Только на каникулы пріѣхалъ гоститъ къ нимъ ея двоюродный братъ студентъ. Съ нимъ было не малое количество романовъ, которые всѣ съ жадностію пере
читала Лукерія Ивановна,—и такъ увлеклась взглядами братца на жизнь, что каждый вечеръ ходила съ нимъ
слушать соловейка. И должно быть обаятельно его било пѣніе, потому что прослушивали они его до поздней ночи.
Родителямъ было невдомекъ, что молодежь такъ поздно гуляетъ,—да уже когда уѣхалъ племянникъ, спохвати
лись, но поздно: чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ на срамъ семейству Лукерія Ивановна родила.
— Вонъ, съ глазъ моихъ вонъ! закричалъ отецъ на дочь,—ничего не пожалѣю, только вонъ.
Ну ктожеее замужъ возьметъ ?.Исторія всѣмъ извѣстная. А тутъ какъ на грѣхъ уродъ пономарь подвернулся,— онъ ее завѣдомо бралъ, лишь бы дали ему триста рублей; ну и отдали.
- Что я перенесла, если бы вы знали! однажды сказала она мпѣ.—Да время все побороло. Я и пья
ница была, я и развратной женщиной была,—я была иросто гадина... а теперь отупѣла—ничего. Только двѣ вещи не переношу: это если встрѣчу умнаго чело
вѣка,— тогда я вся его... чтобы сердечпѣе говорилось В думалось съ нимъ; да когда запоетъ соловейко, я какъ сумасшедшая сейчасъ въ кровать, закутаю голову одѣяломъ да такъ недвижимо и лежу до утра.
Теперь, когда запоетъ соловейко, я всегда вспоминаю Яукерію Ивановну.
М. Боголюбцевъ.
Аполлонъ Амшениковъ, состоятельный купчикъ,
женихъ.
Тихоновна, бѣдная родственница Выводковыхъ. Кухагка Выводковыхъ.
Дѣйствіе въ губернскомъ городѣ.
Въ задней стѣнѣ большія окна на улицу. Изъ вихъ видѣнъ садъ за заборомъ. Направо и налѣво по двери; между ними по крашеному полу протянутъ половикъ.
На стѣнахъ кенкеты).
Тихоновна (маленькая, сгорбленная старухина, въ темненькомъ ситцевомъ платьѣ, съ платочкомъ, сво
бодно закинутымъ вокругъ шеи; голова низко повязана; круглыя мѣдныя очки на носу; потомъ Фимочка,
пышная, цвѣтущая дѣвушка лѣтъ 24-хъ, свѣтлая блондинка, въ шитомъ пеныоарѣ, съ голубымъ бантомъ на полной груди; въ широкіе рукава, при движеніяхъ,
по локоть видны бѣлыя, наливныя руки).
Тихоповна (у раскрытаго окна молча вяжегпъ чулокъ, время отъ времени отмахиваясь отъ мухъ; на
конецъ, гцелкая себя по щекѣ, убиваетъ одну). На-тка тебѣ, убила проклятую!... Ишь, неотвязныя, пропасти на васъ нѣтъ! И что къ старому мясу льнутъ! (подымая лицо па входящую Фимочку). Ее бы вотъ кусать—есть пожива.
Фимочка. И то, бабушка, страсть какъ заѣли.... (Смотритъ на дверь налѣво) Все еще спитъ?
Тихоновна. Почивать изволитъ... Ээхе-хе, вотъ-те и учепая! Бога бы побоялась мать обижать такъ, вѣдь грѣшно!
Фимочка. У сестрицы ндравъ такой, бабушка, всегда неласкова была... Она вѣдь умная, сестрица-то. (Садится противъ Тихоновны).
Тихоновна. И, матушка, никакого то-ись ума я въ ней не примѣчаю. Одно возьми: дѣвка ученье въ гим
назіи здѣсь кончила, ну и жить бы при матери, какъ
быть должно. Такъ нѣтъ, она въ Питеръ тягу, да одна. Страшное дѣло! Мать и такъ, и сякъ: «Настенька, душечка, куда, зачѣмъ?»—«За дѣломъ, отвѣчаетъ. Да
вайте, молъ, мои деньги. Таперь я сама себѣ госпожа». Отрѣзала и весь сказъ. Мать было не пускать; а она: «цѣпныхъ, говоритъ, собакъ къ конурамъ прикручи
вайте, а я-де человѣкъ, разумъ имѣющій, значитъ гнить мнѣ въ вашемъ болотѣ не рука». Что-жь, скажешь, дѣло затѣяно! (Сдвигаетъ на сторону головной пла
токъ, такъ что на вискѣ видны сѣдины, и чешетъ подъ платкомъ концомъ спицы).
Фимочка. Мы съ тобой, Тихоновна, не понимаемъ того, что Настенька понимаетъ; вѣдь она...
Тихоновна. Ну ужь, Серафима НеоФитовпа, какъ хочешь толкуй, а домъ родителевъ къ болоту приравни
вать не гоже. Стало и родительница, и ты, и всѣ мы здѣсь лягушки выходимъ?! Отъ большаго пониманія, милая моя, такой нелѣпицы не вымолвить, нѣтъ!...
Фимочка,
Настенька,
ея дочери
живущая при матери,
живущая въ Петербургѣ,
ученая садовпица. ВЪ КОЛЕҌ И МИМО
СЦЕНЫ.
ДѢЙСТВУЮЩІЕ.
Выводкова пожилая купеческая вдова.
