БОЛОТНАЯ ТИНА

ОЧЕРКЪ ИЗЪ УҌЗДНЫХЪ НРАВОВЪ М. Е. Политковской.
(Продолженіе).
III
БОЛОТИНСКIЙ BEAU-МОNDЕ
Владиміръ гостилъ почти безвыходно у сестеръ въ
качествѣ жениха. Однако оффиціильно никому еще не объявляли, въ ожиданіи отвѣта на письмо, которымъ Ольшняковъ увѣдомлялъ своихъ родителей и просилъ позволенія жениться.
Прошло слишкомъ двѣ недѣли; въ одно утро сестры сидѣли за шитьемъ, когда вошелъ Владиміръ съ письмомъ въ рукахъ; онъ казался очень встревоженнымъ.
— Я получилъ непріятное извѣстіе, сказалъ онъ.— Мама очень нездорова и я долженъ ѣхать... По этомуто вѣрно такъ долго и не отвѣчали...
— А про нашу свадьбу что пишутъ? съ любопытствомъ освѣдомилась невѣста.
Такими-то рѣчами Ольшняковъ старался обнадежить свою невѣсту и, простившись съ нею, въ тотъ же день уѣхалъ.
По вечерамъ въ лѣтнюю пору болотинскій beau-monde обыкновенно собирался подышать вечерней прохладой подъ зелепымъ пологомъ царственной листвы, въ вели
колѣпной дубовой рощѣ, возлѣ самаго города. Тутъ можно было встрѣтить солиднаго труженика и дѣльнаго мыслителя, которые нерѣдко, слава Богу, попадаются и въ провинціальной глуши; здѣсь же толкались пустые,
безпутные Франты, искавшіе начала или развязки какой пибудь интриги; тамъ, рядомъ съ чистой,скромной дѣвушкой, шла потерявшая совѣсть и честь гетера, скрывавшая порокъ подъ эгидой званія законной жены.
Черезъ нѣсколько дней послѣ отъѣзда Ольшнякова вокругъ одного древняго, развѣсистаго дуба сидѣли на коврахъ и подушкахъ десятокъ особъ обоего пола и, \судя по громкому смѣху и веселымъ разговорамъ, очень пріятно проводили время, хотя докучливые комары усердно румянили кому щеки, кому лобъ, а инымъ на самомъ кончикѣ носа наклеили нѣчто въ родѣ бородавокъ.
Были пущены въ ходъ платки и вѣтки для отмахиванья, усиленное куреніе для отогпанія кровожадныхъ насѣкомыхъ табачнымъ дымомъ; но они все-таки забирались подъ дамскія шляпки и даже кусали ноги, спрятанныя подъ длинными шлейфами.
— Ничего отецъ не пишетъ... Хочетъ личпо переговорить объ этомъ, нѣсколько смущеннымъ тономъ отвѣчалъ женихъ.
— Странно! процѣдила Наташа.—Если тутъ нѣтъ секретовъ, нельзя ли прочесть?—и она протянула руку. Ольшняковъ молча передалъ письмо.
с Мать твоя больна и желаетъ тебя видѣть. Прошу тебя, тотчасъ же возьми отпускъ и пріѣзжай скорѣй. При свиданіи мы потолкуемъ о содержаніи твоего послѣдняго письма»...
Эти наскоро написанныя строки еще болѣе озадачили невѣсту: ни одного слова объ пей, ни привѣтствія, ни поклона. «Потолкуемъ!» пишетъ старикъ; а у нихъ ужь и предложеніе сдѣлано, и слово дано, почти что день свадьбы назначенъ. Чего же тутъ толковать-то? Наташа задумалась не на шутку.
— Ну, а если отецъ не позволитъ?вдругъ спросила опа. — Почему же ты думаешь, что не позволитъ? онъ не можетъ имѣть противъ тебя никакихъ предубѣжденій; онъ и самъ женился, не взявъ за мамой ни копейки;
я знаю его мнѣніе: онъ всегда говоритъ, что въ женѣ нужно искать душу, а не карманъ. Отецъ у меня че
ловѣкъ славный, добрый и не корыстный... насчетъ этого я совершенно спокоенъ...
— Нѣтъ! это просто невыносимо! воскликнула Natalie, вскакивая съ экипажной подушки, принесенной ей однимъ услужливымъ кавалеромъ.—Комары почемуто меня больше другихъ преслѣдуютъ.
— Вѣроятно имъ нравится сладкій кусочекъ! отпустилъ пошлый комплиментъ уѣздный эскулапъ, съ цыганской рожей и заплывшими отъ жира и водки гла
зами, въ эту минуту умильно ласкавшими красивую наружность и аппетитныя Формы дѣвушки.

— Полно вамъ любезничать, Корновъ! сказалъ недовольнымъ тономъ начальникъ уѣздной полиціи, лѣ

ниво вставая съ своего мѣста возлѣ Наташи.—ІІройдемтесь-ка, комары скорѣй отстанутъ!—и онъ предложилъ ей руку.
— В імъ бы домой нора, Наркизъ Ивановичъ! А то завтра мнѣ опять придется возиться съ вашимъ удушьемъ;
въ такія лѣта, да съ вашей хворью, опасно бродить по ночамъ.
Это замѣчаніе эскулапа не произвело никакого впечатлѣнія, а еще напротивъ ускорило шаги исправника, желавшаго отвязаться отъ колкостей подгулявшаго врача.
— Удивительная натура у этого Ерусланова: ни одной
смазливой женской физіономіи нс можетъ видѣть равнодушно, а ужь куда бы соваться дохлому чорту,—вѣдь