сильно охлаждающая эротическіе порывы цифра 25. И наконецъ женился, не смотря даже на анонимное
письмо, предупреждавшее его о поведеніи и характерѣ невѣсты. Жалѣлъ, говорятъ, послѣ Нилъ Осиповичъ, что, ослѣпленный любовью, не повѣрилъ этому письму.
Женившись, онъ вышелъ въ отставку, проживши въ томъ городѣ мѣсяца два. Казалось, въ это время сча
стлива была молодая чета; но часто заплаканныя глаза молодой и косые взгляды, бросаемые иногда па нее мужемъ, наводили близкихъ къ ихъ семейству на предположеніе, что между молодыми вкралось какое-то тай
ное неудовольствіе. Въ присутствіи же постороннихъ въ отношеніяхъ Нила Осиповича къ роднымъ жены и къ ней самой не было и тѣпи чего либо подозрительнаго.
Потомъ онъ уѣхалъ къ матери съ цѣлью раздѣлиться съ пею оставшимся отъ отца наслѣдствомъ и па полу
ченную долю изъ него купить себѣ помѣстье и заняться сельскимъ хозяйствомъ.
Раздѣлъ совершился, а тѣмъ временемъ подъискалось подходящее для него имѣніе — это именно Саповка.
Стоимость этого имѣнія превысила наличныя средства молодаго землевладѣльца и онъ заложилъ его въ зе
мельный банкъ, ставши такимъ образомъ полноправнымъ землевладѣльцемъ и паномъ саповскимъ.
Проснулся я—солнце было уже высоко,—часъ 8-й, почему я поспѣшно одѣлся и вышелъ въ залъ.
Самъ Бонжуръ еще саалъ; жепа его хлопотала по хозяйству. Въ смежной съ залой комнатѣ, гдѣ вчера ужинали, кипѣлъ самоваръ. Собаченка, привставши па задпія лапки, глодала лежавшія на сундукѣ ковриги хлѣба; двѣ кошки, миролюбиво сидя на столѣ, кушали: одна—сливочное масло съ тарелки, другая—сливки изъ горшка. Въ этой же комнатѣ были рукомойникъ съ тазомъ и ведро воды. Я умылся и сталъ, бродя по залу, поджидать пробужденія хозяина: хотѣлось скорѣе отдѣлаться здѣсь—нужно было спѣшить на другую работу.
Входитъ хозяйка.
— Кушайте пожалуйста чай! обратилась она ко мнѣ. Я поблагодарилъ за приглашеніе и спросилъ: всегда ли такъ долго почиваетъ Нилъ Осиповичъ?
— Всегда! отвѣтила она.—Выпьетъ на ночьи спитъ себѣ съ собаками, какъ убитый. А вчера, разсловоохотилась она,—продрогъ еще, какъ собака: жарко стало ему—онъ и выкупался въ пруду, не раздѣваясь, да и бродилъ себѣ послѣ въ мокромъ—просушиваться сталъ. Да кушайте же чай! повторила она приглаше
ніе.—А мнѣ здѣсь чаевать ей-богу некогда: бѣгаю какъ угорѣлая и работаю какъ каторжная отъ ранней до поздней зари. И это и лѣто, и зиму—каждый день такъ!
Съ этою жалобою на каторжное житье она вышла, набравши чего-то съ супдука и изъ шкаФчика, а я подсѣвши къ самовару, занялся чаепитіемъ.
Разбудила ли спокойно почивавшаго жена его, или ужь, ради моего пріѣзда, онъ проснулся самъ собою; но только не успѣлъ я выпить и одного стакана чаю, какъ во вчерашнемъ же, но уже просохшемъ пальто,
вышелъ онъ съ взъерошенными волосами, громко и широко зѣвая.
— А вы уже встали? обратился онъ ко мнѣ.
— Нечего, говорю, залеживаться, когда работа ждетъ. Ну, а вы размежеваніе раздумали? спросилъ я, помня вчерашнюю встрѣчу.
— О-о! Объ этомъ еще успѣемъ! зѣвая н лѣниво потянувшись, отвѣтилъ онъ и, надвинувши картузъ на затылокъ, крякпулъ для чего-то и вышелъ изъ комнаты.
