и самъ останавливаясь; хладнокровіе и спокойствіе Семена Ивановича начинали его успокоивать и обезкура живать, какъ говорится...
Во-первыхъ, онъ никакъ не ожидалъ, что бы самъ Семенъ Ивановичъ, которому онъ хотѣлъ насолить и
котораго намѣревался отправить въ Сибирь—засталъ его за работой; во-вторыхъ, если онъ, предвидя въ этомъ дѣлѣ хорошій и дурной конецъ, ожидалъ такого реприманда, то вмѣстѣ съ тѣмъ ожидалъ и того, что его бу
дутъ стараться поймать, свести къ начальству и потомъ предать суду или же по меньшей мѣрѣ поколотятъ внушительно...
Но неожиданный репримандъ дѣйствительно случился, а дѣло между тѣмъ приняло оборотъ совершенно непредвидѣнный и потому въ конецъ его обезкуражившій, что называется...
— За что тебя бить-то, милый человѣкъ?! продолжалъ между тѣмъ Семенъ Ивановичъ, не дожидаясь от
вѣта Истра. -Если-бы ты былъ въ своемъ умѣ, да это сдѣлалъ-бы, ну тогда пожалуй слѣдовало-бы тебя въ ди
станцію представить, а то что?... Представь тебя съумасшедшаго, самого-же дуракомъ назовутъ ... Избей ду

рака—самъ не уменъ будешь, а то еще и отвѣтишь за тебя!...

— Ну?!...
— Ты подумай: станетъ-ли человѣкъ въ здравомъ умѣ дѣлать то, что дѣлалъ ты?! И изъ за чего все это?... Стыдно сказать—изъ-за дѣвки, изъ-за юпки да повойника бабьяго!... Ну, и выходитъ, что и я буду съумасшедшій, если тебя свяжу, да и Катерина Про
хоровна не умна будетъ, если съ тобой послѣ всего этого якшаться станетъ!...
— Молчи!... Убью!... застоналъ Петръ, замахиваясь лопатой на говорившаго.
— Опасный ты человѣкъ, Петръ, очень опасный и не по чему больше, какъ по глупости своей, по ха
рактеру взбалмошному!.. И если ты все еще надѣешься послѣ всего этого завладѣть Катериной —бери, бери ее!.. Вязать и бить тебя я не стану и самъ добровольно пойду въ Сибирь, чѣмъ сдѣлаюсь помѣхой твоему счастію!.. Мнѣ самому она правится, Петра, но... если она лю
била тебя прежде, любитъ и теперь еще и ты самъ иа
дѣешься быть ея мужемъ —съ Богомъ!... Владѣй Фаддѣй своей Фаддѣвной и не поминай меня лихомъ—одна голова нигдѣ не бѣдна, а при томъ же мнѣ гдѣ не ски

таться—все равно!... Ну, теперь разбирай рельсы и уби

райся: я и мой инструмептъ останемся здѣсь, черезъ часъ пойдетъ почтовый поѣздъ, улики на лицо и меия заберутъ!...
Наступило молчаніе...
Петръ молча, какъ бы въ изнеможеніи опершись на
лопату, стоялъ понуря голову; невдалекѣ отъ него, опустившись на рельсу, поставивши фонарь на землю - сидѣлъ Семенъ Ивановичъ и безсознательно чертилъ обломкомъ ваги по слою балласта...
— Слушай, Семенъ!... началъ Петръ ровнымъ, спокойнымъ голосомъ, не измѣняя своей позы—Спасибо тебѣ, что ты образумилъ меня, глупаго человѣка!... Вѣкъ за тебя Богу буду молить, совсѣмъ-бы пропалъ изъ за ей, если бы не ты!... Больио ужь я ее люблю,
стерву эдакую!... Изъ-за пеё, вѣдь, хотѣлъ человѣка погубить!... Ну... да ужь видно доля моя такая!...
Вотъ что,Семенъ!,., спохватился вдругъ Петръ. —Потѣшь ты меня, человѣка глупаго, неразумнаго, давай помѣ
ряемся на кулакахъ!... Все какъ будто сердцу слободнѣй будетъ!?!
— Что-же, давай!... Отчего человѣка не потѣшить!... согласился сговорчивый Семенъ Ивановичъ, спимая шубу и бережно кладя её, мѣхомъ внизъ, на балластъ полотна.
Начался поединокъ при фоптастическомъ, зеленоватомъ свѣтѣ сигнальнаго фонаря... Подъ монотонный шумъ проливнаго дождя противники старались поразить другъ друга въ мѣста болѣе чувствительныя и, по воз
можности, сокрушить болѣе хрупкія части тѣла вродѣ зубовъ, носа и прочаго...
Петра сдался первый: онъ былъ смятъ могучими и увѣсистыми ударами кулаковъ Семена Ивановича...
— Ввважно!... задыхаясь, пробормоталъ онъ, въ изнеможеніи опускаясь на сырую землю.

— Отлегло-ли отъ сердца-то?!. полюбопытствовалъ его противникъ.

— Ввважно!... повторилъ опять Петръ и Семенъ Ивановичъ, вполнѣ довольный отвѣтомъ, не счелъ нуж
нымъ болѣе тревожить разспросами своего противника;
онъ счелъ за лучшее и болѣе подходящее взять фопарь и, вынувши зеленое стекло, освѣтить какъ можно ярче импровизацію Петра на полотнѣ линіи...
Семепъ Ивановичъ долженъ былъ такъ или иначе остаться довольнымъ работой Петра, такъ какъ этотъ послѣдній- откровенно говоря, былъ исекусный работникъ и порядочно таки попавосірилсл въ артели дорож наго мастера...
На протяженіи четырехъ рельсъ верхній балластъ, покрывающій обыкновенно полотно дороги и состоящій изъ мелкаго булыжника или кусковъ битаго известняка, былъ разбросанъ, костыли изъ шпалъ повытасканы, а песокъ между шпалами раскиданъ; оставалось только развинтить стыки рельсъ и разбросать самыя рельсы,
что безъ сомнѣнія и не задумался-бы сдѣлать Петръ къ прибытію почтоваго поѣзда, если бы не подоспѣлъ такъ кстати для себя Семепъ Ивановичъ.
— Ну, теперь давай загребемъ все скорѣе!... пред