читала Лукерія Ивановна,—и такъ увлеклась взглядами братца на жизнь, что каждый вечеръ ходила съ нимъ
слушать соловейка. И должно быть обаятельно его било пѣніе, потому что прослушивали они его до поздней ночи.
Родителямъ было невдомекъ, что молодежь такъ поздно гуляетъ,—да уже когда уѣхалъ племянникъ, спохвати
лись, но поздно: чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ на срамъ семейству Лукерія Ивановна родила.
— Вонъ, съ глазъ моихъ вонъ! закричалъ отецъ на дочь,—ничего не пожалѣю, только вонъ.
Ну ктожеее замужъ возьметъ ?.Исторія всѣмъ извѣстная. А тутъ какъ на грѣхъ уродъ пономарь подвернулся,— онъ ее завѣдомо бралъ, лишь бы дали ему триста рублей; ну и отдали.
- Что я перенесла, если бы вы знали! однажды сказала она мпѣ.—Да время все побороло. Я и пья
ница была, я и развратной женщиной была,—я была иросто гадина... а теперь отупѣла—ничего. Только двѣ вещи не переношу: это если встрѣчу умнаго чело
вѣка,— тогда я вся его... чтобы сердечпѣе говорилось В думалось съ нимъ; да когда запоетъ соловейко, я какъ сумасшедшая сейчасъ въ кровать, закутаю голову одѣяломъ да такъ недвижимо и лежу до утра.
Теперь, когда запоетъ соловейко, я всегда вспоминаю Яукерію Ивановну.
М. Боголюбцевъ.
Аполлонъ Амшениковъ, состоятельный купчикъ,
женихъ.
Тихоновна, бѣдная родственница Выводковыхъ. Кухагка Выводковыхъ.
Дѣйствіе въ губернскомъ городѣ.
Сцена: просторная комната въ купеческомъ домѣ средняго состоянія (у Выводковыхъ). Мебель въ чахлахъ.
Въ задней стѣнѣ большія окна на улицу. Изъ вихъ видѣнъ садъ за заборомъ. Направо и налѣво по двери; между ними по крашеному полу протянутъ половикъ.
На стѣнахъ кенкеты).
ЯВЛЕНІЕ I.
Тихоновна (маленькая, сгорбленная старухина, въ темненькомъ ситцевомъ платьѣ, съ платочкомъ, сво
бодно закинутымъ вокругъ шеи; голова низко повязана; круглыя мѣдныя очки на носу; потомъ Фимочка,
пышная, цвѣтущая дѣвушка лѣтъ 24-хъ, свѣтлая блондинка, въ шитомъ пеныоарѣ, съ голубымъ бантомъ на полной груди; въ широкіе рукава, при движеніяхъ,
по локоть видны бѣлыя, наливныя руки).
Тихоповна (у раскрытаго окна молча вяжегпъ чулокъ, время отъ времени отмахиваясь отъ мухъ; на
конецъ, гцелкая себя по щекѣ, убиваетъ одну). На-тка тебѣ, убила проклятую!... Ишь, неотвязныя, пропасти на васъ нѣтъ! И что къ старому мясу льнутъ! (подымая лицо па входящую Фимочку). Ее бы вотъ кусать—есть пожива.
Фимочка. И то, бабушка, страсть какъ заѣли.... (Смотритъ на дверь налѣво) Все еще спитъ?
Тихоновна. Почивать изволитъ... Ээхе-хе, вотъ-те и учепая! Бога бы побоялась мать обижать такъ, вѣдь грѣшно!
Фимочка. У сестрицы ндравъ такой, бабушка, всегда неласкова была... Она вѣдь умная, сестрица-то. (Садится противъ Тихоновны).
Тихоновна. И, матушка, никакого то-ись ума я въ ней не примѣчаю. Одно возьми: дѣвка ученье въ гим
назіи здѣсь кончила, ну и жить бы при матери, какъ
быть должно. Такъ нѣтъ, она въ Питеръ тягу, да одна. Страшное дѣло! Мать и такъ, и сякъ: «Настенька, душечка, куда, зачѣмъ?»—«За дѣломъ, отвѣчаетъ. Да
вайте, молъ, мои деньги. Таперь я сама себѣ госпожа». Отрѣзала и весь сказъ. Мать было не пускать; а она: «цѣпныхъ, говоритъ, собакъ къ конурамъ прикручи
вайте, а я-де человѣкъ, разумъ имѣющій, значитъ гнить мнѣ въ вашемъ болотѣ не рука». Что-жь, скажешь, дѣло затѣяно! (Сдвигаетъ на сторону головной пла
токъ, такъ что на вискѣ видны сѣдины, и чешетъ подъ платкомъ концомъ спицы).
Фимочка. Мы съ тобой, Тихоновна, не понимаемъ того, что Настенька понимаетъ; вѣдь она...
Тихоновна. Ну ужь, Серафима НеоФитовпа, какъ хочешь толкуй, а домъ родителевъ къ болоту приравни
вать не гоже. Стало и родительница, и ты, и всѣ мы здѣсь лягушки выходимъ?! Отъ большаго пониманія, милая моя, такой нелѣпицы не вымолвить, нѣтъ!...
Фимочка,
Настенька,
ея дочери
живущая при матери,
живущая въ Петербургѣ,
ученая садовпица. ВЪ КОЛЕҌ И МИМО
СЦЕНЫ.
ДѢЙСТВУЮЩІЕ.
Выводкова пожилая купеческая вдова.