Хозяйка между тѣмъ неистово бранилась съ кѣмъ-то то на дворѣ, то въ сѣняхъ или въ кухнѣ, бывшею рядомъ съ тою комнатою, гдѣ сидѣлъ я, то паконецъ вбѣгала и сюда и съ бранью же и проклятіями швы
ряла кому-то въ дверь то цѣлый хлѣбецъ, то какую иибудь часть его. Это была выдача на завтракъ пасту
хамъ, плугарямъ и другимъ работникамъ. Нѣкоторые изъ нихъ входили къ ней съ просьбою объ уплатѣ заработанныхъ денегъ, но хозяйка тотчасъ же выталки
вала ихъ, посылая ко всѣмъ чертямъ и приговаривая:
«Нѣтъ грошей! Теперь нѣтъ!» Пришелъ старикъ мирошпикъ, жалуясь, что его нигдѣ еще такъ плохо не кормили и прося разсчета; по прогпали и его съ са
мыми оскорбительными насмѣшкою и бранью. Старикъ мирошпикъ былъ издалека; заплакалъ, бѣдный, при
сѣвши па завалепкѣ, да съ тѣмъ и побрелъ себѣ, немного спустя, во-свокси.
Вылѣзла изъ какой-то темпой загородки, вѣроятно спальпой хозяйки, младшая дѣвочка въ одной грязной и рваной рубашенкѣ; напилась изъ ведра воды, взяла съ сундука ломоть хлѣба, потянулась, протирая гла
зенки, и рѣзво побѣжала на дворъ, гдѣ уже давно ея старшая .сестренка играла въ кружкѣ ребятишекъ и дѣвчонокъ-хохлятъ.
Обѣ эти дѣвочки бойко щебетали по малороссійски и ни слова не говорили, да едва ли и понимали что нибудь по русски.
Сколько пи сидѣть было одному, (Бонжуръ почему-то не возвращался) я вышелъ наконецъ иоосмотрѣть усадьбу и поля, думая встрѣтить гдѣ иибудь и самого пана.
Обойдя усадьбу, я вышелъ въ поле. Вездѣ, здѣсь и и тамъ, поражало полнѣйшее безхозяйство. Попадалось кое-что, начатое и раціонально, и въ широкихъ раз
мѣрахъ, но почему-то оставленное, забытое. Домъ былъ
письмо, предупреждавшее его о поведеніи и характерѣ невѣсты. Жалѣлъ, говорятъ, послѣ Нилъ Осиповичъ, что, ослѣпленный любовью, не повѣрилъ этому письму.
Женившись, онъ вышелъ въ отставку, проживши въ томъ городѣ мѣсяца два. Казалось, въ это время сча
стлива была молодая чета; но часто заплаканныя глаза молодой и косые взгляды, бросаемые иногда па нее мужемъ, наводили близкихъ къ ихъ семейству на предположеніе, что между молодыми вкралось какое-то тай
ное неудовольствіе. Въ присутствіи же постороннихъ въ отношеніяхъ Нила Осиповича къ роднымъ жены и къ ней самой не было и тѣпи чего либо подозрительнаго.
Потомъ онъ уѣхалъ къ матери съ цѣлью раздѣлиться съ пею оставшимся отъ отца наслѣдствомъ и па полу
ченную долю изъ него купить себѣ помѣстье и заняться сельскимъ хозяйствомъ.
Раздѣлъ совершился, а тѣмъ временемъ подъискалось подходящее для него имѣніе — это именно Саповка.
Стоимость этого имѣнія превысила наличныя средства молодаго землевладѣльца и онъ заложилъ его въ зе
мельный банкъ, ставши такимъ образомъ полноправнымъ землевладѣльцемъ и паномъ саповскимъ.
Проснулся я—солнце было уже высоко,—часъ 8-й, почему я поспѣшно одѣлся и вышелъ въ залъ.
Самъ Бонжуръ еще саалъ; жепа его хлопотала по хозяйству. Въ смежной съ залой комнатѣ, гдѣ вчера ужинали, кипѣлъ самоваръ. Собаченка, привставши па задпія лапки, глодала лежавшія на сундукѣ ковриги хлѣба; двѣ кошки, миролюбиво сидя на столѣ, кушали: одна—сливочное масло съ тарелки, другая—сливки изъ горшка. Въ этой же комнатѣ были рукомойникъ съ тазомъ и ведро воды. Я умылся и сталъ, бродя по залу, поджидать пробужденія хозяина: хотѣлось скорѣе отдѣлаться здѣсь—нужно было спѣшить на другую работу.
