрошломъ лѣтѣ ни за грошъ сгибла человѣцкая душа... Эвдакъ же вашъ братъ охотникъ былъ...
Но байдара наша настолько удалилась отъ берега, на которомъ стоялъ повѣствовавшій, что не было уже возможности до конца прослушать повѣствованіе про погибшую «человѣцкую душу». Притомъ же вниманіе наше было сосредоточено больше на безопасности соб
ственныхъ душъ, въ видахъ чего началась усердная работа ковшомъ, такъ какъ воды въ байдарѣ, вслѣд
ствіе скважинъ и двухъ нарушеній баланса однимъ изъ пассажировъ, набралось такое количество, что мы сидѣли положительно въ водѣ и были готовы къ совершенному погруженію.
Дѣло шаткое, чортъ возьми! трагически произнесъ Барнауловъ.
ГьФу! сплюнулъ Ермолаичъ. — И привычку же, братцы мои, взялъ ты, Иванычъ: минутой единой кажись безъ «ево» не проживешь...
Привычку... Привычка—вторая природа, говоритъ пословица,—оправдывался Барнауловъ.—Да какъ при эфтомъ сдучаѣ-съ не выругаться... посмотри-кась...
И Барнауловъ указалъ на дичь, которую мы десятками спугивали, не имѣя возможности стрѣлять, изъ опасенія потерять соблюдаемый балансъ.
Полагать нужпо, што мы не пужать птицу пріѣхали; да все-жь жисть-то своя дороже какой ни на
гель утки, разсуждалъ Ермолаичъ и распорядительно прибавилъ: таперича надоть держать прямо къ берегу: двое значитъ въ бродъ по намышу, кажись не оченио