Входитъ хозяйка.
— Кушайте пожалуйста чай! обратилась она ко мнѣ. Я поблагодарилъ за приглашеніе и спросилъ: всегда ли такъ долго почиваетъ Нилъ Осиповичъ?
— Всегда! отвѣтила она.—Выпьетъ на ночьи спитъ себѣ съ собаками, какъ убитый. А вчера, разсловоохотилась она,—продрогъ еще, какъ собака: жарко стало ему—онъ и выкупался въ пруду, не раздѣваясь, да и бродилъ себѣ послѣ въ мокромъ—просушиваться сталъ. Да кушайте же чай! повторила она приглаше
ніе.—А мнѣ здѣсь чаевать ей-богу некогда: бѣгаю какъ угорѣлая и работаю какъ каторжная отъ ранней до поздней зари. И это и лѣто, и зиму—каждый день такъ!
Съ этою жалобою на каторжное житье она вышла, набравши чего-то съ супдука и изъ шкаФчика, а я подсѣвши къ самовару, занялся чаепитіемъ.
Разбудила ли спокойно почивавшаго жена его, или ужь, ради моего пріѣзда, онъ проснулся самъ собою; но только не успѣлъ я выпить и одного стакана чаю, какъ во вчерашнемъ же, но уже просохшемъ пальто,
вышелъ онъ съ взъерошенными волосами, громко и широко зѣвая.
— А вы уже встали? обратился онъ ко мнѣ.
— Нечего, говорю, залеживаться, когда работа ждетъ. Ну, а вы размежеваніе раздумали? спросилъ я, помня вчерашнюю встрѣчу.
— О-о! Объ этомъ еще успѣемъ! зѣвая н лѣниво потянувшись, отвѣтилъ онъ и, надвинувши картузъ на затылокъ, крякпулъ для чего-то и вышелъ изъ комнаты.
Хозяйка между тѣмъ неистово бранилась съ кѣмъ-то то на дворѣ, то въ сѣняхъ или въ кухнѣ, бывшею рядомъ съ тою комнатою, гдѣ сидѣлъ я, то паконецъ вбѣгала и сюда и съ бранью же и проклятіями швы
ряла кому-то въ дверь то цѣлый хлѣбецъ, то какую иибудь часть его. Это была выдача на завтракъ пасту
хамъ, плугарямъ и другимъ работникамъ. Нѣкоторые изъ нихъ входили къ ней съ просьбою объ уплатѣ заработанныхъ денегъ, но хозяйка тотчасъ же выталки
вала ихъ, посылая ко всѣмъ чертямъ и приговаривая:
«Нѣтъ грошей! Теперь нѣтъ!» Пришелъ старикъ мирошпикъ, жалуясь, что его нигдѣ еще такъ плохо не кормили и прося разсчета; по прогпали и его съ са
мыми оскорбительными насмѣшкою и бранью. Старикъ мирошпикъ былъ издалека; заплакалъ, бѣдный, при
сѣвши па завалепкѣ, да съ тѣмъ и побрелъ себѣ, немного спустя, во-свокси.
Вылѣзла изъ какой-то темпой загородки, вѣроятно спальпой хозяйки, младшая дѣвочка въ одной грязной и рваной рубашенкѣ; напилась изъ ведра воды, взяла съ сундука ломоть хлѣба, потянулась, протирая гла
зенки, и рѣзво побѣжала на дворъ, гдѣ уже давно ея старшая .сестренка играла въ кружкѣ ребятишекъ и дѣвчонокъ-хохлятъ.
Обѣ эти дѣвочки бойко щебетали по малороссійски и ни слова не говорили, да едва ли и понимали что нибудь по русски.
Сколько пи сидѣть было одному, (Бонжуръ почему-то не возвращался) я вышелъ наконецъ иоосмотрѣть усадьбу и поля, думая встрѣтить гдѣ иибудь и самого пана.
Обойдя усадьбу, я вышелъ въ поле. Вездѣ, здѣсь и и тамъ, поражало полнѣйшее безхозяйство. Попадалось кое-что, начатое и раціонально, и въ широкихъ раз
мѣрахъ, но почему-то оставленное, забытое. Домъ былъ